Спасение рая
Шрифт:
Пожалуй, в данном случае наиболее удачно и вовремя применил свою власть король Пурпура. Продолжая аккуратно придерживать свой бокал, он с гневными нотками заорал на толкающихся и несущихся в их сторону телохранителей:
– Всем назад! Оставить панику! – Затем Андер еще несколько раз повторил свои слова и завершил приказом для всех: – Всем оставаться на своих местах! Если кто сделает попытки к исчезновению, приказываю рядом с ним стоящим соседям его задержать.
После чего первым стал бочком продвигаться к Торговцу. Вскоре все три короля встали полукругом, словно закрывая графскую пару от остальных гостей, и стали посматривать то на замершую в бледности Александру, то на зачинателя суматохи.
– Что происходит? – не сдержался от банального вопроса блондин Рональд.
Но граф Дин лишь
– Яд. Вашего мира. Под названием прупузин.
Вот теперь уже и лица самодержцев побледнели. Прупузин являлся редчайшим, невероятно дорогостоящим ядом. Он почти не чувствовался в напитках и вначале не оказывал ни малейшего влияния на человека. Мало того, если его обнаружить сразу после употребления, то можно легко обезопасить многочисленными лекарскими снадобьями. Но уже через час-полтора, когда яд растворялся во всей крови, жертва покушения не подлежала спасению. И еще через два часа смертельный паралич убивал мгновенно.
Скорее всего, убийцы на это и рассчитывали. Все участники банкета к тому времени разойдутся, лягут спать, а королей настигнет нелепая гибель. Да и остальных гостей, которые бы пригубили шампанское с того злополучного подноса, спасти бы не удалось. Благо что больше никто не успел взять ни одного бокала, все разбились при падении слуги.
Непосредственные исполнители к тому времени оказались бы полностью вне подозрения. К сожалению, и теперь хватать за руку было некого. Проведенное прямо на месте расследование показало, что виночерпий, который пристально следил за разливом шампанского в бокалы, ни в чем не замешан. Он свои обязанности выполнял настолько скрупулезно, что даже лично проверял разливаемые напитки на наличие возможных ядов. В том числе и прупузина. Благо на его стратегическом посту хватало должных лакмусов и ингредиентов. Да и два лекаря со степенью бакалавров ему в этом интенсивно помогали. На данном месте потрава могла пройти лишь гипотетически, если бы все трое были в сговоре.
А поэтому все стрелки сошлись на предателе камердинере. Его труп оказался и в самом деле мокрым от пота, что сразу выдавало его жуткое волнение во время покушения. Ну и его самоубийство сразу делало его главным исполнителем чьего-то коварного умысла. Во рту у него нашли раскушенный орешек чалепа, внутренний сок которого в первую минуту после разлома считался еще более страшным, моментально действующим ядом. Как пояснил Дмитрий своей супруге, чалепа напоминал по воздействию цианистый калий и как раз был очень моден во все века для уходящих из жизни самоубийц. Но что интересно, после промежутка в десять минут сок разбитого орешка терял все свои ядовитые свойства и даже широко использовался для приготовления сладостей и кремов в кондитерском деле. Вот такие парадоксы существовали в растительном мире Гинвейла.
Зато следствию данный парадокс помочь ничем не мог. Наоборот, только запутал. Ведь из числа подозреваемых нельзя было исключить никого из присутствующих. Разве что после громких баталий решили отчислить из общего списка Торговца с его супругой. Ибо признали их самыми незаинтересованными в смерти королей и наиболее помогшими при предотвращении покушения. Правда, при этом строго потребовали от самого Торговца дать четкие объяснения того, как ему удалось что-то рассмотреть в бокалах на таком большом расстоянии.
