Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору

Сам Скоблин бесследно исчез при помощи НКВД из Франции. После его бегства выявился истинный масштаб проникновения советских спецслужб в руководство РОВС, стало ясным участие Скоблина в ликвидации Кутепова в 1930 году. А также вскрылись попытки помимо вывоза Миллера организовать для НКВД похищения известного в РОВС сторонника боевых методов генерала Туркула и бывшего главкома Добровольческой белой армии генерала Деникина. Антона Ивановича Деникина только его отказ сесть в автомобиль Скоблина, собиравшегося подвезти его после встречи белых лидеров на празднике Корниловского полка во Франции, спас от участи Миллера и Кутепова – Деникина так же ждала засада чекистов, и ему предстоял тайный путь в трюме теплохода с конечной остановкой в лубянском подвале. На суде в Париже по делу Плевицкой на вопрос судьи, почему же Деникин отказался сесть в автомобиль Скоблина, Антон Иванович ответил просто: «Потому что с 1935 года подозревал его в большевизанстве». Генерал Туркул в свое время также отверг предложение Скоблина поехать инспектировать «окна» для заброски боевиков РОВС на самой границе Финляндии с СССР у Ладожского озера – он мог повторить путь Сиднея Рейли, быть просто насильно затащенным на советскую территорию.

Скоблин, скорее всего, укрывался после своего побега из офиса РОВС в советском посольстве в Париже или на одной из парижских явок ИНО НКВД. Подозревают, что и в квартире агента НКВД в РОВС Третьякова в том же самом доме на бульваре Колизе. А затем тайно переправлен НКВД в Испанию, где тогда бушевала Гражданская война. По официальной версии советских спецслужб, на испанской земле Скоблин погиб год спустя при бомбежке Барселоны. Возможно, это и так, хотя кое-кто по-прежнему подозревает НКВД в тайной ликвидации своего провалившегося агента по кличке Фермер. Осталась двусмысленная телеграмма начальника ИНО НКВД Слуцкого в Париж главе «Особой группы» Серебрянскому и резиденту в Испании Орлову о том, что «Хозяин просит, чтобы все прошло чисто, а жена была уверена, что «Тринадцатый» жив и находится дома». Речь, видимо, как раз о Скоблине и Плевицкой. Сохранилось и послание скрывающегося тогда Скоблина в ноябре 1937 года руководству НКВД с его дифирамбами Сталину и напоминанием о заслугах перед чекистской разведкой, особенно в деле работы внутри РОВС и организации похищения Миллера. В этом письме неизвестному адресату (очевидно, все же наркому Ежову) Скоблин в своих верноподданнических чувствах по отношению к Советскому Союзу временами едва ли не превосходит передовицы «Правды»: он передает поздравления с 20-летием Октябрьской революции, пишет о переполняющей его сердце по этому поводу гордости, называет с пафосом Советский Союз своей единственной родиной и даже заверяет, как вдохновило его выступление советского полярного летчика Водопьянова о том, что «товарищ Сталин своих людей не бросает». Если это послание Скоблина в чекистских архивах не подделка для каких-то оперативных игр, он, очевидно, пытался в нем вымолить себе жизнь. Хотя есть разные версии того, где все это Скоблин мог написать: в укрытии в Испании, на тайной явке чекистов в Париже или уже будучи тайно вывезен в СССР. Если писал все это Скоблин уже в Советском Союзе, то нет сомнений – здесь его тайно ликвидировали, на этом его предсмертном послании в углу рукой кого-то из чекистов начертано: «Письмо Скоблина – в архив к делу «Старика» (то есть к делу Миллера).

Такие методы вербовки своей агентуры среди российских эмигрантов в 20 – 30-х годах были обычным делом в практике советской разведки. Причем независимо от того, использовали их услуги против эмигрантских движений или в работе против иностранных государств их пребывания. Многих завербованных из числа российских эмигрантов в Китае и Маньчжурии использовали в разведывательных операциях против Японии и ее союзника – государства Маньчжоу-Го. Так, в знаменитой оперативной игре против японской разведки «Маки» (изначально в ГПУ ее назвали «Макаки», но затем от шовинистического названия ради духа пролетарского интернационализма отказались) в 1930–1938 годах завербованных чекистами казаков-эмигрантов сделали главным каналом дезинформации.

