Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала

— Во-первых, генерал, — резко прервал Жанена Ермаков самым жестким голосом, — уже четко установлено, что за попыткой переворота Политцентра стоит именно чехословацкий корпус. Есть множество показаний арестованных нами членов этого самого Политцентра и плененных чехословацких офицеров. А все политические декларации корпуса не более чем фиговый листочек, которым они прикрывают свою задницу…

— Да вы…

— Я еще не все сказал, пан Сыровы, извольте потерпеть, — Ермаков свирепо глянул на чешского генерала, тот заткнулся, только гневно выпучивал единственный глаз.

— Во-вторых, если генерал Жанен не имел никакого понятия о предательских действиях чешского корпуса, это один разговор. Если же имел, то в дальнейшем я буду рассматривать вас, мон женераль, совершенно иначе. И в-третьих, если вы, господа генералы, вздумаете еще раз оскорбить меня и в моем лице русские войска, то увернуться от дуэли вы уже не сможете, ибо сразу получите достойный ответ, но уже действием, — выплюнув последнее слово, Ермаков сжал свой отнюдь не маленький кулак.

— Извините, господа генералы, но мы здесь собрались для обсуждения условий перемирия, — голос Фукуды успел прервать начавшийся на высоких тонах разговор, который мог завести собравшихся в ситуацию, весьма далекую от любого мирного разговора.

Сыровы и Жанен опомнились, переглянулись. Стоявшие за их спинами два полковника впились в Ермакова взглядами — у француза с длинной фамилией в удивлении хлопали только ресницы. Не мог в разум взять офицер, как какой-то ротмистр может грубить его генералу, он же должен вскакивать и под козырек брать.

А вот чех Ермакову не понравился, взгляд оценивающий, въедливый. Но так и должен смотреть опытный контрразведчик. Ермаков решил усилить впечатление своей несговорчивости — принял позицию «отрицания», скрестил на груди руки. Психологию им в голову вдалбливали, жаль, что теорию подзабыл, зато практический опыт остался.

А вот майор Мике, низенький самурай с приятным лицом, смотрел на ротмистра подбадривающим взглядом. «Поддай-ка этим гэндзинам хорошенько», — читалось в его раскосых глазах. А Ермаков чуть улыбнулся в ответ — они сегодня утром весьма дружелюбно пообщались на языке сынов Ямато, закрепляя братство по оружию.

Сидевшему рядом с ротмистром подполковнику Степанову генералы явно не нравились, если не сказать хуже, но, по первоначальной договоренности между ними, начальник штаба пока молчал, давая возможность вести разговор только Арчегову.

— От лица союзного командования я предлагаю вам немедленно отвести свои войска за Иркутный мост, а захваченные вами эшелоны и бронепоезда немедленно передать чехословацкому корпусу! — Жанен говорил громко, положив руки на стол.

Услышав такое заявление, Ермаков чуть не поперхнулся — это кто же победителем оказался?!

— А если мы игнорируем это ваше требование, мон женераль, — впервые вмешался Степанов. Спросил корректно, вот только его взгляд стал нехорошим, прищуренным, будто через прицел винтовки посмотрел.

— Тогда мы заставим вас выполнить наше законное требование! И извиниться за свои неправедные действия!

— Каким образом?! — с наигранным изумлением воскликнул Ермаков. — Зуавов у вас нет, да и перемерзнут они здесь, это же не Африка. Французов придется перебрасывать не меньше полугода, да и захотят ли они воевать столь далеко от Белль Франс? И ради чего? Ради русских вагонов, набитых русским же добром. Помочь 30 тысячам союзных чехов вывезти 20 тысяч русских вагонов? Не знаю, что вы думаете, мон женераль, но ваше предложение для нас категорически неприемлемо. А на силу всегда можно найти другую силу, надеюсь, господам чехам это, наконец, стало понятным…

Воцарилось молчание — переговоры зашли в тупик. И Ермаков решил зайти с другой стороны:

— Я предлагаю завтра, после полудня, обсудить создавшееся положение на переговорах послов с нашей делегацией, которая даст ответ на ваш ультиматум. Да, господа, требование передать железную дорогу союзникам попахивает ультиматумом, который предъявляют только оккупанты. И потому, господа, я призываю вас к сдержанности — вы еще не победители.

