Созерцатель скал

Путешественники с изумлением остановились, ожидая, как охотник пройдет здесь. То, как он вышел из затруднения, превзошло их ожидания. Созерцатель скал, приблизившись к отвесному утесу, вдруг исчез в чаще, через минуту вновь появился в нескольких метрах над землей; он лез вверх точно по лестнице. Сердце у всех много раз замирало, видя отважного охотника, повисшего над пропастью, державшегося только на тонких ветках кедрового стланца. Ветви этого кустарника, оказывается, замечательно крепки. В Байкальских горах это часто бывает единственная дорога, и обыкновенно охотники так поднимаются на скалы и спускаются в долины.

Аполлошка не отрывал от него глаз. Созерцатель скал со времени своего необыкновенного приезда на судно поразил воображение мальчика. Ему одновременно хотелось походить и на бесстрашного моряка и на молодого профессора, знавшего все и умевшего так интересно рассказывать. Собравшись с духом, он попробовал подняться, как моряк, кверху на скалу. Но тогда как охотник поднимался удивительно легко и ловко, плотный и неуклюжий мальчик пошел ломить и крушить. Кругом него трещали сучья, сыпались камни.

– Дахтэ-кум [9] , – указал на него тунгус со смехом.

– Осторожней! Не сорвись! – кричал старик, удивляясь его смелости. – Истинно, дахтэ-кум!

Созерцатель скал издали заметил подражателя и улыбался.

– Эй, слезай назад! Будет! – позвал, наконец, Попрядухин, так как мальчик ушел довольно далеко и уже едва виднелся вверху среди чащи.

Аполлошка что-то ответил, но за дальностью расстояния нельзя было расслышать.

Вдруг крик испуга вырвался у всех. Выше мальчика, метрах в десяти, кусты зашевелились. Очевидно, там был какой-то зверь.

9

Дахтэ-кум – «кум в дохе». Доха – шуба, надетая шерстью вверх, так буряты зовут медведя. Тунгус почему-то употребил местное бурятское название.

Действительно, через мгновение на скале показалась голова громадной рыси. Это была гигантская серая кровожадная кошка, ростом с волкодава, тигр северных лесов. Увидев приближающуюся добычу, она замерла. Зеленые глаза ее страшно загорелись, хвост слабо изгибался. Она не сводила глаз с поднимающегося, ничего не замечавшего, мальчика. По судорожным подергиваниям ее спины видно было, что она приготовилась к прыжку.

Все подняли страшный крик, надеясь испугать зверя, но, к удивлению, рысь не обратила на них никакого внимания, точно понимая, что на таком расстоянии они ей неопасны. Старик схватил ружье, но стрелять через голову мальчика было рискованно.

В эту минуту, когда все с замиранием сердца окаменели в ожидании смертельного прыжка, вдруг раздался резкий свист. Рысь мгновенно подняла голову и обернулась. Потом громадными прыжками скрылась в чаще.

– Смотрите! Смотрите! – вне себя от удивления воскликнул профессор.

Вверху, на диком камне, выступавшем из зарослей, сидел Созерцатель скал. Рысь, как кошка, ласкалась, выгибалась и терлась около его ног. Он ласково с улыбкой гладил ее. Потом рысь забралась ему на колени и умильно, как все кошки, толкалась ему в подбородок головой и чесалась о грудь.

Тунгус спокойно смотрел на эту редкую сцену.

– Это приятели, – улыбнулся он в ответ на обращенные к нему удивленные взгляды. – Это его помощник по охоте. Еще нет второго друга.

Созерцатель скал, видя устремленные на него удивленные взгляды, посмотрел по сторонам, потом резко и продолжительно свистнул.

Через несколько минут путешественники увидели мчавшуюся издали птицу. С шумом огромный баклан опустился Созерцателю скал на плечо. Охотник ласково погладил его по голове и спине. Усевшись на плече моряка спокойно, точно на утесе, баклан начал чистить перья, не обращая никакого внимания на лежавшую у него на коленях рысь. И только когда та попробовала играть распущенным для чистки крылом и протянула лапу, баклан свирепо тюкнул ее в пятку. Рысь отдернула и затрясла лапу.

– Приятели! – повторил с улыбкой тунгус и пояснил, что оба животных воспитаны с младенческого возраста Созерцателем скал. Они так привыкли к жителям юрты, что обычно всегда находятся возле нее. Только теперь прибытие большого числа новых людей заставило их удалиться в лес. Если же путешественники проживут у них с неделю, то животные также привыкнут к ним. Мальчик, спустившийся вниз, сиял от восторга, глядя на дружбу рыси, баклана и человека.

VII. Чивыркуйский залив

Покуда Созерцатель скал чинил лодку, профессор решил объехать Чивыркуйский залив.

Захватив припасы, кое-какие приборы и ружья, они однажды утром отплыли от полуострова. Лодка не торопясь двигалась по заливу.

Дикие и безлюдные берега священного моря отличались необыкновенной живописностью.

Несколько часов они плыли вдоль каменной стены, отвесно на пятьдесят-сто метров подымавшейся из воды. На этой неприступной круче рос дремучий хвойный лес: кедры, ели, лиственницы – вековые гиганты в несколько обхватов, казавшиеся снизу игрушечно маленькими. Местами стены дали трещины. Обрушившиеся породы гранитов и сиенитов, нагроможденные в первобытном беспорядке, загораживали образованный обвалом естественный проход.

– Точно динамитом взорвало!

– Эх ты, заводская косточка! – улыбнулся Аполлошке профессор. – Вода, мороз да бури посильней динамита. Они устраивают не такие обвалы.

– А вон какие башни! – с любовью сказал мальчик, которому дикие скалы напоминали Урал.

Едва лодка приближалась к ним, как со стены с оглушительным шумом враз снимались тысячи чаек и бакланов. С пронзительными криками они вились у скал над лодкой, точно хотели помешать незваным гостям.

– А, шут. Тут целая колония!

Действительно, в гротообразиых выступах скал, в расщелинах они часто видели не замеченные с первого взгляда сотни птичьих квартир. Скалы были сплошь улеплены плоскими бакланьими гнездами, из которых торчали головы птенцов.

– Кшш! Кшш! Отворачивай скорей назад! – кричал испуганно Попрядухин, зажимая уши. – Заклюют, стервы! С ними оглохнешь! Кшш! Кшш!

Птицы с оглушительным шумом носились над баркасом. Ребята со смехом отъезжали к середине. Но потревоженные хозяева преследовали их злобными криками. Наконец, это надоедало, и профессор стрелял. Испуганные птицы тучей уносились к берегу.

– Вот что значит коллектив, – заключил Тошка.

Сколько они ни проехали в первый день, везде берега представляли дикую скалистую пустыню. Утесы заросли непроходимыми лесами, куда едва ли заглядывала нога человека со времени мироздания. В падях и низинах часто почва была болотиста.

Возле устьев неведомых речек попадались иногда то остов давно покинутой тунгусской юрты, то заколоченное зимовье, где в иные годы жили артели рыбопромышленников. Но эти маленькие закоптелые срубы с плоской крышей, поросшей травой, с заколоченными окнами, еще более подчеркивали необитаемость скалистой пустыни. По берегам рек и ручьев росли: осина, бальзамический тополь, ива, болотные пихты.