Спецназ обиды не прощает

Оказывается, только Махсум мог бы рассказать, каким образом белая красивая машина с охранительными надписями по борту, направлявшаяся из Тбилиси в Махачкалу, пропала по дороге, но спустя несколько месяцев оказалась в Талышских горах на границе с Ираном.

Второй вопрос касался бы содержимого этой машины. Талыши сняли неудобный и громоздкий верхний багажник, но не выбросили его, а хранили в сарае. Там его и нашли, со всеми проводами, которые когда-то соединяли «багажник» с аппаратурой в салоне. К опросу населения были привлечены специалисты. В конце концов выяснилось, что только Махсум Муртазанов может ответить на главный вопрос.

Куда он дел аппаратуру из машины?

— А что за аппаратура? — спросил Панин.

— Не знаю, — устало ответил водитель. — Я маленький человек.

— Наливай, — скомандовал Ковальский, и Панин плеснул еще тридцать грамм. — Пей. Закуси. Пошли дальше.

Если бы Вадиму Панину требовалось незамеченным пройти по питерской улице, он надел бы оранжевый дворницкий жилет. Дворники, продавцы и водители — это представители породы людей-невидимок. И когда начальство ведет переговоры в машине, оно не замечает водителя, потому что водитель ничего не слышит, а если слышит, то не понимает, а если понимает, то никому не расскажет.

Расскажет, расскажет, не сомневайтесь. Особенно если расспрашивать будут Панин с Ковальским, а хмурый Муртазанов будет чистить пистолеты за соседним столом.

Водитель пересказывал подслушанное с такими подробностями, что иногда даже Ковальский недоверчиво отмахивался. Тогда рассказчик привставал на стуле, таращил глаза и в запальчивости хлопал себя по щеке, прибавляя страшное заклятие: «Мамой клянусь, э! Так сказал!»

— Какая примерно аппаратура? Ну, радио? Или спутниковая связь? Ладно, ты не знаешь. А другие что о ней говорили?

— Глупости говорили. Что деньги можно делать. Там еще книжки были. Бумага специальная. Страницу оторвал, в аппаратуру положил, получается доллар.

— Какая хорошая аппаратура, а, Сергеич.

— Э, глупости, — сказал водитель. — Талыши все книжки в печку бросили, а доллар разве горит?

— Горит, горит, — сказал Панин. — Значит, твое начальство занимается фальшивыми баксами?

— Откуда я знаю, чем они занимаются? Я маленький человек.

— Ты, маленький чалавек, — спросил Махсум, разглядывая ствол на свет, — на меня кто показал?

— Люди сказали, да. Не знаю кто.

— Э! Люди сказали, Карабах армянская земля.

— Карабах не трогай! — водитель попытался привстать и хлопнул ладонями по столу. — Я твой Дудаев не трогаю!

— Дудаева трогай на здоровье, — спокойно сказал Махсум. — Прыгать на меня не надо, ай киши. [9] Люди много говорят, слишком много. Сначала говорят, потом думают. Так нельзя, э. Думай, потом говори. Смотри. Где Тбилиси, где Махачкала, а где Иран. У кого машину нашли, у талышей? Я даже не знаю, кто такие эти талыши. Это люди или кто? Мусульмане, молокане, евреи? Кто такие, вообще не знаю. Зачем на меня говорят?

9

Киши — «мужчина», разговорная форма обращения..

— Спутали с кем-то, наверно, — сказал Сергеич. — Ты не заводись, не заводись, мы-то тебе не шьем никакую машину.

— Обидно, слушай. Я думал, мои враги все уже на том свете. Оказывается, нет, не все. Еще какие-то собаки ходят, стучат на меня не по делу.

— Я ничего не говорю, — сжался водитель.

— Тогда откуда они меня знают? — Махсум навис над водителем и тряхнул за плечо. — Быстро говори! Кто на меня сказал?