— Я согласен с предложением господина Арчегова, — Жанен резанул по нему острым взглядом. Константин сжал волю в кулак — оскорбление для офицерской чести было явственным, и он тут же вернул его обратно.

— Я извиняюсь, месье Жанен, — после этих слов у француза встопорщились усы, он побагровел. Не злись, лягушатник, у русских есть поговорка — «как аукнется, так и откликнется». Словно прочитав мысли, Жанен скривил рот презрительной гримасой. — Но у нас имеется ряд условий, без выполнения которых какие-либо переговоры между нами будут невозможны. Первое из них таково — чешские войска не будут сосредотачиваться на перегоне Черемхово — Суховская. У нас есть возможность наблюдать за перевозками. Второе — чехи должны немедленно снять арест с литерных эшелонов и обеспечить их беспрепятственное продвижение на Иркутск. Без всяких действительных и мнимых проволочек…

— Ваши условия для чехословацкого корпуса неприемлемы, — непримиримо отрезал Сыровы.

— Тогда пусть будет война, безжалостная и беспощадная. Но мы дадим послам и союзным миссиям паровозы и через три часа мы откроем для них движение на Байкал. Дня всех, кроме чехов!

Ермаков решительно встал, рядом встал подполковник Степанов, вот только повернуться к выходу они не успели, как Жанен примиряющим голосом заговорил:

— Прошу, не горячитесь, господа, — русский язык генерала был почти безукоризненным. А именно на нем шли переговоры, благо все собравшиеся за столом знали, кто лучше, кто хуже, великий и могучий.

— Верховный Правитель адмирал Колчак волен двигаться по железной дороге, когда ему заблагорассудится. Вся проблема в партизанах, которые контролируют железную дорогу. А потому литерные поезда необходимо сопровождать бронепоездами с чешской охраной. Ведь так, господа?!

— А также вернуть обратно захваченные у адмирала паровозы!

— Паровозы были временно взяты, и сейчас в них надобность отпала. Они будут сегодня возвращены, и литерные эшелоны продолжат свое движение на восток. Ведь так, генерал?!

— Совершенно верно, — Сыровы просиял лицом, сообразив, что золото от него никуда не уйдет, ведь, в лучшем случае, эшелоны смогут подойти на Иннокентьевскую только через два дня, никак не раньше.

— Вот и хорошо, господа, — голос Ермакова стал любезным. — Надеюсь, вы мне дадите возможность связаться с адмиралом по телеграфу.

— Конечно, — не менее любезно отозвался Жанен, — и послам необходимо связаться по телеграфу.

— Я рад, что у вас есть связь с Нижнеудинском. Но очень сожалею, что не могу оказать ответную услугу — связь постоянно прерывают красные партизаны на перегоне между Мысовой и Верхнеудинском. Наши американские союзники снимают караулы и готовятся к эвакуации из Сибири. Свои части полковник Морроу уже вывел из Слюдянки и начинает выводить из Танхоя. Американцы даже отогнали в Михалево целый эшелон с оружием для чешских войск. Хорошим оружием были вооружены ваши солдаты, пан генерал. Сибирской армии оно очень пригодится, — Ермаков внутренне засмеялся, вот теперь генералов проняло по-настоящему, они даже спали с лица. Да оно и понятно — надежда на американцев растаяла, как дым. — Как только мы займем нашими войсками этот перегон, связь будет бесперебойной. Сейчас я не могу ничего гарантировать. Прошу принять мои искренние сожаления и извинения.