Спасти империю!

– А тут и советская власть рухнула. КГБ распустили, а нас в СВР определили. С зарплатой совсем кисло стало, но и с заданиями, по-моему, Ракитина особо не напрягали. А тогда все торговать бросились. Попробовала и я. Смотрю, получается. И стало мне до того не с руки на службу эту ездить… Час – туда, час – обратно, да там хотя бы с полчасика проведешь… Да я за это время столько, бывало, наторговывала, стоя у метро, что жалко мне было этого времени, бездарно потраченного, хоть плачь. Я и предложила Ракитину… Ты, подполковник, надеюсь, не пишешь нашу беседу?

– Нет, нет, что вы, Нина Федоровна, – со всем возможным пылом заверил ее Голиков.

– А то, ежели под запись, я от своих слов отрекусь.

– Нет, конечно же не записываю, – вновь успокоил свою собеседницу Виталий.

– Предложила я отдавать свою зарплату, лишь бы на работу не ездить и не тратить на это время. Ракитин подумал немного и согласился. А куда ему было деваться? Отказал бы – я бы уволилась. А так и ему хорошо, и мне. Ему – какие-никакие деньги дополнительные, а мне – свободное время и трудкнижка, надежно пристроенная. Так что приезжала я в контору лишь дважды в месяц – в ведомости расписаться.

«Ай да Ракитин! – мысленно воскликнул Виталий Голиков, слушая этот рассказ. – А строил из себя чистоплюя! Тоже мне… Борец с коррупцией!»

– Как он этими небольшими деньгами распоряжался – не знаю. Не мое это дело. Но так продолжалось до самого начала нулевых годов.

«Прости меня, полковник, за этот оговор, – обратилась Нина Федоровна в этот момент к покойному сослуживцу. – Сам понимаешь, для дела я…»

– А к двухтысячному году торговлишка моя скисла и свернулась. И народишко после дефолта обеднел, и милиция вконец распоясалась. Только встанешь у метро, уже бегут… И не то чтобы прогнать просто, но и задержать, поганцы, норовят.

Одним словом, вернулась я в контору. А там как раз и зарплату начали добавлять, и на всякое-разное бюджет выделять. И работа вновь появилась. Вспомнило начальство и про подводные лодки. Жизнь в отделе не то чтобы закипела, как было в советские годы, но более-менее начала шевелиться. Опять Ракитин начал курсантиков привлекать, а я из них годных отбирала. Но недолго так продолжалось. В две тысячи третьем отдел наш прикрыли. Я как раз, помню, только пенсию успела оформить, а тут и отдел расформировали. Очень удачно у меня получилось. А то бы пришлось еще куда-то устраиваться, чтобы до нужного возраста дотянуть, да там еще бумажки собирать…

– Нина Федоровна, скажите, пожалуйста, а зачем в отделе был нужен врач?

– Врач? Не было там никакого врача.

– Ну как же, Нина Федоровна… А Соловейчик?

– Ах, Илья Аронович… Так он не врачом в отделе работал, а как все, экстрасенсом. Тоже подводные лодки отслеживал. А вот образование у него было медицинское, это точно. Какой народный целитель из него получился бы! Он же всю эту медицину, ну, где там органы всякие находятся, назубок знал. А сила у него была просто потрясающая! Он опухоль мозга у одного мальчонки-курсанта за три сеанса убрал! Бывало, заболит что – бежишь сразу к нему: «Помоги, Ароныч!» И он помогал, никогда своим не отказывал. Я ему сколько раз говорила: «Ароныч, ты же прирожденный целитель! Далась тебе эта контора! Давай уйдем на вольные хлеба, фирму свою организуем. Я буду тебе пациентов находить, а ты их будешь лечить нетрадиционными методами. Опять же диплом твой медицинский. Это большой плюс. Доверия от людей больше. Миллионерами станем, Ароныч!» А он только отмахивался и отшучивался. Не люблю, мол, людей принимать. У меня от них голова кругом идет. И лечить их не люблю. Хоть по-традиционному, хоть по-нетрадиционному. Я, говорил, вообще людей не люблю. Я этот… Филантроп?.. Нет, не филантроп. Филателист?..

– Мизантроп, – подсказал Голиков.

– Во! Точно, мизантроп. Так и досидел до закрытия отдела. Где он сейчас, что с ним – ничего не знаю. А что? Нужен он вам?

– Да нет… Просто странным показалось – врач в таком отделе. Теперь понятно, спасибо вам, Нина Федоровна. А Иванова помните?

– Генку-то? Конечно, помню. Хороший был парень. Жаль, помер он. После него, кажется, семья осталась.

– А от чего он умер, знаете?

– Разрыв сердца. Инфаркт… Жаль… Такой еще молодой, красивый…

– А инфаркт по какой причине с ним приключился?

