Спартанский лев

Ксерксу тоже не понравилась кровожадность его вельмож. Он сказал, обращаясь к послам, что по своему великодушию он не поступит подобно лакедемонянам, которые, презрев обычай, священный для всех людей, предали смерти глашатаев. Он не желает подражать в том, что достойно порицания, и не умертвит послов, но снимет с лакедемонян вину за давнее злодеяние.

После что послам было позволено удалиться.

Ксеркс не только не причинил им никакого вреда, но и одарил их. Каждому из послов было подарено царём по серебряному вавилонскому таланту в чеканной монете, по акинаку в позолоченных ножнах, по два сосуда из чистого серебра. Ещё были подарены золотые украшения общей стоимостью в тысячу дариков, а также роскошная мидийская одежда.

Сознавая правоту Демарата и ценя его неизменную искренность, Ксеркс сделал щедрые подарки и ему. К тому же он позволил Демарату встретиться со спартанцами там, где он пожелает. Демарат пригласил послов к себе домой. Дом его находился на окраине Суз, неподалёку от высокого рукотворного холма, на котором возвышался царский дворец, господствующий над тесными городскими кварталами.

На обратном пути спартанцы опять задержались в Дамаске, но на этот раз всего на три дня.

Гидарн уже знал от своих людей, ездивших в Сузы вместе с послами, какова была истинная цель спартанского посольства. Знал Гидарн о неудачной попытке Ксеркса через Демарата склонить послов к тому, чтобы они по возвращении в Лакедемон убедили своих сограждан дать персидскому царю землю и воду.

Симпатизируя Сперхию, Гидарн обратился к нему с такими словами:

— Почему вы, спартанцы, избегаете дружбы персидского царя? На моём примере, Сперхий, ты можешь видеть, какое я занимаю положение — царь царей умеет воздавать честь тем, кто ему верно служит. Так и вы подчинитесь Ксерксу, который, без сомнения, считает всех спартанцев доблестными мужами, царь царей поставит каждого из спартанцев властителем города или области в Элладе.

Сперхий ответил:

— Твой совет, Гидарн, по-моему, не со всех сторон хорошо обдуман. Ведь ты даёшь его нам, имея опыт лишь в одном; в другом у тебя его нет. Тебе прекрасно известно, что значит быть рабом, склоняя спину перед Ксерксом, а о том, что такое свобода — сладка она или горька, — ты ничего не знаешь. Если бы тебе пришлось отведать свободы, то, пожалуй, ты дал бы нам совет сражаться за неё не только копьём, но и секирой.

Гидарн неплохо знал греческий язык, поэтому общался с послами без толмача. Ему, выросшему на мировоззрении азиатских племён, для которых царь является высшей властью и высшей справедливостью, ибо связан посредством культа зороастрийцев с божествами, охранявшими мир от злых духов, было непонятно стремление к свободе. Гидарн никак не мог взять в толк, почему эллины так цепляются за свою свободу, которая не только не сплачивает маленькие эллинские государства перед неотвратимой персидской угрозой с востока, но заставляет их постоянно враждовать друг с другом. Говоря о полной свободе, эллины тем не менее упоминают, что они слуги Закона. Это было и вовсе непонятно Гидарну, который считал, что законы пишут не боги, а люди, значит, любые законы, даже хорошие, не лишены погрешностей.

Вот почему персидские цари отказались от писаных законов, какие были некогда у вавилонских и эламских царей. Они полагали, что царский гнев вернее предостережёт судей от несправедливого приговора, нежели мёртвая буква Закона. К тому же законы можно изменять в угоду тому или иному обстоятельству либо целой группе людей, а божественная Справедливость, которой стараются следовать персидские цари, неизменна. Справедливость либо есть, либо её нет.

Так и расстались Сперхий и Гидарн, не понятые друг другом. Расстались, чтобы спустя три года встретиться вновь уже при совершенно иных обстоятельствах.

* * *

Головы Бел-Шиманни и Ламасум доставили в Сузы в особом каменном ящике со льдом. Артобазан постарался, желая сделать приятное своему царственному брату.