Операция «Маки», как и «Трест» ранее в Европе, была одновременно направлена против японской разведки «Току-му-Кикан» и прояпонского движения казаков в эмиграции, группировавшегося вокруг знаменитого с Гражданской войны забайкальского атамана Семенова в Маньчжурии и других провинциях Китая. Здесь в роли Плевицкой выступила русская казачка из эмигрантов Чурикова, на чужбине скатившаяся с песен по кабакам до ремесла профессиональной проститутки. Именно Чурикову завербовал разведчик ГПУ Израилевский (известный как агент Летов), и через нее советская разведка несколько лет кормила семеновских казаков и японскую разведку отборной дезинформацией. Как и в истории с «Трестом» в Европе, советской стороной выдуман человек-призрак, фиктивный полковник Красной армии Горелов, якобы предавший советскую власть и через Чурикову поставлявший «ценные сведения» о состоянии армии Советского Союза и ее готовности к войне с Японией. Несколько лет ГПУ – НКВД таким образом снабжали дезинформацией и русских эмигрантов, и получавшего напрямую от Чуриковой эту «бесценную» информацию резидента японской разведки в Северном Китае Казумаву, пока не выяснилось, что никакого полковника Горелова не существует, вся информация подброшена чекистами, а несчастная Чурикова завербована теми же шантажом и посулами возвращения в Россию.

В отсутствие в Китае тогда по-настоящему сильного единого правительства, в котле борьбы здесь различных разведок и фракций самих китайцев, в методах советская разведка была еще менее ограничена, чем в Европе. Так, в Маньчжурии с 1931 года особая группа разведчика советского ГПУ Шилова (он же Кук), состоявшая кроме собственно советских диверсантов и из союзных китайцев, маньчжуров, монголов, фактически превратилась в партизанский отряд, ведущий боевые действия в тылу противника и проводящий диверсии против японцев и недружественных СССР местных китайских царьков. Именно группой Шилова здесь выкраден по просьбе дружественной разведки Монголии ее перебежчик Мерсэ, чекисты тайно похитили его в Маньчжурии, вывезли в Советский Союз, где этот монгольский разведчик и бывший деятель Коминтерна был расстрелян за измену делу социализма. Только в 1933 году группу Шилова смогли разгромить японцы, при этом ими захвачены и казнены советские чекисты Курков и Ястребов. Сам Шилов сумел бежать в Советский Союз, где позднее в репрессии Большого террора тоже казнен, только уже своими.

Самая активная диаспора белой и казачьей эмиграции тогда концентрировалась в Харбине, который после вторжения японской армии в 1931 году в Маньчжурию оказался фактически под властью Японии в ее протекторате Маньчжоу-Го. Самыми активными и наиболее тесно связанными с японской разведкой здесь были Азиатский филиал РОВС под началом генерала Шильникова, Азиатское отделение «Братства русской правды» под командованием Косьмина, казачий центр атамана Семенова. Позднее к ним присоединились движения подросшей эмигрантской молодежи: НТС и «Российский союз фашистов». И все эти структуры при активной поддержке японской разведки «Токуму-Кикан» и японской тайной полиции «Кэм-пэй-Таи» вели диверсионную деятельность, забрасывая через границу в СССР свои боевые группы для террора.

После 1927 года назначенный Танакой новым военным министром «ястреб» Араки и его новый шеф военной разведки «Токуму-Кикан» Мацуи приказали оказывать белым центрам в Харбине всяческую помощь, а с оккупации Маньчжурии японцами в 1931 году эти связи стали еще крепче. И все же говорить о белых эмигрантах организаций Шильникова, Косьмина, Родзаевского или атамана Семенова только как о наймитах милитаристской Японии в духе клише советской пропаганды было бы явной натяжкой – здесь речь идет о естественном союзе. В конце концов, Япония с поддержкой боевых центров русской эмиграции не делала ничего более преступного, чем те же спецслужбы СССР, открыто все 30-е годы помогавшие корейским и китайским партизанам или городским террористам в тылу у Японии. Уходящие через границу в СССР китайские и корейские бойцы Сопротивления здесь также отдыхали, лечились от ран и обучались диверсионным навыкам инструкторами ГПУ и Разведупра (если их при проверке не зачисляли в неблагонадежные и не бросали в советский лагерь), а затем вновь отправлялись в тыл к японцам. Именно так на территории СССР укрывался лидер корейских партизан и будущий глава коммунистической КНДР Ким Ир Сен, отсюда же в Маньчжурию после двухлетней подготовки в Советском Союзе заброшен вождь китайских партизан Чжао Шанчжи.

Самой известной тайной операцией против белой эмиграции в Харбине стала операция ГПУ «Мечтатели», почти полностью слепленная Лубянкой по шаблонам бывшего «Треста» в Европе, но с восточной спецификой и гораздо менее известная в истории советских спецслужб. За основу взяли все тот же опыт уже проваленного в 1927 году «Треста», решив обкатать его вторую версию на маньчжурских просторах. Операцией в Иркутске специально руководили присланные из Москвы чекисты Борисов и Гудзь. А главное руководство осуществлял начальник ГПУ по Восточной Сибири Ян Зирнис – ветеран ВЧК времен Гражданской войны и активный участник операции «Трест» в 20-х годах, именно он организовывал преследование в смоленских лесах группы Опперпута и сам лично его ликвидировал в перестрелке. На Востоке во многих деталях повторили модель «Треста», также различными методами заставив сотрудничать с ГПУ многих бывших офицеров, священников и интеллигентов, также изображая активное антисоветское подполье в Иркутске и Чите. На роли руководителей очередной мифической структуры были назначены бывший белый генерал Лопшаков (друг главы дальневосточного филиала РОВС генерала Шильникова), брат главы дальневосточного «Братства русской правды» полковника Кобылкина и ставший активным большевиком бывший священник Серебряков. И так же подставленные ГПУ «проводники» приводили в СССР для знакомства с подпольем и выпускали обратно рядовых связников РОВС и «Братства русской правды», стараясь заманить в Союз главарей белой эмиграции.