– Откуда же мне знать? Мало ли… Может, с детства сердце было слабое, а может, жена, змеюка подколодная, довела. Поди разберись теперь.

Да, причиной в поднятом Голиковым «Заключении о смерти Иванова Геннадия Александровича» значился инфаркт. Жаль, что в «Заключении» не фиксируются сопутствующие смерти обстоятельства. А Голикову так хотелось установить связь между смертью Иванова и его посмертным награждением!..

– Вы знаете, что Иванов был посмертно награжден правительственной наградой?

– Знаю, конечно. Это за «Курск».

– Как за «Курск»? «Курск» же был в двухтысячном, а Иванов умер в две тысячи втором. Тогда же и награжден посмертно. Разве смерть его не связана с выполнением служебного задания?

– Нет, конечно. Награду им дали за «Курск». Пока представление, пока то да се… Документы-то долго ходили. Да еще и недоумение у каждого начальника, перед тем как подпись поставить: «Что еще за экстрасенсы такие? За что им боевые награды?» А Генка к тому времени уже и помереть успел. Пришлось даже указ, как говорили, переделывать. Ну, чтобы «посмертно» туда вписать.

Дело же там действительно важное приключилось. Генка с Ракитиным, почитай, тогда мир от третьей мировой спасли, а может, и еще от чего похуже.

– Это каким же образом? – скептически ухмыляясь, осведомился Голиков.

– А вот таким! Я, понятное дело, при этом не была – зачем мне это? Я своих курсантиков просмотрела да домой пошла. Мне сам Генка потом об этом рассказывал. А дело было так. Вышел тогда «Курск» на полигон – торпеду новую испытывать. А невдалеке чуть ли не весь наш Северный флот собрался. Это они хотели испытания с учениями совместить. И, понятное дело, рядом, как обычно, американцы. И за пуском понаблюдать, и за учениями. Генка же за той американской лодкой следил. Хорошо еще, что Ракитин на прямой связи тогда с командующим флотом был… Короче говоря, Генка засек американскую лодку, координаты определил, и Ракитин их командующему передал. Американцы ведь пришли туда заранее. Сидят себе под водой, тишину соблюдают. Как их определишь? А вдруг пальнет «Курск», а торпеда как раз в них и попадет? Тогда – война! Вот для этого командующему и были нужны координаты. «Курск» пальнул, торпеда заведомо мимо американцев пошла, а Генка тут как заорет: «Там есть еще кто-то! Торпеда прямо в них идет! Попадание!» «Кто это? Что за лодка? Чья?» – спрашивает у него Ракитин. «Дискообразный аппарат, – отвечает Генка. – Огромный! Диаметр триста метров! Торпеда вреда ему почти не причинила. Что это?! Вспышка какая-то!»

«Курск» ведь чем хорош был? Его обычной торпедой или бомбой не возьмешь. Только атомной. И тут после пуска командующий собственными глазами видит атомный гриб, из воды вырастающий, и получает донесение с «Курска», что носовой отсек у них разворочен весь и лодка тонет. Что должен был он подумать? Что американцы в ответ на пуск новой торпеды нанесли по «Курску» атомный удар. Он тут же командует боевую готовность у себя на флоте и докладывает в Москву, что американцы против нас применили атомное оружие. В Москве сразу же командуют минутную готовность. Но тут, слава богу, к командующему удается пробиться Ракитину. Ну, он и рассказал то, что Генка видит. И про диск этот трехсотметровый (он, кстати, сразу же драпанул оттуда), и про подбитый тонущий «Курск», и про американскую лодку. Американцам тоже от диска досталось, но они на дно не пошли, а развернулись и тихонечко поползли в сторону Норвегии. Как только командующий понял, что это не американцы «Курск» потопили, а НЛО, он тут же дал отбой боевой тревоги и в Москву доложил. Ну а из Москвы уже с Америкой связались, и, слава богу, война так и не началась. Потом к нам еще цэрэушник главный прилетал вопросы банковать… Наверное, насчет НЛО этого самого… Так что, считай, только благодаря Генке и Ракитину мир сохранить удалось.

– А Лобов? – уточнил Виталий. – Ведь Лобов тоже был награжден.

– Лобова этого самого в отдел подсунули в конце девяностых. Заместителем к Ракитину. Зачем Ракитину заместитель? Я так думаю, что Лобов был чьим-то родственничком. Сунули его просто на теплое место. Экстрасенсы… Кто они такие? Чем занимаются? Спросу там небось никакого, а должность все-таки приличная – замначальника отдела. Примерно так мыслил какой-то шишкарь, когда пропихивал его к нам. Наверное, и в наградной лист его до кучи включили. Как блатного. Во всяком случае, Генка только про себя и Ракитина рассказывал. А никакого Лобова там и близко не было. А что, вас Лобов интересует?