Спасибо за покупку
Шрифт:
Анна Борисовна, статная, дородная женщина с черным кудрявым шиньоном на голове, вся обвешенная, в буквальном смысле слова унизанная своим любимым серебром, так, что и живого места на ней нет, в эффектных костюмах уж и не знаю, от какого кутюрье – но смотрится на самом деле все очень здорово – таким и должен быть администратор уважающего себя магазина – Анна Борисовна зычным голосом отвечает где-то из предкассовых глубин:
– Вот когда рассосется – пойдете по двое, а пока по одной.
Она скрывается из виду, больше не обращая внимания на негодующих кассиров – придется сидеть, а что делать? Разочарованно вздохнув, я глубже укутываюсь в душегрейку – моя касса ближайшая к дверям, а наши гостеприимные двери не успевают закрываться – народ идет и идет – осенний ветер то и дело врывается вместе с людским потоком,
– Здравствуйте – говорю я
– Здравствуйте – вежливо звучит в ответ.
Мне, привыкшей за день перетаскивать с права на лево не меньше тонны всякого товара, расправиться с какой-то баночкой пива – секундное дело. Молодой человек уходит, а люди все идут и идут – время летит незаметно, очередь не кончается – ничего удивительного – уже полдень, даже самые ленивые проснулись и потянулись в магазин – куда ж еще?
– Здравствуйте
Опять баночка пива – того же самого. Восьмой Кент плюхается передо мною – я послушно пробиваю, отдаю сдачу. Лента движется по кругу то доверху заваленная, то с мелкими покупками, дети капризничают, кричат – почему, кстати, стоит лишь ребенка подвести к кассе, как он тут же начинает кричать? Сквозь визг я едва слышу диктуемый телефон – мужчина итак говорит себе под нос, а тут еще этот крик кого угодно может свести с ума. Бежевая прогулочная коляска не спешит на выход – у меня закладывает уши – я недовольно морщусь, провожаю сердитым взглядом нерасторопную мамашу – та копается среди своих белых пакетов, в попытке пристроить их поудобнее – иди уже на улицу – там разберешься.
– Вот сюда еще раз посмотрите пожалуйста… Проверьте номер.
Не очень-то удобно подписывать квитанции на узенькой полочке для сдачи – но, делать нечего – в широкой мужской ладони утопает моя ручка, а клочок бумажки – тот и вовсе пропадает под нею.
– Ваша квитанция и чек… Здравствуйте.
Опять баночка пива. Ну, это уже слишком. Который раз ты ко мне стоишь? Пятый? Восьмой? Что я тебе сделала? Тебе самому-то еще не надоело пиво пить? Неужели больше заняться нечем?
Тут стоит оговориться – в мои обязанности входит приветствовать покупателя. Причем это закреплено отдельной строкой в зарплате и имеет вполне определенный денежный эквивалент – а именно полторы тысячи. Не будешь здороваться – не досчитаешься этой суммы, а оклад у нас тот еще.
–Это же абсурд. По правилам этикета здоровается первым тот, кто входит. – поначалу, когда это только вводилось, пыталась сопротивляться я.
– Здоровается первым тот, кто лучше воспитан – доказывает мне Иван Петрович, пожилой директор нашего магазина. Он любит иногда пообщаться со мной – я всегда выдам что-нибудь этакое, нестандартное, что вызовет улыбку на его серьезном лице. А улыбка у него мягкая и добрая.
– Но, это же называется зомбирование. Пятьсот раз на дню здрасьте сказать. Так и до сумасшедшего дома не долго – не сдаюсь я.
–Это называется работа с покупателем. И почему только здрасьте? Добрый день или добрый вечер, доброй ночи – тоже подойдет. И спасибо за покупку не забудь.
– Ага… – нехотя соглашаюсь я. А куда деваться?
Из всего предложенного многообразия приветствий я, чтобы не осложнять себе жизнь еще и ориентацией во времени, выбираю самое универсальное.
– Здравствуйте – услышите вы от меня и утром, и днем, и в любое другое время суток.
И, даже от усталости, больше моральной, нежели физической, когда хочется просто всех построить на крылечке нашего магазина и расстрелять – до того все надоело, для вас все равно прозвучит только:
– Здравствуйте – и ничего больше.
