Сожженный заживо
Шрифт:
Следующий день прошёл в полнейшей занятости. Времени на грусть и мысли о Кристиане не оставалось совсем. Я встретила маму в аэропорту, мы заехали в кафе, в кучу магазинов и начали готовиться к празднику. Мама рассказывала об их жизни в Ливерпуле, и я старалась улыбаться, как будто ничего не случилось. Мама была счастлива, и этого было достаточно. Пусть хоть кто-то из семьи Вишес будет счастлив. Дом был украшен, еда была готова, всё было шикарно. Под вечер мы с мамой решили расслабиться и выпить по рюмочке коньяка, посидеть так сказать чисто женской компанией.
— Анна, как у тебя дела с Кристианом?
Я ожидала этого вопроса, поэтому, улыбнувшись как только могла искренне, я произнесла заранее подготовленную речь: «Ой, у нас всё просто прекрасно, тьфу тьфу тьфу. Мам, я так счастлива! Он такой…такой необычный. Я чувствую некое единство души и тела, когда нахожусь рядом с ним. Он наполняет мою жизнь смыслом. Мне кажется, что я люблю его», — сказала я и запнулась. Это была самая что ни на есть правда. Не надо было ничего выдумывать. Я просто сказала правду. Слёзы выступили на моих глазах.
— Почему ты плачешь, милая? — нежно спросила мама и притянула меня к себе, убаюкивая.
— От счастья, мама, — сказала я и улыбнулась.
— Понимаю тебя, Энни. Я теперь тоже плачу только от счастья. Кажется, мы нашли своих вторых половинок. Ты так не считаешь?
— Да, мам, именно так.
Именно так. Эта половинка уже почти полностью меня уничтожила, но я всё равно ощущала острую потребность в ней. Я любила её, эту чёртову вторую половинку. Но пока она не сделает шаг навстречу, я тоже никуда не двинусь. Может, эта позиция и была неправильной, но я не хотела быть кем-то на одну ночь. Я хотела быть кем-то на всю жизнь, пусть она и будет недолгой.
Домой я вернулась поздно. Мы с мамой устроили пьянку, конечно. Вместо рюмочки коньяка выпили целую бутылку. Мама пила за счастье, я прогоняла боль. Кристиана видеть совсем не хотелось, но когда мои желания кого-то интересовали? На пороге стоял Кристиан собственной персоной, и по его лицу я поняла, что сейчас он начнёт предъявлять мне претензии.
— Заткнись, — сказала я, опережая его и не давая даже рот открыть. — Не хочу тебя слушать. Просто иди нахрен, ок? Ты мне никто, чтобы выговаривать за что-то.
Твою мать! Рядом со мной упала мёртвая птица. Меня чуть наизнанку не вывернуло от вида мёртвой птицы под моими ногами. Она ещё и дымилась.
— Псих. Конченный псих, — промямлила я замёрзшими губами и вошла в дом.
— Стоять! — проревел Кристиан. — Почему ты пьяная?
— Не смей мне указывать! Я не твой солдат. Ясно тебе? Возвращайся на свою войну, а то проиграешь её, — сказала я, подставив руки к камину, чтобы побыстрей отогреться.
Внезапно огонь взметнулся вверх и обжёг мне ладони. Я закричала, дуя на них. Ожогов не было, но ладони болели. Я смотрела на покрасневшие руки, пытаясь осознать, что он только что сделал.
— Ты…что с тобой стало, Кристи? Почему ты только и делаешь, что причиняешь мне боль? — шептала я, глядя на свои ладони. Он воспользовался силой против меня. Я не верила в это. — На, бей меня! Поджарь меня прямо сейчас! Хочешь, нож принесу? Можешь вскрыть мне вены. Можешь делать всё, что хочешь со мной. Я уже ко всему готова.
Я опять плакала. Стояла перед ним с вытянутыми вперёд руками и плакала. Пусть бы он убил меня, да и всё! Сколько можно издеваться надо мной? Я же тоже не железная!
