Союз Тигра и Дракона

— Хуан Иньюэ? Но почему я ничего не могу вспомнить?

Ван Шэн пожал плечами.

— Она просила прочитать вам стихи.

Крику полночной цикады внимать я не в силах.

Опавшие листья как могут слух не тревожить?

С тобою мы оба не дома в печальную осень.

И дальше наш путь — лишь через могилы.

Замшелые стены омыты бегущей рекою.

Далекие гуси влетают в холодную тучу…

У той ограды, где мы встречались с тобою.

Сухие листья сбились в шуршащую кучу…

Принц почему-то поморщился, точно и вправду что-то вспомнил, но Шэну показалось, что промелькнувшее воспоминание не порадовало его высочество.

Он едва слышно проговорил.

— Вчерашнее солнце уже никого не согреет.

Листья срывая, взвился осенний ветер.

В расцвете цветы — и уже опадают…

Проходит всё — кто за это в ответе?

Сюаньжень усмехнулся и опустил голову.

Ли Юй спросил.

— Но почему она ищет меня?

Ван Шэн улыбнулся.

— Так ведь смерть — не завершение земного пути, а его искупление. Вы, любовники, встречались вновь и после смерти, в новых перерождениях, эти повторы делали жизнь любящего страданием, а жизнь любимого превращали в бесконечную череду сновидений, вечный поток метаморфоз, когда чувство берется неведомо откуда и уходит в непостижимые глубины, умерщвляет живых и оживляет мертвых, и если живой не может забыть о смерти, а мертвый не возвращается к жизни, нет здесь подлинного чувства! Она по-прежнему любит вас и ищет.

Глава 64

«Да чжуан». ?? Великая мощь

Там, где сильный сломает закрытую дверь,

мудрый — найдет к ней ключи

Сюаньжень обернулся к Ван Шэну.

— Это она убивала всех его женщин?

Ван Шэн уверенно кивнул.

— Да. Её чувство в веках росло, превращаясь в страстную одержимость, а чувство принца становилось всё слабее. В этом перерождении он не мог встретиться с ней, потому что даже едва проступившие воспоминания причиняли ему только боль. Он устал от этой любви, но у духа Хуан Иньюэ не было ничего, кроме этой страсти и, утратив её, она потеряет себя.

— И она будет всегда преследовать меня?

— Пока жива, да. Я могу развеять её навсегда или соединить вас и в этом рождении. Выбирать вам.

Принц побледнел и несколько минут сидел, точно в полусонной летаргии. Лицо его тоже застыло, как у медитирующего монаха. Потом он очнулся и посмотрел на Сюаньженя и Шэна и задумчиво спросил.

— А что бы выбрали вы в моём случае?

Сюаньжень и Шэн переглянулись. Переносицу Сюаньженя пересекла поперечная морщина, а губы Ван Шэна раздвинулись печальной улыбкой.

— Я бы избавился от прошлого. Такая страсть — сорная трава при дороге, мешающая идти вперёд и водящая тебя по колдобинам глупой страсти. Это пустое, — без колебаний отозвался Сюаньжень.

Ван Шэн вздохнул.

— Я согласен с Сюаньженем, но мне будет грустно уничтожать её несчастный дух. При этом мне не показалось, что вы ищете счастья. Может быть, именно поэтому в вашей жизни раз за разом повторяется одно и то же?

Принц долго молчал, потом заговорил.

— Счастье? Да и вы правы, я вообще никогда не искал счастья. Жаль, что её жизнь так связана с моей. Её смерть не даст мне ничего, но и её жизнь тоже ничего мне не даст. А принести себя в жертву её, как вы выразились, глупой страсти, я тоже не готов.

Сюаньжень улыбнулся.

— Вы не искали счастья. А чего искали?

Принц улыбнулся.

— Раньше — красоты, теперь… пустоты, наверное. Я не смогу ничего дать Хуан Иньюэ. Я давно пуст. И бесконечно поглощая её чувство, я всё равно останусь пустым. Женщина нужна мне, чтобы согреть постель, но страсть, подобная страсти Хуан Иньюэ — это пожар, а не грелка. Я просто не создан для такой страсти.

