Создательница
Шрифт:
— Желаю тебе хорошей жизни Куджо. Не думаю, что наши пути снова пересекутся.
— Вряд ли. Спасибо, — сказал Колин, кивая в мою сторону.
— Позаботься о ней, даже если она утверждает, что ей это не нужно.
Люк кивнул и неторопливо отошёл к Тесс, чтобы дать нам немного личного пространства. Колин снова повернулся ко мне.
— Нет смысла спорить с тобой, верно? Говорить, чтобы ты не ходила с ним туда вниз?
— Верно. Мне жаль, — тихо сказала я. — Я имею ввиду за то, что заварила вам эту кашу и что разрушила вашу жизнь.
— Ты вернула мне Тесс, — твёрдо сказал он. —
Нет, но магия стоила того, чтобы я жила для неё. Так я и планировала сделать.
— Я позвоню тебе, как только всё закончиться, — сказала я и обняла его, наслаждаясь силой его рук, когда он обняли меня в ответ.
— Будь осторожна, — прошептал он мне в волосы. — Ты вернёшься, и мы уничтожим Билли. Поняла?
— Поняла, — сказала я, втягивая запах мыла, льна и Колина.
Он сел в грузовик и выехал со стоянки. Я сжала зубы, пытаясь сохранить самообладание и смотрела им вслед, пока не исчез свет задних фар.
— Ты отлично справилась, — сказал Люк. — Я имею ввиду, что нашла безопасное для них место.
— Но ты тоже проделал отличную работу.
Он пожал плечами, как будто исцеление Тесс было пустяком.
Я знала лучше.
— Нам пора идти, Мышонок.
— После того, как ещё кое-где побываем, — сказала я. — Нужно быстро заглянуть к подруге.
Глава 35
Дженни Ковальски жила в Нобель сквер на северо-западе города. Её улица напоминала мою: смесь из одноквартирных и двухквартирных домов с небольшими участками земли, где в палисадниках на лужайках настойчиво держались наполовину растаявшие снеговики.
Самое больше различие заключалось в том, что на тёплом, вечернем ветерке развивалось несколько флажков Чикаго Кабс. Надежда умирает последней. В моём районе за такое преступление обкидали бы яйцами. Старая синяя Хонда Цивик Дженни была припаркована на улице. Я с трудом сглотнула, когда вспомнила о Ковальском, и как сумасшедшая надеялась, что он каким-то образом узнает, что я собиралась сейчас сделать.
Я энергично позвонила и пока ждала, когда мне откроют, бросила взгляд на тротуар, где меня ждал Люк. Я настояла на том, чтобы пойти одной. Я не хотела напугать Дженни, но удивление на лице Дженни возросло до ужаса, когда она меня узнала.
— Могу я войти? — я не стала ждать ответа, а просто ворвалась в дом и помахала матери и сестре Дженни, которые сидели за кухонным столом. На одной стене висела семейная фотография, четыре дочери вокруг родителей, посередине Ковальски, обнимающий свою жену за талию. Он выглядел добродушно-смеренным, и не имел ни малейшего понятия, как мало времени ему осталось.
— Я знаю, — сказала Дженни, которая последила за моим взглядом. — Она так неуместна.
— Она идеальна, — сказала я.
Она пожала плечами и явно не хотела вспоминать со мной прошлое.
— Ты выглядишь ужасно. И ты не позвонила. Откуда ты вообще знаешь, где я живу?
— Я не хотела, чтобы кто-то узнал, что я приходила к тебе.
— У тебя паранойя.
— После
такого дня, какой у меня был, это скорее инстинкт выживания.Она закатила глаза, а я протянула ей флешку.
— Отдай это Нику и его людям. Да побыстрее, лучше ещё сегодня вечером.
Она уставилась на флешку.
— Полагаю, что это не твоё домашнее задание по английскому. Но Ник сказал, что мы больше не принимаем участие в расследовании, ты ещё помнишь?
— После того, как передашь это, я выйду из игры, — ответила я. — Больше не связывайся со мной. Не приходи ко мне в школу или домой, или ещё куда-нибудь. Это слишком опасно.
Её выражение лица ясно дало понять, что ей наплевать на опасность.
Я слишком хорошо знала, как скорбь может вытеснить то, что раньше казалось важным, как она может сделать беспечным и из самых благородных мотивов эгоистичным. Мне было жаль Дженни, потому что она перестанет скорбеть только тогда, когда получит ответы. Ответы, которые я не могла ей дать.
Я ещё раз посмотрела на семейную фотографию.
— Твой отец очень тебя любил. Больше, чем он ненавидел Билли.
— Работа была его жизнью, — сказала она со слегка дрожащим подбородком.
— Нет. Вот это было его работой, — я указала на флешку, в которую она вцепилась. — Ты была его жизнью. Он бы тобой гордился, потому что ты довела его дело до конца, но он бы не захотел, чтобы ты продолжала жить так вечно, Дженни. Он бы пожелал, чтобы в твоей жизни не всё вращалось только вокруг мести, да ненависти. Это паршивый способ жить.
— Не преувеличивай так! Разве ты сама не делаешь это ради Верити?
Когда-то так всё началось, но стало чем-то большим.
— Ты ещё помнишь, что я тебе сказала, когда ты в первый раз пришла в Слайс?
— Ты сказала, что твой дядя не убивал моего отца.
— И это правда. Файлов на флешки будет достаточно, чтобы засадить Билли в тюрьму на всю оставшуюся жизнь и Марко Форэли тоже. Но на ней нет ничего, что хоть одного из них связало бы с Верити или с твоим отцом.
— Ты удалила эти файлы! Ты всё ещё защищаешь его, — сказала она, но в её голосе появилась неуверенность.
— Поверь мне, Билли последний человек в мире, которого мне хотелось бы защитить. По крайне мере, второй по счёту, — поправила я себя, когда вспомнила Антона. — Файлов нет, потому что их не существует. Он не имел к этому никакого отношения.
Люк свистнул, как будто хотел остановить такси. Пришло время уходить.
— Больше не приходи ко мне, Дженни. Сейчас я, можно сказать, радиоактивна.
— Ты не сможешь остановить меня, — сказала она.
— Нет. Но я также не смогу тебе помочь. Отдай флешку Нику, а потом оставь всё как есть.
Я собралась уходить, а она сказала:
— Мо…
Я остановилась.
— Мой отец… ты ему нравилась. Он был убеждён в том, что ты хорошая девушка, только замешана в дела, с которыми не можешь справиться. Он сказал, что в тебе гораздо больше, чем видит твой дядя.
Я посмотрела на фотографию Ковальского на стене.
— Он был прав.
Я вышла на улицу, к Люку. Мы пошли, чтобы уйти из поля зрения Дженни, прежде чем войдём в Межпространство.
— Что ты ей дала? — спросил Люк.