Спецназ Лысой Горы
Шрифт:
– Данила, он что-то делал или просто ходил и смотрел?
– Я был там три раза. В первый раз он подошел ко мне. Поглядел на меня, удивился, но ничего не сказал, просто у него такое выражение лица было, как будто никак не может понять, что я здесь делаю. Потом погладил меня по голове, улыбнулся и пошел дальше. Следующие два раза – проходил мимо. То есть я точно знал, что он меня узнал и решил, что нет никакой причины уделять мне внимание…
– А другим он что-то говорил?
– Нет. Говорил только его охранник, мужик в скрипящих сапогах с мечом. Иногда мне казалось, что это как раз то, что хотел сказать пророк, иногда просто чушь какую-то нес. Он не вполне нормальный… Но там трудно быть нормальным. Учитель, поверьте мне, вы же знаете – я провел
– А Старшей?
– Никто не знает, что может Старшая, но, если бы она такое могла – про это ходили бы десятки легенд. Хромые, кривые, убогие – он исцелял каждого. Я даже не знал, что такая мощь может существовать. Это не похоже на магию – магия забирает у человека силы, а Пророк в конце встречи был таким же, как в начале. Просто – сделал свое дело и вернулся на место. Его охранник, кажется, устает больше. И чем больше устает, тем громче несет какую-то чушь. На первой встрече он раз сто повторил: «…блаженны плачущие, ибо они утешатся…»
– А что-нибудь по поводу нечестивых и что с ними нужно делать?
– Я ждал этого. Нет, тут другое. На берегу Глубочицы – неподалеку от Лысой Горы – ведьмы открыли приют. Небольшой. Там теперь тоже есть беженцы, но открывался он не для них, а для любого нуждающегося.
Там подкормят, подлечат, туда местные старую одежду отдают – всё в дело идет. У Пророка то же самое. Он вообще не пророк, он скорее лекарь… Вчера всё шло как обычно, пока он не дошел до парочки – скорее всего, мать и сын. Мать – с бельмом на глазу, вся выгнутая, то ли болезнью, то ли жизнь у нее такая, а сын у нее – нормальный, просто какой-то уж слишком тонкий… Пророк сначала справился с бельмом, как-то погладил женщине спину, весь прижался к ней, будто не она у него, а он у нее помощи просит… Через минуту отпрянул: та – прямая, молодая… я бы и сам к такой прижался. Потом к сыну подошел. Внимательно осмотрел. А потом сунул руку за пазуху, вынул оттуда кусок хлеба и чуть не насильно кормить того начал. Никогда не видел, чтобы так ели. Кусок здоровый – а парень его за полминуты умял. Порозовел, перестал просвечивать. А народ вокруг давай тоже руки тянуть – и Пророк каждому дает по куску. Ну вот как наша Алиса воробьям хлеб крошит, так и Пророк: сунет руку за пазуху – достанет кусок… Я не сразу сообразил – всё так просто – в комнате человек пятьдесят было, он каждого накормил, некоторые и по два куска получили, каждый получил столько, сколько хотел… Никакой пазухи не хватит на такое количество хлеба…
Накормил одним хлебом, обычно эта история имеет очень плохой конец для Пророка.
– И всё это молча?
– Молча. Всякую дурь про конец света – это все его охранник талдычит. Сначала придет волк, потом ворон, а змей уже здесь – как-то так…
– Ну, про волка понятно…
Про остальное… Почему бы мужику, пришедшему невесть с какого севера, не врать на свой лад о том же, о чем и Младшая Хозяйка твердит? Может, это просто мифы северных народов? Может, и ведьмы в свое время пришли из той же местности?
– Данила, а как зовут этого охранника?
– На самом деле он скорее помощник – кто же на Пророка руку поднимет? А по жизни он рыбак. Я всё никак не мог понять, что это за сапоги у него такие, – а это чтобы рыбу ловить сподручнее было… Петром его зовут.
Глава вторая
Воины академии
С точки зрения физиков, в мире должно существовать «неизбежное добро».
Горы не умеют ходить на цыпочках. Упруго, быстро и точно. Чтобы понять, что такое Илья Чоботок, нужно было видеть его на тренировке – гора мышц, передвигающаяся с любой скоростью, в любом направлении. При этом клинок Ильи двигался в каком-то отдельном измерении, где яблоки могли зависать в воздухе, не долетая до головы гениального физика.