Впутывать Александру в ведущиеся разборки Светозаров пока не желал. Потому как молодоженам еще самим наедине следовало вначале понять, что же произошло. Но вот страх и переживания предателя камердинера удалось использовать в полной мере:
– Ваши величества так увлеклись разговором, что даже внимания не обратили, кто подносит и что берете с подноса. Зато мне было все отлично видно, тем более что после состоявшейся сделки с князем Кастиано Мендрисом я уже старался предвидеть, кто из вас первым позарится на великолепную пушнину. Ну и сконцентрировал внимание на неверной походке камердинера, его странной бледности, плотно сжатых губах и остекленевшем взгляде. Больше всего удивил, при царящей прохладе,
его влажный от пота лоб. Да вы и сами убедились в его страхе. Что не могло у меня не вызвать подозрения. А когда вы еще и все трое взяли бокалы, то он сразу ожил и стал поспешно уходить. Конечно, не будь моего окрика, он бы и остальные бокалы раздал гостям и только потом спокойно удалился, спрятался… Хотя нет, мог и продолжить работу как ни в чем не бывало.Объяснение удовлетворило всех, но вот дальше следствию помочь не могло. Не стоило надеяться на дедуктивный или какой иной метод: главный организатор покушения, скорее всего, останется в тени. И мог им оказаться даже любой из трех монархов, взявших бокалы с отравленным прупузином напитком. Ведь любому из них ничего не стоило, например, поговорить, посмеяться и даже сказать тост, но так и не пригубить пенящуюся смерть. Это было в порядке вещей в данном мире, а уж тем более принуждать абсолютных самодержцев к выпивке даже их коллеги не имели никакого права. И даже то, что Ульдерико Второй уже почти допил свое шампанское, не выводило его из круга подозреваемых. Ведь знающий о яде человек, даже напившись его от души, мог отойти в сторону и совершенно незаметно для остальных принять противоядие. Что в конечном итоге еще бы больше запутало следствие.
Но оно и без того зашло в тупик. Как ни спорили, как ни допрашивали друг друга в присутствии самых дошлых королевских следователей и самых чувствительных на ложь целителей, до света истины так и не добрались. Более того, даже отблеска этого света не заметили. Вот потому и разошлись спать далеко за полночь. Ведь несмотря ни на что, завтрашнее сражение должно было состояться «при любой погоде» и в любом случае. Да еще и главные лица противоборствующих армий расстались, мягко говоря, окончательными врагами. То ли злость в себе разжигали перед сражением, то ли и в самом деле заподозрили именно друг друга в попытках отравить соперника, но перед расставанием наговорили кучу взаимных оскорблений и живописных угроз. Война обещала быть очень жаркой и кровопролитной. Хорошо, что к тому времени дам в большом шатре не осталось, а замершую за спиной мужа Александру наверняка посчитали святой. Мол, ей плевать на мирские дрязги каких-то самодержцев. А сама она и не подумала откликнуться на предложение мужа отправиться в палатку чуть раньше. Внимательно за всеми наблюдала и прислушивалась к каждому слову.
А когда осталась наедине с супругом, вместо того чтобы быстрее вытянуться на широченной кровати, расслабиться, а то и предаться вожделенным ласкам, попыталась подвести некоторые итоги вечера:
– Мне кажется, среди этих трех королей виновных нет. Если главный злодей и был на балу, то он весьма удачно затерялся среди остальных придворных и гостей.
– Ох! Тебе еще охота думать? – удивился он, с блаженным стоном заваливаясь на кровать. – А у меня глаза слипаются, прямо хоть спички вставляй. Как только ты не устала?
– Как ни странно, но могла бы и не спать, – прислушалась она к себе и затем, быстро сбросив остатки одежды, нырнула под одеяло. – Так что вначале мы немножко пообнимаемся, а потом я тебя заставлю спать.
– Ммм! Какие мы стали строгие! – Дмитрий не собирался тратить даром ни единого мгновения так давно ожидаемой близости. Но вдруг замер от мелькнувшей мысли: – Но мы с тобой так и не разобрались, что произошло? Как ты могла определить опасность такого рода и в таком месте?
– Понятия не имею. Просто вдруг стало страшно, почувствовала некий жуткий дискомфорт, а глаза сами стали искать причину этого дискомфорта. А когда заметила мокрого от пота камердинера, все сложилось в единую картинку: покушение. Дальше еще проще: коль не размахивали мечами и не стреляли, то только яд.
– Почему же ты замерла и не могла двигаться?
– Ты знаешь, – попыталась припомнить свое состояние Александра, – могла, но вот как-то вдруг время вокруг словно замедлилось. Размазалось. Потекло. На меня что-то такое нахлынуло, что я не совладала ни с эмоциями, ни с новыми ощущениями. Стояла и боялась пошевелиться. Так и казалось, что хрупкий мир вокруг может расколоться, словно елочная игрушка, даже от моего громкого шепота. Вот разве что когда ты уже громко крикнул, все стало возвращаться к прежнему ритму, разноцветью красок и многогранности звуков.