Ксеркс долго разглядывал мертвенно-бледные лица Ламасум и Бел-Шиманни. Две отрубленные головы лежали на подносах, которые держали два евнуха.

При этом присутствовали Артобазан и Ариомард, ожидавшие царских милостей за усмирение Вавилона. Тут же находились Атосса, мать царя, Артабан, его дядя, и Артавазд, начальник телохранителей.

— Как они умерли? — после продолжительной паузы спросил Ксеркс, не поворачиваясь к братьям.

Вперёд выступил Артобазан.

— Владыка, когда Вавилон был взят нашими непобедимыми войсками, то Бел-Шиманни бросился на меч, не желая сдаваться в плен. Ламасум выпила яд, поняв, что спастись ей не удастся. Вместе с Ламасум покончили с собой её сестра, мать и отец. А оба брата пали в сражении.

Опять водворялось долгое томительное молчание, которое нарушил Ксеркс, глухо промолвив:

— Достойная смерть.

Было непонятно, кого имеет в виду царь, Ламасум или Бел-Шиманни?

Артобазан и Ариомард незаметно переглянулись. Они видели, что Ксеркс скорее опечален, чем обрадован таким подарком. И уже не знали, чего им ожидать. Особенно беспокоился в глубине души Артобазан, усмирявший восставших с крайней жестокостью. Ариомард, знавший, что Вавилон всегда был дорог Ксерксу, наоборот, старался не зверствовать. И не прогадал.

Ксеркс одарил Артобазана богатыми подарками и повелел ему немедленно удалиться в Персеполь, где тот и жил до того, как на него пало подозрение в покушении на жизнь царя. Когда Артобазан и его приближенные удалились из зала, Ксеркс наградил Ариомарда ещё более щедро и назначил сатрапом Вавилонии вместо погибшего Сисамна.

Это не понравилось Артавазду, который втайне надеялся, что Ксеркс поставит сатрапом Вавилона его родного брата, состоявшего в свите царя. Заметив торжествующую ухмылку Артабана, Артобазан мигом догадался, что тут не обошлось без его козней. Со смертью Ламасум Артобазан мог больше не опасаться интриг Артавазда и Реомифра. Более того, он, по всей видимости, собирался отплатить той же монетой.

Ксеркс распорядился похоронить тела погибших вавилонян, и в первую очередь тела Ламасум и Бел-Шиманни, со всеми полагающимися обрядами. Распоряжение предназначалось для Ариомарда, которому предстояло заняться восстановлением бывшей мятежной сатрапии.

Мудрая Атосса похвалила сына за великодушие и доброту, когда вдобавок к сказанному Ксеркс повелел освободить всех пленных с прощением их вины за недавний мятеж.

Ксеркс действительно дорожил Вавилоном. Выказывая милость, царь надеялся, что его снисхождение в будущем удержит вавилонян от новых восстаний.

«Царство укрепляют не войска и крепости, а милость к побеждённым», — любил говорить Дарий. Ксеркс по привычке следовал советам отца.

Часть вторая

ЗОЛОТО КСЕРКСА

В Лакедемоне по закону родственники умершего могли носить траур лишь в течение десяти дней. Кто не снимал траурных одежд дольше этого срока, должен был платить штраф государству в размере одной драхмы [125] за каждый день траура сверх установленных законом скорбных дней.

Дафна облеклась в траур на другой же день после отплытия Сперхия и Булиса в Азию.

Ни эфоры, ни старейшины не посмели упрекнуть Дафну в том, что она поторопилась надеть на себя чёрные одежды. Судно, на котором находились Сперхий и Булис, даже при попутном ветре достигнет Азии не раньше, чем дней через пять. И, даже добравшись до азиатского берега, Булису и Сперхию понадобится ещё много дней, чтобы добраться до самого персидского царя. И значит, их вероятная смерть от рук персов может наступить примерно через месяц, не раньше. Однако никто из старейшин и эфоров не стал объяснять всё это Дафне, видя, в какой глубокой печали она пребывает, лишившись любимого мужа.

125

Драхма — греческая серебряная монета весом ок. 6 г.