Сейчас Чоботок демонстрировал свою любимую школу слепого бойца. Плотная повязка на глазах должна была дать шансы противнику, противник пытался их найти, но всё заканчивалось очередным пропущенным уколом. Для спарринга с учениками Ордена
Илья предпочитал спортивную рапиру: уколы были болезненны как раз настолько, чтобы стимулировать обучение, но не отбить любовь к фехтованию. Наверное, надо добавить, что гора мышц по имени Илья была невысокая, где-то метр семьдесят пять, и довольно пожилая. За пятьдесят. Ему это не мешало. И не помогало противникам, особенно если в его руках оказывалась не спортивная рапира, а довольно специфическое оружие – топор. Не секира, а именно топор, созданный для рубки дров, а не для боя. Лучший боец Академии имеет право на выбор оружия.В Париже, почти в полутора тысячах миль от Большой Стены, большая часть мужского населения вообще не задумывалась о необходимости уметь обращаться с оружием любого вида – и при этом чувствовала себя замечательно.
Пятая Академия, расположенная в здании бывшей Военной школы, на противоположном от развалин Эйфелевой башни конце Марсова поля, одном из немногих, уцелевших в центре города, – воспитывала в том числе и фехтовальщиков. Илья Чоботок был лучшим преподавателем боевых искусств, несмотря на то что процесс обучения рассматривал как отдых между заданиями Великого Магистра, о которых ученики Академии шептались в спальнях после отбоя.
Сегодня они будут фантазировать на тему свежего шрама, тянущегося через всю грудь Ильи. Если бы ученики увидели этот шрам до того, как над ним поработали медики Академии, их мысли были бы заняты не фантазиями, а кошмарами.
Пятеро учеников были опрокинуты без малейшей надежды воспользоваться незрячестью противника, у последнего Илья для пущего эффекта выбил рапиру. Илья любил красивые финалы.
Стоящий у дверей в зал секретарь Великого Магистра считал Илью Чоботока неизбежным злом. Без него и без таких, как он, Академия была бы лучше, но, вполне вероятно, была бы она недолго.
Примерно те же чувства испытывал к секретарю Рипери Илья, за тем исключением, что Илья считал это зло вполне «избежным», но по каким-то загадочным причинам вездесущим и не выводимым никакими силами.
Появление в зале боевых искусств секретаря означало только одно: Великий Магистр послал за Ильей. Предстояли отчет и, возможно, новое задание.
Пятая Академия была довольно странным учебным заведением. Из надписи на табличке при входе можно было узнать, что в здании, принадлежащем департаменту полиции, располагается приют для подростков. Это с легкостью объясняло любой звук, время от времени доносящийся из-за стен Академии, а также решетки на окнах и дверь, которая вполне могла бы участвовать в конкурсе на лучшие адские врата.
Если бы кто-то из редких прохожих решил поинтересоваться уже непосредственно в полиции, что те думают о сиротском приюте, расположенном в районе, наиболее пострадавшем от бомбардировок последней войны, то был бы удивлен. Полиция ничего не знала о приюте. Полиция была уверена, что в радиусе километра от развалин Эйфелевой башни нет ничего живого.
Великий Магистр был мальчиком, когда отец показал ему свитки, привезенные из Перу. Все это было бы похоже на сказку, если бы не лицо отца. Мальчик поверил отцу и, когда пришло время, стал следующим Великим Магистром Пятой Академии – единственного места с этой стороны от Большой Стены, где точно знали, что кроме законов Ньютона и Эйнштейна существует что-то еще. На прошлой неделе, после того как два молодых комиссара Академии начертили в подвале пентаграмму, это кое-что сожрало экспериментаторов и продолжило бы трапезу уже за пределами подвала, если бы не Илья Чоботок и его братья по Ордену, которые успели добраться до огромного змея и встретили его всей мощью табельного оружия.
Инструкции Академии предписывали использовать в подобных случаях оружие режущее и колющее и ни в коем случае не огнестрельное. Вблизи вызываемых чудищ пистолеты и автоматы вели себя непредсказуемо – порох вдруг переставал гореть или горел слишком хорошо, в любом случае шансы на выживание у стрелка сильно снижались.
Обе стороны успели показать себя во всем блеске, пока Илья не нанес cup-de-grace уже оглушенной и полуослепшей твари. Из братьев по Ордену самостоятельно дошел до лазарета только Илья.