Спасти Париж и умереть

Курт вспомнил о Лагранже. Если он еще жив, он находится у Оберга или Кнохена. У бригаденфюрера, насколько он знал, было всего две или три камеры, и заключенные в них сидели самые именитые – если можно было так выразиться. У Кнохена и камер, и людей в них было побольше. Где мог быть Лагранж?

– Кстати, Гельмут, не позволите ли ознакомиться со списком ваших заключенных?

– Зачем вам это? – поднял брови Кнохен.

– Некоторые моменты, Гельмут, вам может объяснить лишь рейхсфюрер Гиммлер, – со вздохом произнес Курт.

Кнохен не ответил, встал и подошел к сейфу. Открыл, вынул из сейфа несколько папок. Быстро нашел нужную, положил остальные папки обратно и вернулся к столу.

– Вот, смотрите. – Папка легла перед Куртом.

Курт принялся просматривать списки заключенных. От обилия фамилий зарябило в глазах. Но уже на третьей странице Мейер наткнулся на строку: «Фредерик Лагранж, инженер».

– Отлично, Гельмут, отлично, – улыбнулся Курт Мейер. – Этот человек нужен мне.

– Этот? – Кнохен подошел, заглянул через плечо Мейера, и – о чудо! – лицо его просияло. – О, теперь я понимаю, господин штандартенфюрер, что вы приехали с действительно серьезным заданием! В Берлине проявляют интерес к математику?

– Еще какой, – вздохнул Мейер.

Мейер не поверил ушам и глазам – Кнохен, хоть и раньше подобострастный, после упоминания о Лагранже стал относиться к нему с еще большим почтением. Значит, оберштурмфюрер прекрасно знал, кто такой Лагранж?

– Скажите, почему он у вас?

Кнохен пожал плечами.

– В начале войны поступило распоряжение – арестовать, содержать в одиночке, относиться аккуратно, не допрашивать… Он у нас этакий «вечный узник»! – Оберштурмфюрер улыбнулся. – Видимо, его хотели использовать в Пенемюнде… Не знаю, почему им перестали интересоваться.

– Давно он у вас?

– Был сперва у Оберга, потом перевели ко мне.

– Сколько он сидит, таким образом?

– Четыре года.

Через мгновение Мейер решился:

– Гельмут, я хотел бы оформить все необходимые бумаги, чтобы перевести этого заключенного к Обергу, и в самом скором времени. Вы не станете возражать?

– Разумеется, нет, – сказал Кнохен. – Делайте, как считаете нужным.

Курт пролистал страницы. Впечатлило меню, определенное Лагранжу, – оно выгодно отличалось от меню остальных заключенных. Два раза в неделю Лагранж получал мясо. Присутствовало в меню и неожиданное слово «витамины». Мейер пришел к выводу, что Лагранж действительно был на особом счету.

– В самом деле его так кормят? – спросил Курт.

– Порции он получает из офицерской столовой, – ответил Кнохен. – Еще ему разрешили газеты. Разумеется, немецкие.

Курт вздохнул и сел писать бумагу: «Бригаденфюреру Обергу. Париж, август 1944 г. В связи с настоятельной необходимостью заключенный Лагранж Фредерик, 1885 г.р., под мою ответственность переводится…»

Он хотел спокойно побеседовать с Лагранжем.

Взбешенный доктор Менгеле подошел к Курту в коридоре военной комендатуры.

– Это что же получается? – почти набросился на Мейера доктор. – Вы описываете ценности? Париж будет бомбардирован? А как же мой газ? Вы обещали мне!

Курт внимательно посмотрел на собеседника:

– Фон Маннершток против использования газа. Он четко выполняет приказ фюрера.

В глазах Менгеле появилась обида.

– И все-таки мой газ дал бы больший результат. Вы обещали мне содействие.

– Я на вашей стороне, Йозеф, – мягко ответил Мейер. – Более того, я послал донесение в Берлин. Однако ответа еще нет. Видимо, рейхсфюрер занят другими делами.

– Я, выходит, для него мелкая сошка? Давайте позвоним в рейхсканцелярию!

– Йозеф, не кипятитесь, – примирительно произнес Курт. – Сделаем иначе. Вы сейчас будете присутствовать на совещании? Отлично! Советую поставить вопрос перед комендантом. Или это сделаю я.

– Спасибо, штандартенфюрер! Я сам подниму этот вопрос!

Менгеле так и сделал. Ближе к концу совещания он встал и произнес:

– Господин генерал, мой газ более выгоден для Германии…

– Убирайтесь к черту со своим газом! – яростно закричал на него фон Маннершток. – Убирайтесь в Аушвиц! Назад!.. Псевдоученый! Лжец! Потрошите в Аушвице своих евреев!..

Менгеле вжал голову в плечи и устремился к двери… Чуть позже Курт догнал доктора в коридоре.

– Ничего страшного, – сказал ему Мейер. – Я попробую выцарапать прямое разрешение Гиммлера. Не теряйте надежды, Йозеф! – Он ободряюще похлопал доктора по плечу.

Глава 7

– Все-таки я попросил бы вас не курить, – смиренным голосом попросил звонарь. – Мне трудно дышать.

– Друг! – вскричал Серафим Никольский. – Ами! Мы давно на «ты»! После того, что ты для меня сделал, я для тебя готов на все!

Во рту его была сигарета, по камере плавали клубы сизого дыма. Никольский выхватил изо рта сигарету, плюнул на ладонь и ткнул огонек. Раздалось шипение, сигарета потухла.

Он вернулся в камеру через два часа после возвращения Жоржа Лерне и выглядел посвежевшим. Правда, звонарь не особенно обратил на это внимание.

Открыв банку – крышка ее была такой, что не требовала ножа, – соседи по-братски поделили тушеное мясо. Никольский съел меньшую половину, а большую – отдал звонарю.

– Ты устал на расстреле, – произнес Никольский.

Есть пришлось пальцем, но Жорж Лерне не тяготился. Ему стало удивительно легко после того, как банка опустела. Да и Никольский оказался неплохим парнем. Вот ведь – он выполнил просьбу Жоржа, и его не пришлось особенно уговаривать..

– Кто знает, что ждет нас завтра, – подмигнул Никольский. – Так я буду, по крайней мере, растягивать сигареты.

– Знаете, я помогу вам, – неожиданно решился звонарь.

Разумеется, он не хотел рассказывать о своих связях с бойцами Сопротивления, но у него появилась другая мысль. Закапывая убитых на расстреле, он услышал, что вскоре снова понадобится участие в «похоронной команде». У него созрел план побега.

Звонарь поражался силе своего духа. Он верил, что все получится.

Под утро на третью ночь дверь камеры распахнулась. Вошли трое. Двое вооруженных солдат сразу сняли с плеч автоматы.

– Ну, вы тут едва не в обнимку, – ухмыльнулся третий. Это был тот самый человек в штатском, который дал Жоржу Лерне заработать банку тушенки и пачку сигарет. Он стал серьезен, сказал звонарю: – Для тебя снова есть работенка…

Жорж нерешительно поднялся. Француз посмотрел на сокамерника.

– Ты тоже вставай, – произнес гестаповец другим тоном. – Выходите оба…