Допрос в исполнении Муртазанова полностью соответствовал психологической схеме «злой начальник и добрый начальник», причем с обеими ролями он справлялся сам. Он то обнимал водителя за плечо, подсаживаясь сбоку и шепча вопросы на ухо. То, размахивая пистолетом, хватал его за воротник и пытался вытащить из-за стола, чтобы не забрызгать посуду выбитыми мозгами.

И хотя он не добился своего, и не узнал имени клеветника, Панин и Ковальский услышали от водителя много интересного. Например, выяснилось, что пропавшая машина вовсе не принадлежала холдингу «Мировой Океан», и некоторые работники каспийского филиала участвовали в поисках лишь по просьбе некоего гуманитарного фонда «Туранбуран», членами которого они являлись.

Просветительская миссия в этом фонде считалась важнейшей. Фонд кормил множество лицеев, колледжей и медресе [10] на территории СНГ. Единственным отличием этих учебных заведений от начальной школы было своеобразное понимание истории и географии. То ли по вине наборщика, то ли еще по какой технической причине, но на туранбуранских картах не значилась Россия. Не значилась она и в учебниках истории. А родиной туранской цивилизации почему-то считалась Османская империя.

10

медресе — духовное мусульманское учебное заведение

Так или иначе, но лучи просвещения пробивались не всюду, а только в благоприятной среде. Например, в среде морепродуктов. Почти вся верхушка каспийского филиала усердно постигала историю тюрко-язычных народов, регулярно совершая экскурсии по наиболее историческим местам Средиземноморья.

Еще более благоприятной средой пьяный водитель считал правоохранительные органы, потому что дети многих блюстителей порядка с помощью туранбуранских просветителей бесплатно учились в лучших колледжах Турции. Неудивительно, что у фонда «Туранбуран» не возникало проблем с законом. И понятно, какие силы могли быть брошены на поиски пропавшей машины. Эти силы восстановили почти весь ее путь от одного подпольного авторынка к другому, отмечая, что с каждой перекраской машина становилась дороже.

Эти же силы смогли, в конце концов, установить, что объект поиска, несправедливо оклеветанный Махсум Муртазанов, находится в России. И если бы он болтался на свободе, его давно бы допросили. Но ему повезло — он угодил в тюрьму.

А в российскую тюрьму лучи туранбуранского просвещения не пробивались. Пока не пробивались.

Панин вспомнил, что однажды, году так в восемьдесят седьмом, видел у своих московских друзей-аналитиков диаграмму «Рост активности турецких спецслужб». Они еще посмеялись, вспомнив недавние времена, когда в списке противостоящих организаций турки казались забавной экзотикой и занимали свое заслуженное место сразу после Танзании и Туниса. Сейчас ему было не до смеха.

— Чтобы получить Муртазанова, они захватили прокурора, — сказал Панин. — Хорошо, хоть не министра.

— Кто? Просветители? — Сергеич отмахнулся. — Нет, они не могут пойти на такое. Ты думаешь, так легко брать заложников? Это же его вычислить надо, потом захватить, потом вывезти, потом еще перевозить с места на место, чтобы соседи не успели настучать. Это сколько народа надо задействовать, сколько адресов… А у чеченцев этот бизнес налажен. Я так думаю, что прокурора все-таки захватили чеченцы, а просветители с ними сторговались, и они вместо денег просят отдать своего земляка.

— Неувязочка получается, — сказал Панин. — Просветители-то у нас кто? Турки. А чеченцы не тюрко-язычный народ. Им нечему учиться в туранбуранских колледжах.

— Значит, просветители нашли какой-то другой подход. Может, заплатили чеченцам аванс.

— Да почему обязательно чеченцам? Очень удобно все на них валить, — сказал Панин. — Никаких концов не найти в этой Ичкерии, это понятно. Так, может, и нет никаких концов? Может, мы не там ищем? Налей-ка еще. Да не мне, ему…