Спасите наши души

Чувство бессилия внезапно переросло в возмущение, и его охватила такая ярость, что он затопал ногами.

— Я хочу знать, почему нашкомпьютер не готов! — рычал он. — Понимаете ли вы, кучка бездарей, что я теперь вынужден верить всему, что болтает этот чертов коммунистический компьютер?

Он даже не удосужился отключить внешнюю связь. У переводчика пропал голос: наступила тишина, пока он подыскивал смягченный вариант перевода.

— Вы умудрились поставить президента Соединенных Штатов в такое положение, когда он вынужден слепо довериться какому-то дрянному коммунистическому компьютеру — извините меня, господин Ушаков, ничего личного, — и это тогда, когда речь идет — если я заблуждаюсь, поправьте меня, — о самом существовании нашей христианской души… гм… и еврейской тоже. И это обошлось американскому налогоплательщику в миллиарды долларов! Прекрасный результат! Я создам следственную комиссию!

— Господин президент, — произнес Ушаков дрожащим голосом, — речь сейчас идет о чисто научном, техническом вопросе, а вовсе не об идеологии. У компьютеров нет идеологической направленности.

Президент пристально посмотрел на него.

— Господин Ушаков, верит ли ваш компьютер в Бога? Я хочу сказать, вложили в него эту информацию?

Наступила мертвая тишина, во время которой русские сделались похожими на людей, которые отчаянно пытаются вступить в контакт с обитателями другой планеты.

— Так вот, господин Ушаков, — продолжил президент, — наш, американский компьютер верит в Бога. Или, вернее, он будет в него верить. Мы-то вложим в него эту информацию. И без нее все, что он мне скажет, не будет значить ровным счетом ничего. Вот почему я, господин Ушаков, не стану верить вашему ограниченному, недоразвитому компьютеру, как ни пытайся он меня убедить, что человек властен дезинтегрировать душу, которая принадлежит одному Богу. По-моему, ваш компьютер попросту не знает, о чем говорит, потому что ваши ученые оставили его без необходимых данных. Они не удосужились сообщить ему самую важную и самую существенную информацию в этом деле — я имею в виду, в деле «борова» — а именно, одно обстоятельство, которое нельзя не принимать в расчет, когда речь идет о дезинтеграции нашего бессмертного духа, и это недостающее обстоятельство — Бог, и, к вашему сведению и к сведению ваших ученых, это слово пишется с большой буквы!

Русские оживленно переговаривались по внутренней связи.

Президент испытывал довольно приятное чувство — словно только что стер их с лица земли. Это было чисто моральное удовлетворение, но с учетом сложившихся обстоятельств, и оно было не лишним.

Именно этот момент выбрал Хэнк Эдвардс с его природным чутьем, чтобы внести поднос с кофе и сэндвичами, после чего русские приобрели в глазах президента совершенно дурацкий вид. Он сел, взял чашку с кофе, обжегся и повернулся к экранам.

— Господа, мне очень жаль, что я не могу предложить вам кофе и сэндвичи. Похоже, еще есть пределы тому, на что способна наука.

Он снова взял чашку и сделал глоток. Скарбинский совещался с четверкой своих коллег из Массачусетского и Калифорнийского технологических институтов.

— Господин президент, у нас нет сомнений в том, что это самая большая опасность, какая…

— Да, да, знаю, сынок. Ты мне уже набросал картину в общих чертах. Не стоит еще и вставлять ее в раму.

Он поднял глаза на экран.

— Господин Ушаков, я не верю ни единому слову из всего сказанного вами.

— Господин президент, компьютер…

— Да пошел этот компьютер, — чертыхнулся он, и на обоих концах света воцарилась мертвая тишина.

Президент просиял. Он был убежден, что только что сказал то, чего хотела услышать от него вся страна.

— Где-то тут закралась ошибка, — пробормотал он.

— Ну разумеется, ее совершили китайские специалисты и этот… этот французский ученый, — сказал Ушаков.

— Я говорю не о китайских, албанских и прочих ученых, — перебил его президент. — Я говорю об ошибке, которая предшествовала всему этому, вам, нам, всем… Я не знаю, когда она была совершена и кем, но это была большая ошибка, господа…

Русские переглянулись. Им уже говорили, что новый президент Соединенных Штатов немного эксцентричен и нужно запастись терпением.

— Вот уже три часа мы находимся в постоянном контакте с албанцами, — сказал Ушаков. — Мы пытаемся объяснить им, что они допустили ошибку в расчетах. Но они и слышать ничего не желают. Упорно стоят на своем. Говорят, что работали с крупнейшим из ныне живущих специалистов атомного века, что безопасность гарантирована — они об этом позаботились. Они утверждают, что полностью просчитали процесс дезинтеграции, что она направлена строго по вертикали и что эта восходящая «стрела» преобразуется в пучок лишь в космосе, в тысяче километров от Земли. Они выслушали все наши доводы и заявили, что не дрогнут перед нашей «попыткой запугивания».

Президент жевал сэндвич.

— Вы не дали мне закончить, господин Ушаков. Относительно одного принципа в деле с «боровом» мы с самого начала пришли к консенсусу. Относительно принципа выживания, как я это назвал. Вспомните: учитывая то, что нам известно в этой области, мы не можем позволить себе пойти на риск.Вот почему я собираюсь распорядиться, чтобы на эту гадость немедленно сбросили бомбы. Это можно сделать за… скажем…

Он повернулся к генералу Хэллоку.

— …Двадцать две минуты, — подсказал генерал Хэллок. — На всех наших базах объявлена тревога.

— Не уверен, что мы можем пойти на такой риск, — сказал маршал Храпов.

— Отчего же? Организация Объединенных Наций утрется, как обычно. Для того она и существует.

— Есть одна опасность, господин президент, — снова заговорил Храпов. — Как только бомбардировщики окажутся у албанцев на радарах, те тут же приведут в действие установку.

Президент внезапно вспомнил о седьмом экране. Тот по-прежнему пустовал.

Он поймал себя на том, что смотрит на него и… чего-то ждет.И если бы там вдруг возник Господь Бог собственной персоной, чтобы подсказать ему, как быть дальше, его бы это ни капельки не удивило.

Но экран оставался пустым, и пустота эта была в высшей степени красноречивой, почти заставляющей усомниться в Его сострадании.

Этого не случится, подумал президент, ибо, если бы это в принципе могло случиться, то экран не был бы сейчас пуст — нет, только не в такой момент.

— Сколько понадобится времени, чтобы оснастить наши ракеты нейтронными зарядами?

— Это невозможно, — возразил Хэллок. — Они для этого не предназначены.

Президент бросил на него всего один взгляд, и генерал почувствовал, что только что лишился своих звезд.

— Сколько у нас еще есть времени?

— Господин президент, я не думаю, что в такой час мы можем играть со временем, — сказал Хэллок. — Наш агент в Албании сообщил, что «церемония» должна состояться через неделю. Но они могут перенести дату. С другой стороны — и я только что удостоверился в этом, переговорив с нашими специалистами, — совершенно исключено, что албанцы успеют начать операцию за те несколько минут — три минуты, если быть точным, — которые будут у них в запасе после появлениях наших самолетов на их радарах. Если даже не принимать во внимание чисто технические соображения и предыдущие расчеты, мне это представляется противоречащим бюрократическому духу…