Спасение царя Федора
Шрифт:
Только цена вопроса омоложения и восстановления мужского достоинства тут была не в деньгах или разовых поручениях. Цена эта заключалась в долговременных добрососедских и даже желательно дружеских отношениях между Византийской Империей и Великим княжеством Артанией. А если, к примеру, будет война, то тогда все это в принципе ему ни к чему. Мертвым все равно, все ли у них имеются в наличии компоненты мужского достоинства. Понимаете ли, на войне убивают, и полководцы тоже частенько не переживают своего войска. А иногда бывает так, что войско цело, а полководец погиб – и тогда солдаты, больше не связанные ни с кем узами верности, тут же сдаются в плен, чтобы сохранить себе жизнь.
Что касается Юстиниана и его страхов и хотелок в политике, то и он тоже не вечен, и было бы лучше если бы он был не вечен раньше, чем позже. Юстин
Впрочем, сам Сергий из рода Сергиев с Нарзесом пока разговаривать отказывался, ссылаясь на то, что тому сперва требуется пройти акклиматизацию, как следует оглядеться по сторонам и завершить курс восстановительной терапии. Мол, время еще есть. По предварительному графику, который составлялся в Константинополе, посольству еще месяц шкандыбать до Китеж-града по степному бездорожью. Когда там, к острову Хортица должны будут за ними прибыть дромоны, к середине апреля? А сегодня в том мире только седьмое февраля, так что лучше всего не торопиться и не суетиться. В его положении лучше всего семь раз отмерить и только один отрезать, ибо отрезанного назад уже не пришьешь. Впрочем, до серьезного разговора ждать осталось недолго. Вот только развяжется архонт Сергий с очередной заморочкой – и тогда сможет принять ромейского посла официально и со всем надлежащим тщанием. А пока он может написать Юстиниану письмо, в котором честно, без приукрашивания и без утайки изложит все, что касается военной мощи, политических и духовных связей архонта-колдуна Сергия из рода Сергиев. Доставку письма адресату мы гарантируем.
Двести шестьдесят второй день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.
С того момента, как мы выдернули царевича Федора прямо из-под носа у подельников Самозванца, минуло уже десять дней. За это время «царевич Дмитрий Иванович», окопавшийся в сельце Красном, которое он превратил в свою временную штаб-квартиру, слал во все стороны гонцов (при этом не менее трех посланцев ускакали в сторону Польши), рассылал подметные письма и буквально извертелся в ожидании внезапного ответного удара со стороны исчезнувшего свергнутого царя, который все никак не наступал. Рано еще было наносить такие удары, перед тем ситуация в Москве и всем царстве в целом должна была созреть и перезреть.
Вместо того его ставку посетили старшие представители всех имеющихся в Москве боярских родов. Побывал там и Васька Шуйский, клялся в своей безграничной преданности, был и глава рода Романовых будущий митрополит, а ныне просто монах Филарет – в миру Федор Никитич Романов, двоюродный брат последнего царя из династии Рюриковичей Федора Иоанновича и счастливый папенька основателя династии Романовых шестилетнего соплюка Михаила. Красавец, щеголь, гуляка – и вдруг в монахи! Не по фэншую это! Вот и монах Филарет не понял такого юмора Бориса Годунова, и как только режим ссылки после смерти царя ослаб, принялся интриговать против малолетнего тогда еще царя Федора Борисовича.
Ну точно как наши оппы – и правые и левые – толпой бегали на совещание к американскому послу МакФолу в январе две тысячи двенадцатого, причем все сразу и оптом, от крайне правых либералов вроде Гозмана и Немцова (побольше ему в аду горячей смолы) до неистовой справоросски Дмитриевой и ортодоксального коммуниста Ивана Мельникова, правой руки папы Зю. Четыреста лет прошло, а рожи у политической элиты все такие продажные и все так же просят кирпича потяжелее, а то и плахи. Было бы неплохо возродить для политбоссов двадцать первого века нравы времен царя Иоанна Васильевича, когда проворовавшихся бояр – на плаху, родню в острог, а имущество в казну. А ежели козел сумел сбежать за бугор и оттуда вопит о тираническом режиме кровавой гебни, так на то есть разные методы, и один из них наглядно показан в старом французском фильме времен моего детства «Укол зонтиком» с Пьером Ришаром в главной роли.
