Спенсервиль

– Сейчас ты мне заплатишь за свой умный язычок. И за все те годы, что ты им трепала.

Ее подмывало ответить ему, но она понимала, что, если что-нибудь скажет, это только еще сильнее заведет Клиффа и он будет зудеть до бесконечности, а стоять и дожидаться в столь унизительной позе она не хотела.

– Ладно, делай, что собрался, – сказала она.

– Я хочу, чтобы ты осознала, что тебя ждет и за что именно тебе причитается.

– Черт тебя побери…

Он резко взмахнул ремнем и со всей силы опустил его на ягодицы Энни.

Кит навел бинокль на одно из мансардных окон, выступавшее из наклонной боковой стены похожего на букву «А» дома. Он не сразу понял, что именно он видит, потом разглядел Энни. Киту была видна только верхняя часть ее тела. Она стояла не шевелясь, с обнаженной грудью. Кит видел ее лицо, но с такого расстояния – которое даже с учетом возможностей четырехкратного бинокля все равно соответствовало примерно двадцати пяти ярдам, – разобрать выражение лица ему было трудно. Киту показалось, что Энни чем-то напугана, – впрочем, это могло быть и игрой его собственного воображения.

Вдруг Энни куда-то исчезла, и на том месте, где она только что была, возник Клифф Бакстер. Кит постарался как можно четче навести резкость и увидел, что Клифф сделал какое-то странное движение. До него не сразу дошло, что Бакстер чем-то замахивается – плеткой, ремнем или хлыстом, – но потом он понял, что именно происходит у него перед глазами. Кит опустил бинокль и почувствовал, как живот будто свело изнутри судорогой.

– Что видишь? – прошептал Билли.

– Ничего…

– Разглядел кого-нибудь?

– Да… я… – Кит посмотрел на Билли и выпалил: – Он ее бьет. Я пошел. – Кит схватил винтовку и начал было подниматься, но Билли резко прижал его назад к земле.

– Нет! Лежи! Погоди пока.

Кит прижался к земле. Ему казалось, он слышит все, что происходит в доме, слышит свист хлыста или кнута, звук ударов по голому телу, крики Энни. На самом деле, конечно, слышать он ничего не мог, но у него было ощущение, как будто все это происходит с ним самим.

Энни закричала и от боли, и от неожиданности. Обычно она успевала подготовить себя к первому удару и не издавала ни звука до тех пор, пока боль не становилась совсем уж нестерпимой. Вчера она выдержала молча целых десять ударов и испытала от этого даже некоторое удовлетворение.

– Хотел отвесить тебе пять раз, а теперь получишь все десять, – произнес он. – Считай. А собьешься со счета – начну заново. Готова?

Она не ответила.

– Готова?

– Да.

Клифф Бакстер нанес жене по ягодицам, на которых еще горели красные рубцы от вчерашней порки, девять неторопливых, уверенных и сильных ударов ремнем. Между каждым из них он ждал, пока Энни переведет дыхание и сосчитает. Перед самым последним ударом она разрыдалась, и он проговорил:

– Ну ладно, один ты получила прежде, чем мы начали, так что я засчитаю его за десятый. Ну, что скажешь?

Она подавила рыдания и ответила:

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста.

– Мне можно встать?

– Нет. Раздвинь ноги пошире и стой так.

Она раздвинула ноги настолько, насколько позволяла ей цепь, а Клифф Бакстер расстегнул молнию на брюках и вытащил торчащий пенис. Он вошел в нее сзади, но, прежде чем кончить, вышел из нее и скомандовал:

– Повернись.

Пошатываясь, Энни выпрямилась и повернулась к нему.

– Вставай на колени.

Она опустилась перед ним на колени, он ткнул ее лицом в себя и приказал:

– Бери в рот.

Энни знала, что когда он кончит, то на какое-то время немного успокоится, а единственное, чего ей в тот момент хотелось, это как-то пережить эту ночь. Однако она все равно на секунду замешкалась, и тогда он схватил ее за волосы и заорал:

– Ну!

– Брось, Кит. Нам нельзя его вспугнуть. Надо немного отойти и выждать. Верно? Эй, слушай, с тобой все в порядке? Соберись, Кит. Мы же с тобой не на учениях.

Кит ничего не ответил.

– Пошли. Нам нельзя оставаться.

Кит приподнялся на колено, потом выпрямился и встал, снова поднес к глазам бинокль, но в окне больше никого не было видно.

Билли вскочил и резко пригнул его к земле.

– О Господи! Если бы он смотрел сейчас в инфракрасный прицел, считай, что ты был бы уже трупом. Возьми себя в руки!

Снова залаяла собака.

– Глотай!

Она проглотила.

Бакстер повернулся и направился к своему креслу, так и оставив ее стоять на коленях. Тяжело дыша, он уселся и уставился на нее. Снова раздался лай собаки, но на этот раз Бакстер не обратил на него внимания. Просидев так с минуту, он улыбнулся.

– А у тебя с каждым разом выходит все лучше. Нравится?

– Нет.

– Сука. Любовнику своему, небось, сосала?

– Нет.

– Нечего мне врать, сука. Сосала ему хер, да?

– Нет.

– Будешь всю ночь так стоять, пока правду не скажешь. Сосала?

– Да.

– Ах ты, потаскуха долбаная. – Он подался вперед, не сводя с нее пристального взгляда. – Смотри на меня, сука! Значит, ты мне врала, да?

– Да.

– Говорила, что даже не помнишь, как случайно столкнулась с ним на улице. А сама все это время сосала ему хер. Так, да?

– Да.

– А может быть, у него спид, и ты от него подцепила и заразила меня, сука, а?

Она не ответила.

– Он, может быть, дрючит всех подряд. И коз, и пацанов, и двухдолларовых проституток. И все, что он от них нацеплял, есть теперь и у тебя. Он с тобой резинку надевал?

Она не ответила.

– Сколько раз ты с ним трахалась?

– Тебя интересует, в школе и в колледже или…

– Заткнись! Слушать противно! Убить тебя надо, но ты от меня так легко не отделаешься. За все заплатишь, что делала. Ты и сама это понимаешь, ведь так?

– Да.

– И долго будешь расплачиваться, потому что то, что ты натворила, исправить невозможно. Сейчас, небось, наверняка жалеешь, что все это наделала, а?

Она не ответила.

– Отвечай!

– Да.

– Что «да»?

– Жалею.

– Я думаю. Погоди, ты еще больше пожалеешь. Я тебя отдрессирую так, что ты у меня будешь как та охотничья собака. Будешь выполнять все мои команды, делать только то, что я тебе скажу и когда прикажу, есть только с моего разрешения, станешь валяться у моих ног, лизать мне руки и бегать за мной, не смея поднять головы. Так?