Спасти Москву

– На братоубийство, стало быть.

– На братоубийство.

– Прости меня, старче, – для себя неожиданно Булыцкий пустил слезу. – Что на головы свалился, прости. Прости, что смуту в головах породил, что переиначил все.

– Не за что прощать мне тебя, чужеродец. Воля Божья на то, стало быть. Ты крови великой пролиться не дал, на том и благодари Небеса. Тебе оно тоже ох как несладко!

– Благослови, отче, – сам не понимая зачем, попросил вдруг пенсионер.

– Благословляю, чужеродец, на дела благие.

– Благодарю, отче. И прошу тебя об одном: не спрашивай о грядущем больше! Оно страсть как хочется, чтобы лучше, а выходит вон как.

– Человека путь – свою судьбу ладить. А тебе – судьбы других довелось переменить. Как оно там сложится, неведомо мне, но молюсь теперь за тебя, душу твою, чтобы отпустило. Все, что знаю, не раз к тебе князья за советом придут еще.

– Отпусти меня, отче. Не могу я так.

– Как Илия схорониться хочешь, чужеродец? А не ты ли меня попрекал тем, а?

– Прав, – чуть подумав, согласился Булыцкий. – Так что делать-то? Научи, отче!

– Ты делай, что делал. Вон, смотри, и овощи твои дивные растут, и юнцы сметливые, и игры твои чудные. Гляди, – кивком указал он на беседку, вновь возведенную. Туда, где, укрывшись от солнечных лучей, несколько монахов сосредоточенно разыгрывали шахматные партии, – уж больно слова твои в душу запали, и Тохтамыш – на тебе. И Бог сказал: «Не бесовские то игрища!» Оно, как видишь, худо без добра не бывает.

– Прав, – тяжко вздохнул тот.

– А мы, пока тебя не было, обителью всей за трудами твоими следили, – улыбнулся Сергий. – Желаешь коли, покажу.