А теперь представьте себе, что перед вами,
в который уже раз за этот день, стоит один и тот же человек – и вы опять должны сказать ему:– Здравствуйте
Я просто обязана сделать это – иначе схлопочу штраф. За кого ты меня принимаешь, в конце-то концов? Сколько можно? Я почувствовала себя такой идиоткой – что он делает из меня дурочку? Переполненный кипящий чайник лишь отдаленно смог бы отразить своим видом мое негодование. И возмущение не замедлило выплеснуться следующей тирадой:
– Молодой человек, что вы все время ко мне встаете? Вон сколько касс – выбирайте любую другую. Надоел уже.
Я злобно хватаюсь за банку – пи-и-и – верещит сканер – пиво небрежно скатывается вниз, глухо ударяется об ограничитель.
– Восемьдесят пять девяносто – мой тон звучит резко, раздраженно.
Понятно, что ничего подобного он просто не ожидал. Растерянность отразилась на его лице столь явно, похоже в глазах мелькнуло недоумение – но мне нет никакого дела, что он там себе думает – я тоже человек, и хватит надо мной издеваться. Парень нервно ищет деньги, я едва не выхватываю их у него из рук, через секунду он быстро сгребает сдачу и опрометью выскакивает вон из магазина – краем глаза я кровожадно наблюдаю его действия – вот противный тип, достал уже.
Больше он не пытается занять очередь в мою кассу, более того – шарахается от меня, как от чумы – даже если я абсолютно свободна.
– Скучаете? – обычно спрашивают в таких случаях наши покупатели.
С чего вы взяли, что я скучаю?
– Напротив – прекрасно провожу время – отвечаю я на подобный вопрос.
С вами заскучаешь, как же. От вынужденного общения к вечеру чувствуешь себя выжатым лимоном. И кроме желания скорей оказаться дома, никаких других желаний просто нет. А дома, дома меня ждет моя принцесса, мои книги, мой компьютер – мне никогда не бывает скучно – зачастую мне не хватает времени – ведь окунувшись в любимые дела, не замечаешь, как оно летит. За выходные дни я практически забываю о мальчике с красным рюкзачком. Он остается где-то за бортом, он поставлен на место и больше не посмеет беспокоить меня. Но выходные не вечны.
– Куда тебя записать? – вопросительно смотрит на меня из-за зарешеченного окна главный кассир.
Татьяна Алексеевна всегда спрашивает меня об этом, хотя наверняка знает – Вика предпочтет последнюю кассу. Почему кроме меня ее никто не любит? Ведь на лицо масса преимуществ – во-первых, никто справа не ходит, тележкой в локоть тебя не толкает, четыре раза в день перекачка информации, все пробивается – красота, да и только. Ну, принтер иногда заедает – так ведь не бывает, что б все было хорошо. Итак, решено – последняя касса уже ждет меня. Я спокойно работаю целый день, вечером приходят ночнушки – это значит, что через два часа мне домой. Людей немного – так, подходят время от времени – сиди, отдыхай. С пакетом в руках ко мне направляется Галя Нигматуллина. Татарское плоское лицо, мелкие черты лица, коротко стриженные крашенные волосы, в ее раскосых глазах застыла великорусская грусть. И не Галя она, а, кажется, Гузяль – это мы по молчаливому соглашению зовем ее Галей.
– Галя, ты какая-то неправильная татарка. В тебе хитрости вообще нет.
Зеленые Галины глаза печальные, мудрые, смотрят на меня спокойно, без обиды.
– В каждом народе разные люди встречаются – плохие и хорошие, хитрые и простодушные. – отвечает она.
– Э, нет. Эту национальную черту еще Карамзин подметил.
– Это ж когда было-то? У тебя Парламент есть? Там касса совсем пустая.
Что верно, то верно. Сигаретницы на ночных кассах, как правило, пустеют раньше остальных – по краям же сигарет достаточно.
– Бери – негромкий щелчок, и секция опускается вниз.
– Смотри-ка, у тебя и Кента полно…
Галя начинает выгребать залежи сигарет, сбрасывая попутно и самый ходовой синий Винстон – у меня его и так осталось мало.
– Женщина, что вы делаете? – шутливо протестую я, повышая голос. – Это же грабеж. Безобразие. Отойдите немедленно.
Мы обе смеемся – мы прекрасно понимаем друг друга. Широко открытые голубые глаза на удивленном лице восхищенно и пристально смотрят на меня – ну, конечно, это он – кто ж еще? Ты думал – я не умею шутить? И смеяться тоже не умею? Мое настроение испорчено – я отворачиваюсь от настойчивого голубого взгляда – пусть себе смотрит.