Спасатель

Аккуратно отрезав ножом рыжую, почти без следов проседи, завитушку от своей бороды, Борис отбросил ее вниз, внимательно следя, куда понесет ветром. Плохо, очень плохо. Поблескивающее в лучах солнца, золотое колечко относило в сторону захода. Это значит, сильной оттепели пока ждать не стоит. Скорее всего, через неделю во льду наверняка появятся трещины, но пока реки служат надежной дорогой для ворога.

Книжных знаний о гляциологии у боярина не было, но он всю жизнь провел среди рек в постоянных разъездах, отправлял торговые поезда и расставлял сторожу. Поэтому о прикладной гидрологии и речном ледоведении Борис сам мог бы написать целую книгу. Однако, сейчас боярин своему знанию не радовался. Еще несколько дней назад казалось, что ситуация под контролем. Правда, татарва еще в феврале Новый Торг осадила, поди, уже и взяли давно. Но с Новгородом так просто у них не получится — слишком силен город, да и половодье уже не за горами. А там степняки немного промедлят и застрянут в неприветливых болотистых северных лесах, где провизии даже местным жителям зачастую не хватает.

Но потом появились злые вести. Позавчера вечером пришел гонец от Ростислава. Пешком потому, что загнал коня в версте от Козельска. Новости, присланные Городецким князем, буквально ошеломили. В то, что каан татарский назначил место сбора в низовьях Жиздры, Борис поверил сразу — это самый короткий путь от Торжка через Смоленское княжество по Оке и Десне и дальше в Поле. Возвращаться по уже разоренной земле врагам не с руки. Там не найти пропитание для себя и коней, а больших обозов моавитяне не возят. Конечно, можно пройти вдоль Днепра к Чернигову и Киеву, но после нескольких месяцев непрерывных боев татары навряд ли отважатся на столкновение со свежими многочисленными полками.

Не дожидаясь утра, воевода приказал большей части дружины собираться в поход. И потому, едва дозорный заприметил сигнальный дым со стороны Городца, две с половиной сотни всадников и сотня лыжников без промедления вышли на помощь соседям. Заодно послал наказ во все селения княжества. Приказ был жестким — всем селянам, у которых поселки не огорожены тыном, затворяться в городах и ничего не оставлять врагу. Совсем ничего — ни козы, ни клочка сена, ни мешка прелого зерна. Понятно, что многочисленные стога сена и соломы невозможно разместить в градах. Но и татарам давать фураж негоже, и все, что нельзя увезти с собой или надежно спрятать, надлежало сжечь. Даже из козельских пригородов начали перевозить на розвальнях запасы пшеницы и скирды сена, сдавая под расписку княжьему ключнику, не знавшему, куда складывать это богачество.

К вечеру на закате появились новые вестники. Одним из них, как ни странно, был рязанский боярин в дорогой броне и золоченом шлеме, которого он заприметил прошлой осенью. Имя, правда, запамятовал, а вот доспех его запомнил. Такой и воеводе и даже князю к лицу. Известия вестоноши принесли нерадостные. Татарам удалось застать городецев врасплох, и дружина разбита. Только княжичу удалось ускользнуть с малой охраной. Жаль его, пропадет ведь. Почто сюда в Козельск не пошли? Правда, Фрол, так звали рязанца, возразил. По его словам, боярин Гавриил, которому князь Ростислав сына доверил, ратник, каких мало. Второй гонец, Семка, который в присутствии воеводы и козельского князя больше робел и молчал, тоже оценил Гавшу как умелого воина.

На это Борис, почитавший себя умелым администратором и полководцем, скептически улыбнулся.

— Мечом махать, много ума не надо. Княжьему советнику другое уметь надобно.

— Он не только мечом, — Фрол неожиданно запнулся и совершенно не к месту заухмылялся. — Еще бают, он про пути татар заранее ведал. Да и игумен Афанасий как его заприметил, так все дела бросил и целый день с ним беседовал. И Ростислав его слушал внимательно. Так вот, Гавриил советует, чтобы не только села, но и все города в княжестве покинули и ушли. Или в лес, или же в сильную крепость.

Видя, что воевода все равно сомневается, Капеца продолжил настойчивые уговоры.

— Борислав Олферыч, я тоже так полагаю. Сам знаешь, и Рязань, и Владимир поганые захватили, что им какой-нибудь Мещеск, Алнер, или даже Серенск и Брын?

