Спасение

«Определённо, это худший способ умереть, — подумал Алик. — Кто бы ни выбросил несчастного из окна, определённо, ненавидел свою жертву».

Нужно отдать должное полиции Нью-Йорка: около тела уже стояли фигуры в скафандрах, украшенных видимыми издалека буквами NYPD — они грузили тело на грузовую тележку.

— Осторожней там, труп хрупкий… — пробормотал Понедельник. — Бедняга не разбился при падении, так не разбейте его сейчас.

— То, что не убивает тебя сразу, — глубокомысленно изрёк Саловиц, — делает твою агонию жуткой.

Алик недоумённо покосился на доморощенного философа, но спросил о другом:

— Как ты думаешь, что отправило жертву в полёт? Это был не монострел.

— Шмаляли из отбойника, — веско сказал инспектор. — Может быть, два или три раза. Тутошнее стекло, с брильянтовым напылением, думаю, чертовски крепкая штучка. Я как считаю: ежели у тебя есть бабосики для покупки здесь хаты, то ты был бы круглым дурнем, если б не проверил, прочное ли стекло. Эксперты тут уже поковырялись и, кажися, подтверждают. След, грят, прямо виден. Слабый, потому что большую часть с воздухом высосало, но заметный.

— А этот, труп, это вообще парень?

— А как же? Они с убивцем сначала постреляли друг в друга в другой комнате, а потом наш бросился сюда. Вроде как сбежать решил. А убивец встал в дверях, прицелился и пристрелил его. Ну или не прицелился — пробойнику, вроде как, не нужна особая точность.

— А с какой комнаты он сюда прибежал?

— Со столовой. Она туточки, на Ганимеде.

На первый взгляд комната, расположенная на Ганимеде, была похожа на лунную: 15-метровый купол, полностью защищённый от излучения, с похожим на гриб с плоской верхушкой каменным столом посередине и двадцатью чёрными кожаными креслами вокруг него.

Понедельник обратил внимание, что спинки кресел откидывались — чтобы посетителям было удобно любоваться сияющим прямо над ними в миллионе километров ликом короля богов. Не выдержав, Алик откинул голову, любуясь Юпитером, который здесь не висел на небе.

Он и был небом.

Да, конечно, помимо него, на небе были другие луны и звёзды, но они просто не замечались на его фоне. Машинально Алик перекрестился, что вывело его из себя — можно вывести мальчика из Парижа, штат Кентукки, не потея, но попробуйте вывести южного методиста из мальчика.

Саловиц тем временем тыкал похожим на сардельку пальцем на жёлтые стикеры, наклеенные на стульях и столе.

— Это дырки от обычных, девятимиллиметровых пуль. Покойник с Марса шмалял по сюда, стоя в дверях.

Потом Саловиц повернулся и указал пальцем на красный стикер, светящийся на стене купола, прямо на нашлёпке из вспененного металла — попавший в стекло снаряд не пробил его, но параноидальные системы аварийной защиты закупорили каверну, укрепив стекло стяжками, на случай возможных трещин.

— Этот чувак, который тута сидел, схоронился за столом, так в него не попали.

— Полагаю, что при повреждении стены купола сработала сирена. Покойник с Марса испугался, — сказал Алик, обдумывая события, — и бежит, спасая свою жизнь, на Марс. Где её теряет.

— Точняк, — кивнул толстяк.

— Невероятно тупо. А вот скажи мне, любезный Саловиц, нет ли в доме какой-нибудь системы видеорегистрации?

— Нема следилок, — развёл руками инспектор. — Эти, которые богатые, страсть как не любят, когда кто-то может подсмотреть за тем, что творится у них дома.

— Так и не показывали бы никому, — пожал плечами Понедельник.

— Та не поможет, — вздохнул Саловиц. — Хакеры, хуякеры, дети, любовницы… кто-нибудь, да влезет. Ну или мы получим ордер. В общем, всё, что записали, рано или поздно посмотрит тот, кому не надо. Проще вообще ничего не записывать.

— Но безопасность… — попробовал возразить Алик.

— Граница на замке, — хохотнул инспектор. — Вход сюды охраняется сильнее, чем портал в Белый Дом, так что никто посторонний не пролезет. Так что внутре ужо можно резвиться вдосталь — усе свои.

— Хорошо, — кивнул Понедельник, и ему послышалось лёгкое потрескивание со стороны пломбы, запечатывающей каверну. — Что у нас дальше в шоу?

Хозяйская спальня находилась в Сан-Франциско, где-то на Пресидио-Хайтс, с окнами, смотрящими в сторону расположенного вдали моста «Золотые ворота».

Время в Сан-Франциско отставало от Нью-Йоркского времени на три часа, поэтому уличные фонари этого прекрасного города ярко светили в ночи, пока граждане направлялись в районы Марина и Миссия, чтобы разбрестись по барам.

Глядя на кровать, Алик впервые по-настоящему оценил роскошь жизни Крависа и Розы Лоренцо — широкий цилиндр, обтянутый чёрной кожей, основанием которому служил пружинный матрас, был заправлен несколькими слоями королевского пурпурного шёлка, кажущимися лепестками пурпурной розы.

Возвышающиеся над кроватью четыре столба, также обтянутые чёрной кожей, топорщились камерами, направившими на ложе свои насекомьи глазки.

— Нет камер, говоришь? — улыбнулся Понедельник, обходя кровать. — А это тогда что?

— Та они не пишут, — махнул рукой вверх инспектор, — только транслируют.

Алик поднял глаза. Потолок наверху представлял собой круглый экран, практически такого же размера, как матрас. Точнее представлял — до того, как выстрел из дробовика превратил его в розетку из стеклянных кинжалов и снег из разбитого хрусталя на простынях. Обшитая чёрной кожей стена за кроватью тоже представляла собой экран — покрытый сейчас оспинами от срикошетивших дробинок.

Пройдя за кровать, Понедельник с улыбкой посмотрел на пару дежурных копов, которые открывали ящики тумбочки, и ухмыльнулся фармакологическим и электрическим средствам, используемыми Лоренцо при исполнении семейных обязанностей. Увидев вошедшего Алика, они вскочили, с видимым сожалением задвинув ящики с сокровищами.

Саловиц театрально взмахнул ручкой, и один из полицейских сорвал одноразовую простынь, которой коронер прикрыл труп. Понедельник сделал шаг вперёд, чтобы лучше разглядеть тело.

Покойный был темнокожим мужчиной, скорее всего, африканцем, вскрытым, как консервная банка — кто-то нанёс чудовищный удар по его голове, в районе рта, в результате чего челюсть стала свисать на тонкой полоске кожи. Основываясь по размеру и глубине раны, Алик решил, что это было сделано топором, а не мачете, или мечом.