По крайней
мере здесь я собираюсь поступить точно так же (зачистить политическое поле до белых костей) и выслать всю эту боярскую шушеру за уральский хребет – туда, где еще не остыли следы ватаги Ермака. Москва всегда страдала от перенаселения много о себе понимающими альфа-самцами, и если этих персонажей раскидать по бескрайним сибирским просторам, то славно будет всем – и Москве, которая вздохнет с облегчением избавленная от этих собачьих боев, и Сибири, которую наконец-то начнут осваивать. И Романовы со своим семейством будут в их числе. Если ты митрополит, то и митрополитствуй себе где-нибудь на Амуре-реке, окормляя огромную, населенную почти одними язычниками епархию от Байкала до Тихого океана. Нет, конечно «Иван Сусанин» и «Смерть за царя» – это все хорошо, но только для скорейшего выхода из смуты, а не для ее предотвращения, чем я занимаюсь прямо сейчас, делая ставку на царевича (а в будущем снова царя) Федора Годунова.Все это я втолковывал Семену Годунову – его троюродному дяде, при папе Борисе и в недолгие времена царствования самого Федора, занимавшего должность заведующего политическим сыском. Мои бойцовые лилитки буквально сдернули его с плахи у самозванца. Все же нужен был мне там на месте опытный управленец, хорошо разбирающийся в местных условиях, и в то же время имеющий рыло в пуху, а потому вполне предсказуемый и поддающийся контролю. Ведь именно из-за Семена, назначившего своего зятя Телятьевского главным воеводой в обход всех тамошних понятий и обычаев, и взбунтовалось* войско, первоначально посланное царем Борисом против Самозванца и уже нанесшее его отрядам несколько поражений.
Историческая справка: * Измена П. Ф. Басманова была отчасти связана с его местническими счётами с Годуновым, поскольку Разрядный приказ отправил в действующую армию «роспись» воевод по старшинству, встреченную ими с возмущением: «Тое-де роспись, как бояром и воеводам велено быть по полком, послал Семён Годунов для зятя своево князя Ондрея Телятевского, а царевич-де князь Федор Борисович тое росписи не ведает». После прихода к власти Лжедмитрия I сослан в Переславль-Залесский с приставом Ю. Катыревым-Ростовским, и там задушен (по другим данным – уморен голодом).
В нашем случае Лжедмитрий I, встревоженный исчезновением семьи Годуновых и появлением «ангелов», шугнувших его отморозков из Успенского собора, решил как можно скорее казнить Семена путем усекновения головы, причем собирался лично при этом присутствовать, дабы убедиться, что один из самых упорных его врагов теперь точно мертв. Но мои воительницы, внезапно появившись из воздуха, коронным ударом двуручного меча отчекрыжили башку самому палачу и, подхватив Семена под связанные руки, скрылись вместе с ним тем же путем, которым и пришли. Фурор был необычайный, Самозванец, самолично наблюдавший за казнью, чуть пирожком не подавился. Но это уже его проблемы – не успеет подохнуть самолично от какого-либо несчастного случая, казню его так, что и Батыева погибель будет считаться тихой спокойной кончиной в собственной постели. Ведь это не невинное дитя дикой природы, подобное хану Батыге, делающего злодейства потому, что так велит ему инстинкт кочевника. Это редкостный мерзавец, изменивший своей стране и своей вере, ради призрака власти пошедший на службу к их злейшим врагам.
Что касается царевича Федора, то еще раз подтвердилась моя первоначальная догадка о том, что матушку его, Марию Годунову (в девичестве Скуратову-Бельскую) к несовершеннолетнему сыну нельзя подпускать и на пушечный выстрел. Эта твердая, как кремень, волевая баба устояла даже под воздействием патриарха Иова, который попробовал сделать ей пастырское внушение. Ноль внимания, два презрения. Выслушав патриарха, эта упертая ослица продолжала гнуть свое, мешая нам готовить царевича к трону. Упрямства и властности в ней было не меньше, чем в рязанской княгине Аграфене Ростиславне, которая к настоящему моменту выглядела уже так, как в нашем мире выглядят тридцатилетние; еще неделя такой омолаживающей маготерапии, совмещенной со специальным обучением – и она будет готова к знакомству с патрикием Кириллом и воцарению на византийский трон. Женщина вполне довольна своей судьбой и жаждет поскорее приступить к своим новым обязанностям, которые позволят по полной программе реализоваться ее деятельной натуре.