Специальный рейд

– Я зайду познакомиться с вашей женой... – разочарованным голосом сказала соседка ему в спину.

– Она у меня очень занятой человек и не любит долгих разговоров, – ответил Басаргин и заспешил по лестнице в слегка паническом состоянии.

Вопреки его категоричному распоряжению, близнецы увязались за матерью в офис. И сейчас пытались, пользуясь моментом, когда Александра вышла на кухню вскипятить чайник, взломать с помощью чайной ложки вместо «фомки» оружейный сейф.

– А ну, кыш отсюда, молодежь. Я же предупреждал, что сюда вход воспрещен.

– Есть, товарищ капитан, – встал по стойке «смирно» тот, который на двадцать минут старше, переглянулся с братом, хихикнул, и пацаны, громко топая, строевым шагом ушли в квартиру. Смутить их окриком трудно, впрочем, как и наказанием.

К дисциплине их Басаргин, как мог, приучал. Только дисциплина эта соблюдалась исключительно в его присутствии. Более того, если ничего не слышно, это опаснее. Сыновья наверняка уже затеяли какую-то очередную проделку. Мать стремление отца к строгости не поддерживала, считая неадекватное поведение мальчишек проявлением своего рода творческих начал.

– Чай будешь? – спросила из кухни Александра.

– Зеленый, и без сахара.

– Научил тебя Доктор... – засмеялась она.

– Хочу быть таким же лосем, как он, – ответил Басаргин умышленно серьезно. Со слов Тобако он уже знал, что за глаза Доктора часто зовут лосем.

Доктор Смерть в самую жару постоянно пил зеленый чай. Такой горячий, чтобы пар валил. Объяснял, что зеленый чай чистит капилляры и обновляет тело. Поскольку Басаргин не видел медицинский диплом доктора, он ему верил. Потому что никогда не верил настоящим врачам и оттого был всегда здоров.

– Кто звонил? – спросил Александр, когда жена вернулась из кухни с расписанным ее собственными руками подносом. Такой поднос в магазине не купишь, но и показать его некому, потому что посторонним в офисе делать нечего.

– Дважды полковник Баранов. Потом утренний твой гость. Минут пятнадцать назад.

– Гостей было двое. Доктор и Зураб.

– Который от завтрака не отказывается...

– Что сообщил?

Она пододвинула к нему листок бумаги. Там только два имени – «Ширвани и Нури Байрамхановы». Александр листок отодвинул.

– Мне эти имена ничего не говорят. Кто такие?

– Зураб говорит, что их по всей Москве ищут крутые ребята из чеченской диаспоры. Что-то они натворили очень серьезное. И боятся, что натворят еще больше. Приказ дан – убивать, если найдут, без разговоров, особенно женщину.

Голос Александры дрогнул и слегка завибрировал. Она мечтала включиться в работу мужа, но слова об убийстве даже незнакомых людей с трудом ею произносились.

– Муж с женой?

– Брат с сестрой. Поиски организованы по просьбе какого-то приезжего уважаемого человека. Еще ищут какую-то машину. Зураб узнает номер, сообщит. Это тоже как-то связано с Байрамхановыми.

– Прекрасно.

– Что же в этом может быть прекрасного? Это ужасно!

– Прекрасно другое. Это уже, возможно, след. Уважаемый человек случайно не Умар?

– Имени Зураб не назвал. Я голос, ты же знаешь, хорошо чувствую... И не похоже, что только из-за телефонного разговора. Мне показалось, он просто не знает. Иначе как-то намекнул бы...

– Когда сам приедет?

– Обещал после обеда.

– Хорошо. Что Сергей Иванович хотел?

– Не сообщил. Обещал перезвонить, когда время будет.

– Меня позвонить не просил?

– Он, очевидно, не в кабинете. Сам позвонит. Меня поздравил с назначением на ответственную диспетчерскую должность. Спросил, по какой форме оформляли на меня допуск и какой оклад положил мне Костромин...

В двери заворочался ключ.

– Тобако приехал.

Андрей вошел недовольный и усталый, хотя устать еще и не должен был бы, потому что работа только началась. Но Басаргин по себе хорошо знал, если поиск не идет, как хотелось бы, если не можешь уцепиться за нить, если факты просто в руки не идут, хотя предпринимаешь все возможные меры, устаешь в три раза сильнее, чем при интенсивной загруженности, но и при наличии результата.

– Всех своих волонтеров гоняю по возможным адресам. Ничего... Ухватиться не за что... Они пока просто не приспособлены для этой работы. Переквалифицироваться с наркоты на терроризм не просто. Да еще сразу в таком серьезном деле, без предварительной раскачки. Не по тем каналам, должно быть, ищут. Хотя связь должна быть. Террористы без денег от наркоты беспомощны. Они в таком положении сами, как наркоманы без дозы...

Он плюхнулся в кресло и задумался.

– У тебя в Назрани среди ментов знакомые есть? – спросил Александр.

– Есть один отставной полковник. Сейчас на инвалидности... На мине взорвался. Что у нас любопытное в Ингушетию тянется?

Басаргин рассказал об отставном капитане уголовного розыска Ахмате Текилове.

– Поинтересуюсь... Кстати, Александра, ты не в курсе, когда жара прекратится... Через неделю осень, а солнце, как в июне!

Андрей вытер платком шею, пододвинул ближе к себе телефон, достал электронную записную книжку, отстучал фамилию на клавиатуре.

– Вот он, здесь... Я боялся, что в эту книжку его не занес. – Тобако набрал номер и включил спикерфон, чтобы разговор был слышен другим.

– Добрый день, мне Камил Алиевич нужен.

– Он в саду отдыхает. Подождите пару минут, я его позову, – ответил молодой женский голос с сильным акцентом. – Что сказать? Кто спрашивает?

– Это из Москвы звонят. Моя фамилия Тобако.

– Хорошо. Я сейчас схожу за ним.

В трубке что-то загрохотало. Должно быть, ее положили на стол или на полку. Ждать пришлось не пару минут, а больше пяти. Зажав трубку рукой, Андрей пояснил:

– Полковник сейчас ходит только на костылях. Ему обе ступни оторвало. К протезам никак привыкнуть не может. Спереди в машине сидел. Как большой начальник. Большим начальникам больше других и достается.

– Алло! Андрей? – прозвучало из громкоговорителя.

– Да, Камил, я... Здравствуй, друг дорогой. Как твое самочувствие?

– Лучше не спрашивай. Жаловаться не люблю, а хорошего рассказать не могу, потому что врать не научился. Больше духом страдаю, чем телом, честно говоря... А мы тут на днях тебя вспоминали.

– По какому поводу?

– У меня племянник в Грузию ездил. Хотел тебя в Поти найти, я адресок давал. Там такие страсти понарассказывали, что я уж и не знал, что думать.