Спаситель

Антон поднял руку. Смотрел он куда-то в кустарники в трех метрах слева, затем медленно, будто опасаясь поколебать воздух, повернул голову. Бес вопросительно задрал подбородок. Антон показал ему два пальца и потряс ими перед своим горлом. Филипп догадался – в кустах прячутся двое, но один возможно ранен.

Бес перехватил свой топор поудобнее и неслышно растворился во мраке. Через несколько секунд из кустов раздался вскрик, похожий на заячий. Филипп увидел, как Бес вытолкнул оттуда тощего юношу, в котором Завадский сразу узнал Тишку. Парень упал на спину, с ужасом глядя на Беса. Филипп помнил, что этот малолетний «Кулибин» ехал где-то в конце обоза с механиком Феоктистом.

Тишка был до смерти напуган, несмотря на то, что он узнал уже и Беса и даже Филиппа с Антоном – его сильно трясло и даже губы его дрожали, а круглое лицо его белело во тьме как северная луна.

– Как ты сюда забрался? – спросил у него удивленный Филипп.

– Телегу скопытило, господин, лошадей убило. – Судорожно зашептал Тишка. – Феоктист мя потащил, сам инда не помню яко бежали. Токмо уранили дядьку Феоктистку…

Завадский поднял глаза на Беса – тот по привычке тряхнул головой и сказал:

– Помер он, онамо в кустах лежит, в спину саданули с мушкета.

Антон перекрестился и вдруг замер, посмотрел в перемигивающуюся тьму, от которой они бежали. На этот раз Филипп и сам услышал – голоса выделились из общей массы и звучали недалеко – где-то в пятидесяти-шестидесяти метрах.

Антон приложил палец к губам и указал на темную полосу леса, над которым зубрилась осыпанная огоньками горная гряда. Филипп кивнул, и четверка скрылась во мраке.

***

Савка и Аким, правившие последней и предпоследней телегами, когда все началось, быстро сообразили, что делать. Им повезло, что Филипп отрядил на охрану опиума приличное количество бойцов. Их охраняли десяток конников и еще дюжина стрелков сидели на двух повозках впереди. Эти двое не потеряли самообладание еще отчасти и потому, что основной бой на себя приняли разведотряд и главное боевое охранение. Стрелковый бой завязался где-то в полутора сотнях саженей впереди, да под аккомпанемент перестрелки, устроенной отрядом Бакана у самых гор.

Лошади поначалу испугались, но опытные конники удержали их.

– Вороти! – крикнул Савка, лихо по малой дуге оборачивая свою последнюю телегу. Вооруженные конники промчали мимо, рассредоточились, прикрывая их.

Аким быстро вошел в роль командира, только целью его был отнюдь не бой, а спасение товара. Когда кто-то из пеших спрыгнув с телег побежал было к валунам впереди, чтобы помогать братьям глубже увязшим в засадных клещах, он заорал как резаный:

– А ну сюда черти окаянные! Спасай товар! Швыряй на едину телегу!

И даже затопал ногами. После чего побежал к Савке, который уже сам перебрасывал мешки с опиумом на свою повозку. Думали они одинаково и не спасовали. При помощи набежавших бойцов перебросали мешки за полминуты, после чего Аким и Савка вдвоем запрыгнули на передок телеги, груженой опиумом и управляя хорошими ломовыми помчали назад. Оставшиеся братья с тунгусами перевернули опустевшие телеги, попрятались за ними, а также за небольшими валунами у тропы и отстреливались, пресекая попытки стрельцов подступить к ним. Они тоже понесли потери, но половине удалось спастись и главное – дать время Акиму с Савкой увезти опиум на приличное расстояние. Именно этот своеобразный опорный пункт сопротивлялся дольше всех, так что Рогаткин, в конце концов заподозривший, что обороняющиеся здесь так активны неспроста, приказал использовать пушки.

***

Утро занималось погожее, тихое, солнечное – как это часто бывает после кровавых битв и казней. Над озерцом стелился туман, позолоченный взошедшим над расселиной солнцем. Безоблачное небо слепило обманчивой пылью, рассыпало на горы зеленоватую каурку. Ржавел на сопках безмолвный лес.

Четверо путников брели почти восемь часов, истерли в кровь ноги, Филипп впервые понял, что сапоги в семнадцатом веке, даже самые дорогие – дрянь. Пальцы одеревенели, щиколотки и ступни жгло, но Завадский не замечал этого, перед глазами раскачивалась долина с иным пейзажем. Безмятежное осеннее солнышко отражалось в мертвых глазах.

Филипп хмурился всю дорогу, пытался строить планы, но перед глазами то и дело возникал Данила. Могучее тело, опускающееся на колени. Успевший запечатлеться растерянный взгляд. Потом тоскливая муть перетекла в сердце. Хотелось услышать привычные обеспокоенные слова брата своего – что он сказал бы теперь. Стало вдруг остро не хватать его песен, которые он затягивал после первой чарки и деловитых точных команд, раздаваемых им только ради одной цели – чтобы защитить брата своего. Теперь Филипп понимал, почему Данила оказался там, а не здесь.

Путники устало взобрались на сопку перед озером, разожгли костер в ямке под раскидистым кедром, чтобы не выдать себя дымом. Антон добыл в лесу странного зверя – небольшую косулю с клыками, ловко разделал и принялся жарить на манер шашлыка. Ели молча – так же, как и шли. За восемь часов едва ли обменялись парой фраз и те были о дороге. Антон вел их на запад – все что знал Филипп, где-то на севере верстах в четырех-пяти тянулась дорога на Нерчинский разъезд. Таились от нее, думая о розыске и погоне, хотя сидя здесь в уходящем в безлюдные дали краю, с трудом верилось в серьезность подобных угроз. Прямая угроза жизни отошла на второй план, чего нельзя было сказать о тех, кто был ему дорог и о том, что он успел построить.

Прежний Завадский любил природу и умел ею наслаждаться, ему захотелось бы теперь непременно добраться до снежных шапок на вершинах гор, увидеть со склонов бескрайнее величие и впасть от увиденного в тихую экзальтацию, но нынешний Завадский был слеп к красоте. В нем бурлила кровь иной породы.

После еды Тишка сходил к ручью напиться и заодно принес наполненную водой флягу Завадскому, после чего прилег у костра подобрав поближе к огню ноги и мгновенно уснул. Остальная троица молча глядела в костер.

– Странь тридцать верст миновали. – Первым нарушил молчание Антон. – Еже разумеешь, брат, далече?

Филипп потер ладонями лицо.

– Надо узнать, что стало с товаром. – Произнес он, морщась от усталости.

– Его наверняка сымали, брат. Из овой брани, живьем уйти чудо Господне, а уж телегами…

– Знаю. Но мы все равно должны узнать – конец ли это или просто серьезный удар. От этого зависит все остальное.

Помолчали пару минут. Бес пошевелил прутиком угли в костре.

– Яко сведаешь, ежели топерва никому нет веры? – спросил он, глядя в костер. – Окрестные сепи да остроги ныне под спудом тех, кто нагнал на нас сие войско.

– Надобе добраться до Иркустка. – Сказал Антон. – Онамо сидят люди Мартемьяна.

– Да токмо сведав еже не сымали Филиппа, они перекроют все пути на запад, – не согласился Бес, – да в коегаждом остроге, заимке и на дороге будут их люди.

– Обаче и у нас убо люди.

– Ныне они затаятся.

В поисках поддержки Антон посмотрел на Филиппа.