Операция «Мечтатели», как и «Трест», длилась несколько лет, с 1932 по 1935 год. Ее прекратили по приказу из Москвы только тогда, когда вся легенда уже оказалась на грани раскрытия, а в Союз «Мечтатели» смогли заманить самого полковника Кобылкина. Тот к 1934 году сменил на посту главы Азиатского отдела РОВС умершего Шильникова. Поверив письмам брата и заверениям вернувшихся из СССР в Харбин курьеров, Кобылкин отправил в Иркутск своего представителя Переладова, а получив от него обнадеживающее письмо, тайно отправился в Союз сам. Здесь Кобылкин и Переладов были арестованы в Иркутске ГПУ на фиктивной конспиративной квартире. В завершение операции «Мечтатели» удалось разгромить еще и боевую группу «Братства русской правды» во главе с Олейниковым, шедшую вслед за Кобылкиным для проведения диверсий на территории СССР. Сам Олейников в засаде на границе попал в руки ГПУ живым, двое членов его группы убиты в бою, в суматохе ранен чекистами и ведший группу в СССР их агент-провокатор, чье настоящее имя чекистские летописи до сих пор предпочитают не называть.

Итогом операции «Мечтатели» стал широко освещаемый советскими газетами «Иркутский процесс» 1935 года, на котором заманенные провокационной игрой чекистов на советскую территорию Кобылкин, Переладов и Олейников были осуждены к смертной казни и расстреляны.

При этом к усилению активной работы против эмигрантских центров вели и не выдуманные, а настоящие попытки террора внутри Советского Союза, которые эмигрантские группы в Восточной Азии в 30-х годах предпринимали при поддержке японских спецслужб – военной разведки «Токуму-Кикан» и тайной полиции «Кэмпэй-Таи». Японский историк Ёсиаки в своей книге «Японские покушения на Сталина» дал развернутую картину этой известной операции «Медведь» японской разведки в союзе с белоэмигрантским движением, которая в те годы в Советском Союзе не оглашалась, но привела к еще большему давлению НКВД на эмигрантские центры в Китае и Маньчжурии. В операции «Медведь», которую разработал 5-й спецотдел японской разведки «Токуму-Кикан» под началом полковника Кавамото, предполагалось забросить в Советский Союз две параллельные группы белых офицеров, одна из которых должна была организовать покушение на Сталина во время отдыха в Мацесте, а в случае неудачи вторая группа должна была повторить попытку покушения уже в Москве – вся схема очень похожа на тоже несостоявшееся покушение советской разведки руками финских соратников на маршала Маннергейма. Японцы тщательно проработали операцию, разработали даже планы отхода своих террористов, выдали им специальные отравленные ядом патроны, подобрали среди офицерской эмиграции самые подготовленные кадры (офицеры Сурков, Лебеденко, Малхак, Смирнов и др.), а консультировал японцев во всей операции «Медведь» высокопоставленный перебежчик из НКВД Генрих Люшков. В 1939 году обе группы русских террористов были переправлены японцами в союзную Турцию, где резидент японской разведки в этой стране Арикура лично проводил обе группы к специально организованным «окнам» на границе. Но сразу после перехода на советскую территорию обе группы были уничтожены, не добравшись ни до Мацесты, ни до Москвы, план операции «Медведь» провалился, как считает большинство специалистов, из-за раннего предупреждения НКВД чекистской агентурой в русской эмиграции в Маньчжурии.

Подробно расследовавший по японским источникам историю с этими двумя покушениями историк Ёсиаки даже полагал, что сумел вычислить этого чекистского «крота» в среде белоэмиграции в Харбине: по его мнению, это был служивший в МИДе Маньчжоу-Го белый эмигрант Борис Бжеманский (Безыменский), участвовавший от белоэмигрантов в подготовке операции «Медведь». Наши закрытые архивы госбезопасности пока не позволяют ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение японского историка. Покушение на Сталина тогда так и не состоялось, в СССР эту историю до последнего так и не афишировали, но операции против прояпонской эмиграции на Дальнем Востоке усилили. Так активно и дерзко, как в Харбине против казачьих лидеров, «братьев русской правды» и «русских фашистов», НКВД в конце 30-х не действовал даже в облюбованной им для подобных акций Франции. В Маньчжурии активисты эмиграции гибли или внезапно пропадали довольно часто.