Спаси моего сына

Он поймал меня и прижал к себе.

Я разрыдалась в голос. Вдыхала его запах, стремясь перебить другой, тошнотворный, от которого так хотелось отмыться.

— Захар, я так боялась…

— Тише, тише… — он положил ладонь мне на голову.

Поцеловал в лоб, в макушку.

Я заскулила, тычась в ворот его рубашки. Никогда его запах не был таким родным и желанным, а прикосновения успокаивающими. Я почти рассыпалась и, если бы не он, темнота поглотила бы меня.

— Девочка моя… — выдавил Захар, потёрся щекой о мой висок. — Любимая…

Внезапно я уловила движение. Подняла голову и в ужасе увидела дуло пистолета, направленное Захару в спину. Ладонь Юры была покрыта кровью, а в глазах — ненависть.

— Я сдохну, но ты сдохнешь вместе со мной, — просипел он, и нажал на спусковой крючок.

Откуда у меня появились силы, не знаю. Я схватила Захара за плечо и развернула одновременно с тем, как в воздухе прогремели два выстрела.

Спину пронзила боль. Я втянула воздух и схватилась за рубашку мужа.

— Я не предательница, — шепнула ему. — Я тебя люблю, Захар… Люб…

В глазах стремительно темнело, руки слабели. Захар обхватил меня и прижал к себе. Крепко. Ещё один выстрел, размазанный уплывающим сознанием. А я прижималась к мужу и пыталась вдохнуть. Хотя бы ещё один раз, чтобы навсегда сохранить в себе его запах.

Глава 22.1

Вика

Его голос держал меня.

Как из тьмы лучиком света пробивалось «Вика, Вика, Вишенка».

Вишенка…

— Вишенка… — прошептала я, и почувствовала, как пальцы утонули в тепле руки. С огромным трудом приоткрыла глаза и наткнулась на взгляд Захара.

Вдали ревели сирены, а ног касался лёгкий ветер. Бетона не было, стен тоже. Я лежала на траве, а Захар сидел рядом.

— Ещё немного. Держись. Ты должна держаться.

— Должна? — шепнула с огромным трудом.

Было холодно. Я не чувствовала ног, тело бил озноб, и только от ладони Захара исходило живительное тепло. Губы не слушались, но я боялась не успеть сказать главное.

— Я думала, ты забрал у меня всё. А ты… Ты отдал. Прости, Захар. Пр… — голос сорвался.

— Тс-с-с, — он приложил палец к моим губам. — Молчи.

Сирены выли уже совсем рядом. Я прикрыла глаза, но Захар встряхнул меня за плечо.

— Не спи, — приказал он. — Не смей спать, Вишенка моя. Я буду называть тебя Вишенкой, как тебе?

— Вишенка… — я почти что улыбнулась. — Виш… — веки тяжелели с каждой секундой.

— Открой глаза! — рявкнул муж. — Ты должна держаться. Ради детей, ради меня. Ты слышишь? Твоя дочь ждёт тебя. И сын.

Я отрицательно мотнула головой. Моя дочь. Мой сын…

— Я нашла акуш… акушерку, — выдавила чуть слышно. — Я всё знаю. Они твои, а я…

— Ты их мать, — отрезал Захар и стиснул мои пальцы. — Только ты. Другой у них не будет.

Открыть глаза стоило неимоверных усилий, но я всё-таки это сделала. Солнце стало блёклым, небо далёким, и даже Захара я видела, как сквозь дымку. И всё же смогла окунуться в его серые глаза. Хотела дотянуться до лица, но руки отяжелели.

Машина остановилась совсем рядом. Сирена взвизгнула в последний раз, бросила на лицо мужа красно-синий блик и затихла.

— Только ты, — повторил Захар. — В моей жизни есть только одна женщина, и эта женщина — ты. Я люблю тебя, слышишь, Вик? Ты нам нужна.

— Ты меня простил? — спросила я.

Но голоса не услышала. Его не было, только движение губ и стремительно темнеющее солнце. И ещё серые глаза Захара. Такие же, как и у Инги. Если бы я выбирала цвет своего неба, оно бы было серым. И я бы падала в него. Падала и падала.

Но я проваливалась во мглу.

Люблю. Люблю… Хотела сказать, но не могла. Всё, что ещё оставалось — пробивающееся сквозь черноту тепло, но и оно рассеялось. Мгла, и я в ней. Одна, без права на большее.

Захар

Пока шла операция, я ждал в холле. Вику доставили в местную больницу, и я готов был приставить дуло к башке главного хирурга, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Сидел на скамейке и смотрел на ладони. Час назад в больничном туалете смывал с них кровь своей жены и мечтал, чтобы это была моя собственная.

Подыхая, Королёв харкал розовой пеной. Вслед за первой, я отправил в него ещё две пули и готов был разрядить всю обойму. Собственный крик стоял в ушах.

— Захар Николаевич, — позвал меня врач. — Можно вас?

Я резко вскинул голову и всмотрелся в его лицо.

— Говорите. — Поднялся. Тот не спешил. — Говори! — гаркнул я. — В чём дело?!

— Пожалуйста, спокойнее.

— Спокойнее?! — я схватил его за ворот халата. Он напоминал старого лиса — глазки маленькие, сам рыжий и тощий. — Что ты хотел? Если твои врачи не вытащат мою жену, я камня на камне тут не оставлю. Ты денег хочешь?! Я тебе дам денег, но только когда моя жена выйдет из этой больницы и выйдет своими ногами! А пока скажи своим докторам, чтобы делали свою работу. Я могу быть очень щедрым, — оттолкнул его. — Но могу быть очень жестоким.

Врач одёрнул халат.

— Мы поняли друг друга? — спросил жёстко.

— Мы делаем всё от нас зависящее.

— Вот и делайте.

Развернулся и увидел идущего к нам Святослава. Он был мрачным, как никогда.

— При обыске у Королёва нашли несколько гранат, — сообщил он. — Возможно, он задумывал что-то ещё. Как Вика?

Я промолчал. Посмотрел на обшарпанную стену и сжал зубы.

— Я уже потерял одну женщину, — ответил Славе. — Тогда думал, что сдохну. Но нет. Я любил Настю, но Вика… Она — моя жизнь. Она мать моих детей.

— Мать ваших детей…

— Она — мать моих детей, — сказал, твёрдо глядя ему в глаза. — Она. Если ты знаешь, кому надо молиться, чтобы она жила, скажи мне. Если знаешь, кому надо заплатить — заплати. Что надо сделать, Слав? Покаяться? Я каюсь. Во всём, что сделал и не сделал. Что ещё?

— Я не знаю, Захар Николаевич.

— И я не знаю, — посмотрел на дверь операционной.

Вику увезли больше двух часов назад, и до сих пор я держался. Сперва говорил с ментами, потом как в тумане мерил шагами коридор. Телефон зазвонил, и я, достав его, увидел фотографию дочери.