Задумчиво почесав подбородок, умасленный по византийской моде, Борис крепко задумался. Была в тех словах правда, но просто ли заставить жителей укрепленных городов просто так вот взять и бросить свои дома и имущество? Да и судьба посланной дружины начала тревожить. То, что дыма от пожарища над Городцом пока нет, еще ни о чем не говорит. Не для того берут города, чтобы сразу сжечь. Сначала их грабят, потом отдыхают в теплых избах. Так что, может осаду сняли, а может, и наоборот — козельских воинов заманили в ловушку. Не радует и весть о гибели Владимирского князя, которая очень скоро аукнется здесь.

Взяв клятву молчать о судьбе Юрия Всеволодовича, Борис отпустил вестников отдыхать и начал размышлять. Смена наибольших князей — дело беспокойное, а в военную пору очень опасное. Они уходят на новое место, забрав дружину, и защищать землю будет некому. Пока неизвестно, удержит ли Михаил за собой прежнее княжество, или его область достанется другому владетелю. И вряд ли черниговский князь вернет ту сотню, которую козельский наместник отправил ему зимой. Скорее наоборот, чтобы утвердиться в Киеве, он сам потребует подкрепления. Ох, почему на Руси нет постоянной династии великих князей?

Сейчас, стоя на башне, Борис снова вернулся мыслями к битве на Сити, случившейся аккурат в новичок (1 марта, т. е. в первый день нового года. Лишь много позже новый год перенесли на сентябрь). Ничего не скажешь, неудачно пролетие началось. Как сказали посланники, Гавриле об этом побоище поведали пленники. И те, которых намедни в Городце поймали, и другие, с которыми Гавша прежде баял. В Киеве о гибели Юрия пока вряд ли знают. Вестоношей от залеских княжеств еще не было, и если прикинуть, то не меньше месяца уйдет на то, чтобы весть о разгроме донесли до Ярослава и Михаила. Это значит, что только в начале апреля они засуетятся, торопясь занять новый престол. А когда татары осадят Козельск? Боярин этот монастырский, а может, епископский, кто его знает, кто он таков и откуда, так вот, он утверждает, что Бату придет самое большее через три недели после взятия Торжка. Значит, нашествия нужно ждать не позже 25 марта. Если к тому времени черниговская рать успеет подойти, то они сядут в осаду, и обратно Михаил свое войско уже не заберет.

— Борислав Алферич. — Воевода задумавшись, не сразу ответил, и подошедшему гридню пришлось повторить снова. — Борис Алферич, тебя князь зовет.

* * *

Бросив последний взгляд на восток, воевода прервал созерцание и поспешил вниз по высоким ступеням. Во дворе кремника уже упражнялись кмети, метая копья в дубовые чурбаки, или лупя друг друга тяжелыми дубинками. Юный князь, облаченный в легкую детскую кольчугу и железные нарукавья, отчаянно рубился сразу с двумя наседавшими дружинниками, не дававшими спуску своему властителю. Вместо деревянного меча — точной копии настоящего, с которым он обычно тренировался, Василий сегодня размахивал настоящим железным оружием, правда, затупленным. Дюжие молодцы, коих ему назначили в супротивники, уже оттеснили княжича к стене и торжествовали победу. Но неожиданно, поднырнув под щит противника, благо маленький рост позволял проделать этот фортель, мальчик рубанул кметей по ногам и отскочил в сторону. Поножи обычно делались из тонких пластин и сильный удар не держали, так что гридни честно признали поражение.

Бросив горделивый взгляд на воеводу, заметил ли он удаль своего воспитанника, Василий степенно прошествовал в терем. Там уже ждали княжьи советники, рассевшись по лавкам вдоль стен. Отдышавшись, молодой князь невозмутимо, словно ему это не впервой, открыл заседание, посвященное обсуждению текущей ситуации и приему эвакуированных жителей, бежавших от нашествия. Напуганные нежданным вторжением, в Козельск устремились не только свои селяне, но и жители Городецкой волости, а вскоре их прибудет еще больше. Так что следовало подумать, как их всех разместить. Выслушав отчет о предполагаемом количестве беженцев, княжич обратился к наместнику:

— Борислав, морозов нынче нет. Можно пришлых мужиков в сараях и хлевах поместить, не замерзнут. А женок и детей по избам расселить. Полагаю, всех сможем принять.

Машинально кивнув, ведь все это он сам давно уже просчитал, боярин все же порадовался, что хорошо выучил подопечного и бросил наказ стремянному:

— Гонцам ждать наготове, лошадей не распрягать, и еще троих, нет, четверых снарядить в путь. Все о двуконь.

— Так что в грамотах писать будем? — Василек перестал напускать на себя серьезный вид и недовольно скривился, как уставший от занятий школяр. Было от чего серчать. Медлило так и не решил, звать ли жителей Серенска и прочих городков в Козельск. А князю Черниговскому уже целых три письма сочинили, но ни одно из них так и не отправили.