Он не сказал и не сделал ничего, а просто молча растворился в воздухе. Грёбаный трус! Вечно накосячит и сбегает. Куда мне от него убежать? В свою комнату, если только. Туда я и пошла. Ночь прошла
просто чудесно. Мало того, что я была пьяна, так ещё и полночи проплакала, уткнувшись в подушку. Утром меня было не узнать. Какая-то бомжиха-алкашка с улицы, честное слово. Алкоголизм в чистом виде. Нет, боль в чистом виде. А ведь сегодня было Рождество! Поэтому я взяла себя в руки и устроила в ванной целое шоу по преображению. В итоге, вышла я из неё свежей как огурчик, будто вчера не пила и плакала, а занималась йогой и видела цветные сны. Кристиана я весь день не видела, да и не хотела. Мне ещё целый вечер с ним целоваться и обниматься, строить влюблённую парочку. Чем позже его увижу, тем лучше.Этот момент всё же настал. В семь мы должны были быть у нас, в восемь приезжал Джек. В шесть тридцать я была готова, ожидая Кристиана. По такому случаю я выбрала яркое бирюзовое платье до колена, усыпанное блёстками. Такое радостное и праздничное! И пусть на душе было совсем не радостно, внешне я должна была сиять в этот день. На голове простой хвост с начесом, лёгкий макияж и чёрные туфли на застёжке. Я себе очень нравилась. И, честно говоря, очень надеялась, что и Кристиану я нравилась тоже, хоть и ходила с каменным лицом, выражая полнейшее безразличие к его персоне. Сам он одел чёрный смокинг и был чертовски хорош в нём. Ну, классический вампир. Я любовалась им минут пять точно. И почему нельзя быть нормальным вампиром? Без закидонов? Риторический вопрос. Не обращайте внимания.
— Ты готова? Пошли тогда, — сказал Кристиан и подал мне пальто.
— Спасибо, милый, — ответила я, изображая влюблённость, на что он только фыркнул.
Я понимала, что этот вечер отнимет у меня последние силы, но избежать его было никак нельзя, поэтому придётся вытерпеть.
Телефонный звонок, раздавшийся, когда я уже переступала порог, изменил этот вечер и всю мою жизнь до неузнаваемости.
— Алло, — ответила я, застёгивая последнюю пуговицу пальто. — Говорите, я вас не слышу. Я тороплюсь, эй, кто там на линии!
— Ты уже никуда не торопишься, девочка. Твоя мать мертва. Передай Ирвису лишь одно слово, и он всё поймёт-Мортем, — произнёс человек злобным голосом и отключился.
— Анна, ну где ты там? — недовольно сказал Кристиан, входя в дом.
Я посмотрела на телефон, который упал у меня из рук, и потеряла сознание в очередной раз.
Часть вторая
Глава 17
— Это ты во всём виноват. Ты…,-шептала я, смотря на тело мамы, распростёртое на полу.
Она была такой болезненно бледной, но всё равно красивой. Её лицо ничего не выражало, а глаза были навсегда закрыты. Она лежала на кухне в праздничном платье, с макияжем и причёской. Казалось, надо ещё чуть-чуть подождать и она встанет, улыбнётся и пойдёт накрывать на стол. Я стояла над телом мамы и молилась Богу, чтобы этот придурок Мортем пошутил, чтобы мама была жива. Я молилась всем богам, каких только знала, даже дьяволу. Мне было всё равно кто оживит её, лишь бы она снова заулыбалась, только бы услышать, как она говорит о счастье, увидеть, как светятся её глаза. Я гладила её по голове и повторяла как молитву: «Очнись, мамочка, очнись. Сегодня Рождество. Как ты можешь оставить меня совсем одну? Как, мама?» Слёзы падали на её холодное лицо, стекая на пол, и навсегда умирали. С каждой слезой уходила частичка жизни и из меня тоже.