Шэн кивнул.

— Хорошо.

Князь-призрак мановением руки вызвал стройную тень, колеблющуюся на ветру, и мановением другой руки развеял её. По покоям пронёсся тихий предсмертный вздох, и всё стихло.

Принц пытался поблагодарить их и заплатить, но Ван Шэн и Чень Сюаньжень только отмахнулись.

Возвращаясь домой, они прошли мимо даосского монастыря квартала Данин.

— Странно всё это, — не останавливаясь, на ходу отметил Ван Шэн.— Ли Юй — слабый человек, но принял такое сильное решение.

— Слабый? — удивился Сюаньжень и рассмеялся. — Вовсе нет, он принял решение в ту же минуту, когда ты сказал, что сможешь избавить его от духа Хуан Иньюэ. От него просто веяло железной решимостью.

— А мне показалось, он колебался. И зачем же он тогда спрашивал наше мнение?

— Люди Пустоты сильны и страшны, а он давно стал человеком Пустоты. В веках Хуан Иньюэ двигалась по пути распада, заразив дух гибельной страстью, а Ли Юй становился все сильнее и сильнее, и поднимался всё выше. Сегодня он прекрасно осознает, что она мешает ему, а спрашивал наше мнение только затем, чтобы прикрыть им свою жестокость. Однако по натуре он не жесток, просто поумнел в веках. Ведь познание вечности неизбежно означает познание ничтожности человеческой жизни и учит покою, постигаемому в примирении со сном. Он не ропщет и не испытывает недоумения. В его глазах именно осознание эфемерности бытия наполняет жизнь смыслом и величием. А вечность поэтических снов — всего лишь укрепляет для него незыблемость обыденного. Он очень жесток и силён.

— Но тогда получается, что твой ум не менее жесток? Ведь и ты, не колеблясь, выбрал тот же выход из положения, что и он?

— Верно, но не по тем же причинам. Я просто судил, как юрист. Какую любовь может дать тебе женщина, из-за своих пылких чувств лишившая жизни семь других женщин? Она достойна только смерти, и её одержимость любовной страстью в моих глазах только усугубляет её вину. Я всего лишь соблюдаю закон.

Они прошли от резиденции принцев до квартала Юнцзя и остановились у ворот Тунхуа.

Ван Шэн вскинул руку.

— Посмотри-ка: через эти восточные ворота я прошёл почти год назад, когда приехал из Лояна в Чанъань сдавать имперский экзамен. У меня ничего не было: я не имел ни друзей, ни надежд на успех и думал о карьере уличного актера. А ты приехал с юга, прошёл через ворота Миндэ, размышляя о военной службе. Помнишь?

— Конечно.

— Какое всё же счастье, что мы случайно встретились тогда на имперском экзамене.

Сюаньжень усмехнулся.

— Это вовсе не случайность. По-моему, иначе и быть не могло. Мы такие же, как Ли Юй. Союз Тигра и Дракона предрешен Небесами, как древний символ абсолютной силы. Ты помнишь, я нечасто соглашался с Кун-цзы, но кое в чем он всё же прав. Он говорил, что никогда не нужно заводить дружбу с человеком, который не лучше тебя самого. Я увидел в тебе утонченность, благородство и красоту, тебя неосознанно выбрала моя душа, и я рад, что ты согласился работать со мной. Думаю, мы не должны терять друг друга. Даже в веках. Я найду тебя в любых перерождениях

Ван Шэн уверенно кивнул.

— Мы не расстанемся ни в каких жизнях, ведь ты для меня — воплощение ума и силы. Подожди вот, Юншэнь скоро родит. Мы ещё детей переженим. И я тоже стану основателем великой династии сыщиков.

…Забыли мы про старые печали —

Сто чарок жажду утолят едва ли.

Ночь благосклонна

К дружеским беседам,

А при такой луне

И сон неведом,

Пока нам не покажутся,

Усталым,

Земля — постелью,

Небо — одеялом…[1]