Спецслужбы Белого движения. 1918—1922. Разведка

На межсоюзническом совещании в Омске, сообщалось в сводке сведений особого отделения от 4 августа 1919 года, главным образом обсуждался вопрос: стоит ли принципиально помогать России. Его участники высказали свое полное недоверие Ставке и пришли к заключению: оказание помощи возможно только при условии гарантий со стороны колчаковского правительства в том, что союзническая помощь «не пропадет зря»^{786}.

Вопрос был поставлен вполне правомерно. Дела колчаковцев в конце лета 1919 года шли все хуже и хуже. Осенью белые армии отступили за Урал и не столько воевали, сколько разлагались. Британский генерал А. Нокс сообщал из Омска: «Шансов для удачного наступления у армий Колчака практически нет. Они совершенно деморализованы постоянными отступлениями, и у них практически не осталось мужества»^{787}.

Наступление Красной армии радикально повлияло на планы интервентов в отношении России. Антанте и другим интервентам стало ясно, что поддерживать белогвардейские режимы материально — значит выбрасывать деньги на ветер.

Таким образом, в деятельности спецслужб белогвардейских режимов, образовавшихся в Сибири после свержения советской власти летом 1918 года, выделяются два периода. Первый приходится на 1918 год, когда штабы армий налаживали агентурную разведку в Советской России, которая, судя по сводкам, смогла добыть сведения военного и экономического характера о противнике.

Наиболее активно колчаковская разведка работала во второй период (1919 г.): военные представительства и восстановленные военные агентуры в Европе передавали разведданные всем белогвардейским лидерам. Главный штаб Военного министерства, а затем и штаб ВГК основные усилия сосредоточил на изучении сопредельных стран и США. Разведке удалось выявить «прагматичную» сущность внешней политики Соединенных Штатов Америки и Японии в отношении России.

В 1920 году войска американских и европейских интервентов, а также Чехословацкий корпус через Владивосток убыли в свои страны, в регионе остались лишь японцы, которые, согласно подписанному летом 1920 года Гонготскому соглашению, эвакуировались из Забайкалья и закрепились на Дальнем Востоке.

После падения колчаковского режима возможности белогвардейской разведки значительно сократились. Она сконцентрировала свое внимание в основном на добывании информации о Дальневосточной Республике. Вместе с тем в поле ее зрения продолжала оставаться Япония. Так, из составленной 2 апреля 1920 года начальником разведывательного отделения Временного Приморского правительства К.А. Харнским «Ежедневной сводки разведывательного отделения штаба сухопутных и морских сил» следовало, что Япония стремилась хозяйничать на всей территории от Тихого океана до Байкала. В этой же сводке говорится о стремлении Японии распространить свою власть на Монголию и прочно закрепиться во всей Маньчжурии. В документе подчеркивается, что основным сторонником этого мнения являлся начальник японской разведки и контрразведки во Владивостоке генерал Такаянаги^{788}.

В 1921 году японцы оказали поддержку Временному Приамурскому правительству, что позволило белым войскам перегруппировываться под прикрытием японских частей и вести боевые действия против НРА ДВР.

О попытке Японии укрепиться в Сибири и на Дальнем Востоке в 1921 году сообщала разведка управления генерал-квартирмейстера штаба Гродековской группы войск. Так, в одном из докладов, составленном 18 августа, говорится, что главная цель японской интервенции — создание «прочного и длительного рынка, без которого будущее Японии, как промышленной страны, весьма сомнительное»^{789}.

Белогвардейская разведка «положение Японии как промышленной страны» называла критическим. Причина виделась в лишении почти всех своих рынков, «даже китайского», поэтому Сибирь, по мнению автора документа, приобретала для Японии чрезвычайно важное значение^{790}. Меркуловское правительство, не имевшее поддержки среди широких слоев населения, опиралось на поддержку японцев, становясь, таким образом, проводником иностранного влияния в регионе. За оказанную помощь и поддержку Временное Приамурское правительство обещало Японии Северный Сахалин, все рыбные промыслы океанского побережья, аренду Сучанских копей, привилегии при получении концессий, приобретение товаров по фиксированным ценам^{791}.

Интервенция, требовавшая значительных людских и материальных расходов, теряла сторонников внутри страны. Как сообщала разведка, в 1921 году в Японии появились три течения, отражавшие различные интересы, касающиеся войны с Россией. Первое течение, к которому принадлежала военная элита, ратовало за продолжение войны. Второе течение требовало полной эвакуации, поскольку «большевики очень сильны и популярны, а правительство Ленина вполне народное». Третье течение выступало за союз с ДВР при условии постоянного демократического буфера. По данным разведки, последнее течение приобретало все больше сторонников, а положение военных с каждым днем затруднялось^{792}.

Дипломатическое давление, военные успехи НРА ДВР и партизанских отрядов, а также протесты внутри страны и огромные расходы, к которым привела интервенция, вынудили правительство 24 июня 1922 года принять решение о выводе войск из Приморья в октябре 1922 года.

На деятельность белогвардейской стратегической разведки оказали влияние ряд факторов.

Военный. Белогвардейские режимы находились в состоянии войны с Советской Россией, поэтому высшее военно-политическое руководство нуждалось в информации военно-стратегического характера. Разведорганы генерала А.И. Деникина и адмирала А.В. Колчака предоставляли сведения о планах командования РККА, перебросках воинских соединений и частей с одного фронта на другой, что по определению давало возможность белогвардейским военачальникам предпринять соответствующие меры во избежание поражений.

Политический. Гражданская война велась не только вооруженными методами, но и политическими, поэтому белогвардейские спецслужбы собирали, анализировали, обобщали и докладывали руководству информацию политического или военно-политического характера, касающуюся угроз безопасности белогвардейским государственным образованиям как со стороны Советской России, так и зарубежных стран-союзниц. Разведка также отслеживала противоборство между США и Японией за сферы влияния в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

В целом стратегическая разведка обеспечила высшее военно-политическое руководство информацией об угрозах, исходивших от Советской России, интервентов и других стран. Однако добытые сведения не были реализованы по ряду объективных и субъективных причин. К первым можно отнести активную внешнюю и внутреннюю политику ленинского правительства и стремление западных держав к расчленению России, ко вторым — субъективный подход лидеров к разрешению грандиозного политического и социального конфликта. Лидеры Белого движения из поступавшей разведывательной информации не смогли сделать важного вывода: чтобы одержать победу в Гражданской войне, нужно рассчитывать, прежде всего, на поддержку своего народа, а не на помощь из-за рубежа.

Экономический. Испытывавшие нехватку финансовых средств белогвардейские правительства были вынуждены экономить на всем, в том числе и на разведке, которой не хватало денежных средств на создание широких агентурных сетей за рубежом. По этой причине, а также из-за межведомственных противоречий, военные представительства и военные агентуры не имели возможности проводить активные мероприятия за рубежом по противодействию Советской России, а также повлиять на политику западных стран в отношении белогвардейских режимов.