Спасти Державу! Мировая Революция «попаданцев»

— Как переход?

— Нормально. По глади ровно скользили, а будь волнение, то мои буряты бы все заблевали — непривычные они к морю.

— Это хорошо, Григорий Михайлович. Нужно один эскадрон выбрать, что в море не укачался. Сейчас ваши уланы снова на борт подниматься будут — вон на те два парохода их и распределим.

В небольшом порту, приткнувшись, где только возможно, стояло полдюжины маленьких пароходиков — один винтовой и пять с большими гребными колесами по бортам. Невооруженные — атаман нигде не видел длинные орудийные хоботы, лишь на винтовом «Михаиле» стояли пулеметы «Максим» за стальными щитками.

Но на корме у каждого корабля виднелись белые флаги с косым синим крестом — Андреевские. Что всегда обозначали принадлежность к военно-морскому флоту. Они живо трепыхались под веселым весенним ветерком.

— Если в Иркутске нас пулеметами встретят, то перетопнем все на Ангаре, как худые котята в ведре. Мои плавать совсем не умеют, да и те, кто сможет, утопнут — вода-то ледянучая. Даже в жаркие дни она больно студеная! — Григорий Михайлович поежился, будто сам ощутил холодную, пьешь — и то зубы ломит, ангарскую воду. Адмирал посмотрел на него с усмешкой, но генералу было не до шуток. Он лихорадочно соображал. Затем с недоумением задал вопрос:

— И как это так — один только эскадрон на пароходы возьмете? У меня здесь четыре полных эскадрона с пулеметной командой — они что, под Иркутском не нужны?

— Через полчаса два бронепоезда есаула Гордеева подойдут, по телеграфу уже сообщили. Видите, как путейцы суетятся, встречу готовят. «Черные» отцепят, а на Иркутск бронепаровозы потянут. Их уже за Маритуем растопили, час назад, чтоб под парами были наготове. А вам, Григорий Михайлович, эшелон здесь подготовили, с комфортом поедете, — адмирал указал на короткий состав из дюжины теплушек.

— Годится, — буркнул в ответ атаман, — с лошадьми полуэскадрону бы едва хватило, а так все влезем. Может, я и четвертый эскадрон по вагонам рассую, как раз семьсот улан в состав войдут, если битком набить. А то потопят ваши лоханки, и съедят рыбы моих бурят. У вас на пароходах пушек-то совсем нет, как я вижу!

— А вы туда посмотрите, Григорий Михайлович, поближе к тому берегу. Вон там, видите?!

Смирнов ткнул пальцем в горловину могучей реки, где над противоположным берегом возвышалась сопка. На ее фоне были еле видны строгие силуэты трех кораблей с броневыми ящиками орудийных щитов.

— На растерзание вас не отдадут, — и пояснил, засмеявшись: — Мой флагман, ледокол «Кругобайкалец», и с ним две малых канонерки, что на платформах сюда с Амура в апреле доставили. Там они посыльными судами ходили, но бронированы от пуль. По «горняшке» и паре пулеметов на каждом, а на ледоколе еще мелкая пушка на корме есть, в полтора дюйма. Но это не все — посмотрите дальше, вон там, на реке, ниже нас по течению, у того берега катера стоят!

Григорий Михайлович прищурил и без того узкие степные глаза — далеко, почти сливаясь со свинцовой темной водой, застыли три совсем крохотных кораблика.

— На «Волне» только пулеметы стоят, зато на двух бронекатерах к ним по мелкокалиберной пушке установлено. Так что спустимся по Ангаре, а там бой не страшен. Хотя я не уверен, что гвардейцы стрелять начнут — у них что, совсем мозгов нет? И пушек, кстати, тоже, — адмирал усмехнулся, вот только голос был недобрый, со сдерживаемой злостью. — У нас на кораблях полтысячи десантников, да у вас полных семь сотен улан с двумя бронепоездами поддержки. Намного больше, чем в декабре было, когда мы чехов атаковали. Но там дивизия супротив была, пусть и неполная, да несколько тысяч повстанцев. А в городе за нас были только военные училища, и те рекой отрезаны. Но ведь победили!

— Хорошо вы их тогда с генералом Арчеговым разнесли, по реке и «железке», до сих пор слава идет. Тем паче опыт-то никуда не делся?

Атаман Семенов задорно подмигнул моряку, откровенно намекая адмиралу, что тот в прошлый раз и командовал кораблями. Теперь атаман полностью уверился, что выбрал правильное решение, прислушавшись к просьбе генерала Арчегова.

Москва

— Мы забрали синицу в руки, а большевики предпочли журавля в небе. Ну что ж — каждому свое, — генерал Арчегов потянулся, как сытый и довольный кот. И широко улыбнулся, первый раз искренне, за эти кровавые и суматошные дни.

— Теперь бы эти договоренности нам бы правильно оформить. Хотя, как мне думается, для наших оппонентов, когда им станет выгодно, они будут стоить дешевле бумаги, на которой будут закреплены.

— Вы правы, Петр Васильевич. С ними нужно быть постоянно настороже, излишняя доверчивость не просто пагубна, она гибельна. Хотя, если учитывать полученные нами дивиденды, игра стоит свеч.

— Стоит, стоит, Константин Иванович, — Вологодский засмеялся и откинулся на подушки.

Полученное премьер-министром ранение оказалось несерьезным. Так, чуток мякоть бедра зацепило, и то вскользь. Но по совету Арчегова он оказался прикован к постели — кровопотеря, уже серьезный возраст, стрессы.

— Мы избежали продолжения Гражданской войны, абсолютно ненужной и очень затратной. А теперь в сравнительно мирном режиме можем приводить наши территории в порядок.

— Насчет Сибири и Заполярья уверенность есть, но вот генерал Деникин может иметь свое собственное мнение. Если вы не найдете нужные доводы, чтобы его переубедить…

— Постараюсь, Петр Васильевич. Возможности есть, да и казаки мне будут надежной опорой в этом деле. Ведь, по большому счету, война им абсолютно не нужна, как и сам Деникин, впрочем. Да и прежняя Россия, «единая и неделимая». А они являются силой, с которой «добровольцы» принуждены считаться. И имеют хлеб, который можно продать. Да и наше золото является определенного рода гарантией.

— Очень серьезной, вам не стоит недооценивать этого фактора, мой дорогой друг. Получить деньги они смогут только от нас, а военные затраты просто огромные.

— Это если идет война, а когда мир, то они ну очень большие, — хохотнул Арчегов. — Надеюсь на последнее, а войну предоставим большевикам. Они ведь грезят о мировой революции, так пусть ее и раздувают. Мешать им в этом деле мы не будем! Ведь так, Петр Васильевич?

— Вы правы, Константин Иванович! Пусть творят, что хотят, лишь бы от нас были подальше.

— Вы стали настоящим политиком, Петр Васильевич. В вас говорит здоровый эгоизм государственного деятеля.