Спать и верить. Блокадный роман

В экстазе выхватил пистолет, палить в небо! Сообразил, что пуль мало. И был некомплект, еще две ушли в Дирижера, сейчас вот… Прикинул: пожалуй, последний патрон. Сегодня, кажется, без надобности, но один пусть будет. На выстрелы примчался патруль. Знакомый.

— Максим Александрович, Максим Александрович, что же это у вас? Ведь не положено! Максим Александрович, сами-то вы как? Вас проводить, может?

— Дойду, — махнул Максим, сунул патрулю остатки книги. — Держите вот, с картинками!

261

…………………………………..

…………………………………..

…………………………………..

262

По дороге, маршрут удачно совпав, Максим заскочил в кабинет на Литейный, помнил, что там было 0,5. Во флягу влазило 300, остальное выпил стаканом, глотком. Глотку переоценил, захлебнулся, коротко блеванул. Ладно! Там-то есть, в ЭЛДЭУ, если что? Есть, полная, целая! Вкусная! И Варенька отхлебнет, она позволяет теперь, по 10 грамм, по 15. Да, пьян, и что? Такой будет ей романтизм, не маленькая. Грубоват сейчас, но и ладно! Пусть впечатляется. Барышням в таком возрасте оно и страдать, жир нравственности накапливается, слой культурного опыта!

От кабинета Рацкевича раздались голоса. Пустой коридор, дверь открыта, порученца нет, а там голоса! Притормозил прислушаться.

— У нас была, сука?! — голос Рацкевича.

— У нас, Михаил Михайлович, на складе, — голос Паши, оправдывающийся. — Мы же забираем пишмашины из закрывшихся учреждений. Ну вот еле пришло в голову их проверить, виноват. А там совпало! Тот шрифт, где письмо для Гитлера! Учреждение из Безымянного переулка! Ликвидировано как три недели!

Вот и раз тебе! — вздернулся всем телом Максим. Не погибла Варина пишмашина в бомбежке. Провал. И какой! Смертельный.

— А в ходе сплошной проверки, сука? Проверял ты это учреждение?

— Так точно, товарищ генерал! В деле оба экземпляра, и присланный, и сделанный при сотруднике. Не совпадают! Не иначе, подмена. Ума не приложу! Но выясню! Завтра сверю сверялыцика, разберусь!

— Да уж разберись! А то тебе отпилю по самые уши.

— Так точно, товарищ генерал!

— А чего-то фамилия машинистки знакомая?

— Не случайно, Михаил Михайлович, — Арбузов вступил в разговор. — Помните, был такой, зам по району? Из старых большевичков. Дочь его.

— А! Был такой, сука. Отсидел, а потом реабилитировали? Так, хрен, зря реабилитировали…… дочка…. от яблони не далеко упала, подсоска гитлеровская! Где она сейчас?

— Она у Максима Александровича в Доме ученых машинисткой работает, — сообщил Паша.

— …..!!! — ошеломился Рацкевич.

— Это не все, Михал Михалыч, — поспешил добавить Арбузов. — Я своего людишку сегодня поддудонил в ЭЛДЭУ, на всякий, как и чего…

— Ну! Не тяни!

— Он там с директором по понятиям пробалакал. И, знаете, они там подземный ход нашли, выяснилось, от ЭЛДЭУ — в Эрмитажный театр…

…….?!!!

— И ключ у Максима был. От подземного хода.

Суставы щелкали, как петарды.

— Так и я вспомнил, — вспомнил Паша. — Максим Александрович у меня дело по пишмашинам по этому району брал помогать, сличал час!

— За такое расстреливают, — заметил Арбузов.

— Так он…

— Так не он! — крикнул Арбузов. — Тебя расстреливают! Секретное дело — запрещено другим показывать!

— Так я…

— Отставить, сука, — вступил Рацкевич. — Нашли чего спорить. Ты, Арбузняк, выше крыши не возгудай. Вот масквич так масквич! Где они оба, известно?

— Девка там, на работе, — сказал Арбузов. — Мой людишка стережет внизу. Его, что ли, ждет-дожидается, не уходит. У них неоднозначные отношения. А где москвич, шут знает. Но по всему, придет к ней, в ЭЛДЭУ.

— И чего сидим, олухи? — рявкнул Рацкевич. — Его везде объявить, а за ней — полным ходом!

Максим ссыпался по лестнице. Когда мимо ражего дежурного пробегал, у того как раз внутренний телефон зазвенел. Не иначе, про Максима и сообщают. Но выскочил.

Метнулся через проспект, припустил в ЭЛДЭУ.

И зачем?

Вареньку уже не спасти в свете текущих указаний. Даже все повалив на себя, ее все равно уничтожат. Сделают из них бравый заговор. И будут раньше, на авто. Ломануть на конспиративную, взять деньги, продукты, удрать? Если не стерегут еще, то куда удирать? К немцам через линию перейти? Полковника высокопоставленного примут, не убьют, тем более, бутылки писал. За них воевать. Какая, чорт, разница. Но вот Варенька же!

Он летел по набережной на крыльях ночи, и даже патрули, частые в этом районе, не попадались, чтобы не мешкать развязку.

263

Он все не шел, а Варя все ждала и заламывала.

Надо было вовремя домой, легла бы дома, пошутила бы с Лизой перед сном, но там пахнет мамой и это невыносимо, и сейчас по ночи уже не пойдешь, чревато, тревожно, надо быть тут.

Мамы нет. «Синие очки общежития» запомнились, не вытряхивались из головы. Что за очки такие? Не может быть в «Война и мир» такой фразы! Надо перепроверить!

И лучше бы он не пришел сегодня, потому что — как? Никак! Но ждала, тревожилась.

Внизу дзбренькнула дверь, но это не он, а его коллеги, сапогами в подковах, то есть в набойках цвиркали по ступеням.

Ворвались к ней!

Тыкали в нее ужасающим письмом Гитлеру, говорили, что это она сочинила, абсурд! Ударили, повели.

Где же Максим? Он должен спасти, объяснить!

И вдруг как включилось в голове ощущение, в сердце ядерный перестук. Варя спиной почуяла, что он тут, на нее сзади смотрит! Пришел, не бросил, успел! Дернулась, но не повернулась, чтобы его не выдавать. Он знает, что делает! Сейчас все сделает, как нужно. Он может! Хорошо, что он здесь, он придумает! Варенька успокоилась. Она ему доверяла.

264

Часового ЭЛДЭУ Максим оглушил рукояткой, двинул в холл, а сверху уже голоса и шорох, это Варю ведут арестованную по прекрасной исторической лестнице. Максим схоронился вниз, под колонну.

Сейчас ее доставят на Литейный и будут ей вдвигивать иголки под ногти, а сами ногти выдирать плоскими губцами, в уши втыкивать спички, ноздри залеплять пластилином, подцеплять за ноги вниз головой, касаясь волосами ведра нечистот, голову втискивать в железную коробку и мастрячить по коробке кувалдой, ломать последовательно суставы, надрезать кожу и сыпать соль, прижигать пятки, в зад протискивать поршень, клизму с раствором, да еще и Ульяну подключат. Все это нельзя!