Созвездие Силвана. Триады

Задумчиво потеребила браслет на руке. Старый, местами поцарапанный, кожаный — все, что осталось от той, прошлой жизни. Мысли в голове вертелись юлой, хватая одна другую за хвост, образовывали цепочку и… обрывались почти все, потому что половина из них никуда не вела. Одни предположения и никаких фактов.

***

— Ну что, — невесело усмехнувшись, взглянула на обоих мужчин, — уважаемые заседатели дворянского собрания, позвольте открыть наше совещание следующим: мы в глубокой заднице…

Оба два переглянулись. Настроение за столом было отнюдь не радостное. Мих-алу совсем не понравилось наличие второго мужчины за столиком. А понимание, что он один не знал о присутствии третьего собеседника на нашем с ним «свидании», и вовсе не дарило хорошего настроения.

Фамир, сначала полуулыбкой обозначавший свое отношение к неосведомленности соперника, скоро утомился от демонстрировать собственное злорадство и теперь уже тоже сидел мрачнее тучи. Видимо, потому, что я хоть и не полезла к Гато с приветственным обниманием, но и его никак не выделила.

Нам определили чудное местечко — угловой столик в конце зала почти у самой эстрады с живым (не с голограммой) исполнителем, что являлась дополнительной, естественной звуковой изоляцией. Наполовину скрытый живыми растениями, да еще при легком полумраке с точечным освещением всего помещения, что скрадывал черты лиц, сидящих за ним, не давая толком разглядеть на них эмоции. Даже если бы бывший сослуживец потрудился к этому времени найти читающего по губам, тот все равно ничего бы не рассмотрел. По поводу всего остального — ведения аудио или видеозаписи, — хозяин всего комплекса меня успокоил. Не зря я надеялась на шпионские штучки его родины.

— … ты, Мих-ал, потому что Уорк решил сделать из твоей персоны козла отпущения. Вряд ли у него это получится, но… значит, будет рыть и другие варианты (пока не закопается во всякой мелочи по самые уши) в этом деле не учитывать. Что он там на тебя нароет — тебе лучше знать, но не думаю, что всего лишь изображения тебя в пикантных ситуации с очередной любовницей, — говорить о том, что если бывший напарник действительно найдет что-то более серьёзное, то моему бывшему даже до суда не дожить, было излишне.

Даже при всей его влиятельности с семейством Рха тягаться будет очень тяжело. Если и вовсе не невозможно, а иногда даже смертельно.

После этого повернулась ко второму собеседнику:

— Тебе ничего нового не скажу — и так все ясно. Если убийцу не найдут, тебе, Фамир, первому не поздоровится. Семья всегда с Наблюдателя спрашивает, что он сделал для того, чтобы виновного найти. А ты пока что только и сделал, что… в общем, не важно. Сам знаешь, — вдруг покраснев, отмахнулась от него, — Обо мне же и говорить нечего. Если я это дело не раскрою — слечу совсем. В лучшем случае — до уровня патрульных. В худшем — пойду в операторы уборочных машин, наводить лоск и красоту на здешние улицы…

Посмотрела на них обоих еще более внимательно и закончила:

— Потому — думаем, как из этого дерьма выбираться будем.

— Решила на себя взять роль командира в нашем неблагодарном деле? — вот до чего ж непробиваемый тэнкварт попался, под каток прыгнет, только бы — не дай силы! — вдруг кто подумал, что он под бабу «лёг».

— Куда уж мне, — отмахнулась устало: «как же мне все это надоело, кто бы знал!», — скорее, координатором и регулятором.

— Как ни прискорбно это признавать, милая, но твой… мм… друг прав, — вставил и свои пять копеек Мих-ал, — тем более что возможности у тебя сейчас сильно ограничены.

Посмотрела внимательно на Гато. Это что сейчас было? Интересно, это у него всегда в голове крутилось — об отсутствии необходимости в работе для женщин, или недавно только проклюнулось? Или есть что-то еще?

— Что тебе сказал мой бывший напарник?

— Да в принципе, то же, что и ты — тебя отстранили.

— От чего именно?

— В смысле? — удивился тот, — Я, конечно, не уточнял, но он дал понять, что тебе сейчас в отделении делать нечего. Прости, — покаялся, — не думал, что именно по моей вине ты так пострадаешь.

Еще бы. Нам больше подходит роль рыцаря в сияющих доспехах, этакого сурового, но справедливого спасителя своей прЫнцессы.

— Мих-ал, — получилось как-то особенно проникновенно, словно с больным, — меня отстранили от этого дела— не более.

О том, что он меня разочаровал, говорить не стала. Ну его! Потом разберусь. Нет, я помнила о его тайной мечте вернуть меня домой, освободить от всех служебных обязанностей и позволять участвовать только в не особо частых и совсем не обременительных благотворительных мероприятиях. Создавать, так сказать, имидж благородной леди, достойной его. О чем мне постоянно Тэй напоминала.

Но — не тянуло меня к этому, честно. Нет, помочь кому-то я всегда рада, но не напоказ.

Еще с минуту посмотрела на ставшее опять непроницаемым лицо бывшего и добавила:

— Ладно, проехали, — махнула, рукой для достоверности собственных намерений забыть об инциденте, — расскажи лучше, о чем с Уорком болтали?

— Да там, собственно… — рассказ действительно ничего нового не поведал и не прояснил.

У бывшего сослуживца действительно не было ни одной прямой улики на Гато только догадки или косвенные, которые ничего не доказывали. Врасплох нашего кандидата в мэры застать не получилось. Еще и личный адвокат совершенно «неожиданно» оказался рядом. Думаю, что даже если бы я не подсуетилась и не предупредила, все равно напарнику там делать было нечего. Не того полета птица мой бывший, чтоб его вот так запросто «на слабо» можно было взять.

Так что будущий отец города выразил ему свое недоумение, переросшее в легкое недовольство, и культурно попросил выйти, чем, естественно, Уорка, думавшего раскрыть все за сутки по горячим следам, очень сильно обозлил.

— Ну, хорошо, — засунув в шевелюру пятерню, попыталась сообразить, куда двигаться дальше, — с этим разобрались. Ты другое скажи: ничего нового по делу не вспомнилось? Уж больно резво они за тебя взялись.

— Мне кажется, — неожиданно вместо данийца ответил до того молчавший Фамир, — здесь что-то другое имеет место.

— В смысле? — озадаченно переспросила. Честно говоря, уже думала, что он так и останется в роли статиста до самого конца нашего совещания.

— Семья, — тут он кинул в меня внимательный взгляд на минуту, — в этот раз ему ничего серьёзного, — последнее слово было выделено легким изменением тона, — не поручала. Мелочь, проделанную им в последний раз, даже считать не стоит. Визит носил скорее открытый, полностью связанный с благотворительностью характер.

— Ты хочешь сказать что-то более конкретно? — уточнила у него.