Спаси себя сам

– Т-ты очень плохо выг-глядишь.

Я знаю.

– Чем ты болеешь?

Ничем.

Он неуверенно вытягивает палец и рисует на пыльном полу бесконечность. Точнее его знак. Затем несколько кривых кругов.

– Ты что-то еще хочешь сказать? – спрашиваю я, иначе он никогда не решится.

– Только не з-злись…

Зачем люди говорят то, что, по их мнению, разозлит или обидит собеседника? Целомудренная игра в спасителя? Что за отстойное поведение? Зря я спросил. Лучше уж заткнись, Приятель. Чувствую, мне это не понравится, и разговор будет недолгим.

– Ты что… тебе что, снова снилась Рози?

Меня начинает тошнить.

Бинго, мать его! Всегда выпаливает какую-нибудь ерунду. И как только этому гавнюку удается так безобидно говорить о важных для меня вещах? От него ничего не скрыть. У этого парня какая-то развитая чуйка на сокровенные мысли.

Не твоего ума дела, кретин. Я бы сказал так, будь бесчувственным животным, но на деле Приятель услышал молчание, которое обычно раздается от меня, стоит кому-то перейти черту дозволенного.

– Т-ты выглядишь уставшим.

Все в порядке.

– Когда ты ел последний раз?

Все в порядке.

– С-сколько ты спишь?

В такие минуты желание кого-нибудь пристрелить превращается в навязчивую идею. Жужжание Приятеля, прерывистый свист ветра и шум строительных работ под окном – настолько никчемный оркестр, что режет слух, как ни крути.

Я просто жду, когда он замолчит.

Это случится совсем скоро.

Всегда случалось.

– Уже почти полгода, Алан, и…

Как бы упорно он ни старался, ему еще ни разу не удавалось говорить со мной больше тридцати секунд и вряд ли удастся.

Навязчивость – его самый большой кошмар.

А ты ведь помнишь.

Кошмары настигают нас, когда мы наиболее уязвимы. Когда нас можно высосать целиком.

И вот он сидит в моей комнате, на расстоянии вытянутой руки от своего лучшего друга, и дергает челюстью в надежде преодолеть свой упорный страх. Кусает тонкие губы и нервно сжимает пальцами черные глаза.

Социофобия. Рубрика «Фобические тревожные расстройства» F40.1 в Международной классификации болезней 10-го пересмотра.

– Я ля-ляпнул лишнего, да? Т-ты злишься?

Все в порядке, говорю я, чтобы успокоить разбухающее от волнения тело, заполняющее все пространство вокруг.

– Просто не открывай больше эту тему.

Я притягиваю шуршащий пакет и под урчание живота достаю холодные сандвичи с мясом, больше напоминающим резину.

– Никогда.

Глава 3

Приятель – не самый плохой парень.

Нам было по двадцать лет, когда мы познакомились, поэтому эту дружбу длиной около года можно назвать чем-то вроде настоящей.

Дружба, в общем-то, очень сложная вещь. Но сложнее, когда твой друг страдает психическим расстройством.

Клуб, как и все вычурные заведения, имел итальянское название «Ла Вилла» и уносил в мир пьянства, разврата, полуголых девушек на сцене, потных студентов и незапланированного секса в кабинке туалета под всеобщий ажиотаж.

Сейчас обломки здания переданы местным органам власти, которые не особо хотят брать на себя ответственность что-либо строить на месте сгоревшего клуба, а точнее на пепле своих жителей, и ждут появления какого-нибудь заинтересованного бизнесмена.

Ничего удивительного. Частая мировая практика массовых расстрелов и поджогов. То ли терроризм, то ли «Патологическое влечение к поджогам», иначе пиромания, F63.1.

Аль-Каида, наверное, локти кусала за упущенный шанс.

В общем, басы били по перепонкам так, что я, вдоволь напившись, поплелся на задний двор покурить.

И примерно в это время возле меня каким-то образом вырос Приятель.

Я взглянул на его трезвое лицо,

кивнул,

протянул сигарету

и повернулся обратно смотреть в даль.

– К-как тебе здесь нравится?

«Как тебе здесь нравится»! Этот обдолбанный социофоб даже не додумался выучить реплики под стать нашей эпохе.

Я сказал, что мне не с чем сравнивать, поэтому пусть он отвалит от меня. На самом деле, последнее я удержал в себе.

От него так и разило вонючей неуверенностью, и я спросил:

– Никогда раньше не был в клубах?

– Нет.

– Я тоже.

– Ясно, – ответил он и сделал затяжку.

Я его задел. Я это позже понял, и слава Марсу, что не в тот вечер, иначе моя совесть тут же задушила бы меня.

Короче говоря, я уже и не вспомню этот пьяный спонтанный диалог во всех деталях, но наш разговор затянулся на несколько часов, точнее мой монолог, а на утро мне пришло сообщение на почту о встрече в какой-то заброшенной части города между рядами заводов. Хотя это вряд ли можно назвать сообщением, скорее «прошение никчемного». Видимо, я напился, как свинья, раз уж оставил этому маньяку свои данные. В общем, терять мне было нечего, вот я и пошел.

Как выяснилось, он хотел открыть редакцию и выпускать собственный журнал, и искал человека, который был готов придавать его мыслям красивую словесную форму, и этим человеком оказался я. Скорее всего, наболтал ему по пьяни всякую чушь, а он купился.

На самом деле, мне не очень-то и хотелось связываться с таким нервным, помешанным социофобом.

Никакой поэзии в их жизни нет.

Но тогда, проучившись всего год на факультете журналистики, сидя дома без степени и возможности продолжить обучение, я грезил мечтами о всемирной славе, видел себя знаменитым журналистом, печатающимся в самых престижных газетах и журналах, вот и согласился.

Он переоборудовал первый этаж своей двухэтажной квартиры на одной их заселенных улиц в редакцию журнала, поставил два рабочих стола, купил груду бумаги, перенес всю лишнюю мебель наверх, купил вывеску и написал на дверном стекле «ОТКРЫТО 25/7». Попросил старого знакомого с факультета компьютерных технологий и прикладной математики, такого же зажатого в себе очкарика, создать ему забесплатно сайт, где разместил наш электронный журнал и еще несколько важных элементов вроде опросника по интересующим вопросам, окошка с предложениями по улучшению работы сайта и содержанию журнала, структуры нашей «организации», информации об открытых вакансиях и прочее.