Спеши вниз

Она села. Джордж Хатчинс вплотную придвинул свой стул и украдкой взял ее за руку, прикрываясь газетой.

Фроулиш согнулся над столом, лицо его казалось бледной перекошенной маской. Он дернул рукой и опрокинул стакан жестом настолько неестественным, что он казался нарочитым. Но именно поэтому Чарлз приписал этот жест естественной нервозности.

Все ждали, когда же он начнет. Он глядел на собравшихся, постукивая пальцем по лежавшей перед ним рукописи, судорожно подергивая левой ногой. Кто-то откашлялся, гулко, словно выстрелил в железнодорожном туннеле. Это был известный нуда и придира, мистер Ганнинг-Форбс, старший учитель местной средней школы. Однажды Чарлз мыл у него окна.

— Леди и джентльмены, — хрипло прошептал Фроулиш. В том месте ковра, куда он уронил зажженную сигарету, начал куриться дымок. Хатчинс услужливо приподнялся и затоптал тлеющий окурок. — Я без всякого вступления прочту вам первые абзацы романа.

— А как озаглавлена книга? — недоверчиво спросил Ганнинг-Форбс и пристроил обе руки на залоснившихся коленях своих фланелевых брюк.

— Заглавия нет, — нетерпеливо ответил Фроулиш. — Темно-синий переплет. Никаких надписей, никаких титульных листов.

— А какой в этом смысл? — с возрастающей неприязнью проворчал учитель. — Мышление невозможно, если вещи не обозначены своими именами. Ведь мышление состоит…

— Я считал это самоочевидным, — страстно воскликнул Фроулиш. — Я считал это аксиоматичным. Нет заглавия, потому что невозможно несколькими словами выразить идею романа. Это идея, которую не сведешь к формуле. О человеческой жизни. Просто книга. Хотите знать, о чем она, — прочтите и узнаете. Не признаю самой мысли о том, что сколько-нибудь значительные явления могут быть снабжены ярлыками и разложены по полочкам.

Ганнинг-Форбс вскочил, но Джун Вибер наклонилась и положила руку на его рукав. Он обернулся и поглядел на нее, потом медленно сел; стекла его очков в стальной оправе мрачно поблескивали.

— Итак, несколько вступительных абзацев, — сказал Фроулиш, срывая с себя воротничок и галстук и кидая их в пламя камина (подготовленный трюк, который, однако, можно было тоже считать непроизвольным). — Никакой связи с основным стержнемкниги. Просто мелодический и облический блик или семантическое введение.

— Как, как? — прокаркал Ганнинг-Форбс.

— Мелодический и облический блик или семантическое введение, — повторил Фроулиш. Все недоуменно молчали.

— Ко-роль гнал голь, — начал Фроулиш. — В нем стыл без крыл его пыл. Враг, кинь стяг! Кровь ран клюнь, вран, сквозь мрак их зрак. Кол-дун, в дым дунь! Стынь, мымр злой пых, вей ввысь слов пух.

Хатчинс беспокойно заерзал на своем стуле.

— Вей вверх! Вей вниз! Свей в ком всех визг. Слов ком — ни о ком. А дым — черт с ним! Злой пес врос в лёсс.

Очки Ганнинг-Форбса искрились яростью. Школьные учителя и банковские клерки сидели в оцепенении. Хатчинс поймал взгляд Джун Вибер и похотливо осклабился. Чарлз глубоко затянулся сигаретой. Фроулиш продолжал гудеть:

— Средь трав стремглав. Все в пляс, грянь, бас, пей эль, друг эльф. Бро-дяг взвей стяг! Здесь конец части, — заключил Фроулиш. Слушатели очнулись. Поникшие было головы снова воззрились на него.

— Хорошо, но если это введение, то каков же основной сюжет? Почему вы не расскажете нам вкратце сюжет? — вопрошал Ганнинг-Форбс.

— А если у меня его нет? — ухмыльнулся Фроулиш. Ему, видимо, нетерпелось сцепиться со стариком.

— Но как же без сюжета? Сюжет и несколько отрывков, чтобы видно было, как развиваются характеры.

— Не смешите. У меня на губе трещинка, — презрительно отозвался Фроулиш.

Он весь кипел протестом, это его взбадривало, делало энергичным, счастливым, даже веселым. Куда девались обычные неврастенические беспокойство и угрюмость. Он мог служить живым доказательством того, что в каждом человеке заложен от природы огромный резерв возможностей, которые обнаруживаются, когда ему приходится защищать то, во что он действительно верит. Чарлз, наблюдая из своего уголка за его чудесным превращением, со стыдом вспоминал, как воспринял он яростное выступление Бетти в защиту своего сожителя. Эд этого стоил, хотя кто бы мог догадаться!

— И все-таки, мистер Фроулиш, — прервал дальнейшее развитие ссоры ледяной голос Джун Вибер, — прочтите нам что-нибудь еще. Может быть, какую-нибудь сцену, раскрывающую основную тему или тенденцию книги.

— Ну, это другое дело, — кротко отозвался Фроулиш, который сразу присмирел, не слыша больше слова «сюжет». — Я попросту расскажу центральную ситуацию. Между двумя этажами небоскреба застряли в кабине лифта шесть человек: музыкант, врач, уборщица, фокусник со своей помощницей и горбун с небольшим чемоданом.

— Надеюсь, он положил туда десяток сэндвичей, — хихикнул местный священник. — Бедняжки, они скоро проголодаются там взаперти.

— Детали каждый может представлять себе по-своему, — отрезал Фроулиш, даже не допуская мысли, что тот пытается шутить. — Так о чем, бишь, я? Да, шестеро в лифте. Часть книги состоит из ряда отступлений, каждое размером с обычный роман. Это предыстории всех шестерых. Не фактические биографии, а просто поток их сознания. Причем выражено это преимущественно нанизыванием образов.

— Господи помилуй! — громко сказал Ганнинг-Форбс.

— Время от времени, — продолжал Фроулиш, — они пытаются связаться с диспетчером, который помещается в подвальном этаже и мог бы исправить лифт. По крайней мере там есть дверь с надписью: «Главный электрик», но дверь заперта, и никто не видел, чтобы кто-нибудь входил туда или выходил оттуда. Самые вызовы должны быть написаны определенным образом и подсунуты под дверь.

Это, казалось, заинтересовало наконец Ганнинг-Форбса.

— Неплохо придумано, — заметил он. — Хороший пример того, как зазнались рабочие после войны.

К счастью, Фроулиш перестал обращать на него внимание.

— Так что им не удается вызвать его. Первое время они бодрятся. Фокусник достает биллиардные шары из уха музыканта, врач ставит диагнозы и определяет, какие кому нужны операции. Уборщица поет старые кафешантанные песенки. Единственный, кто не принимает во всем этом участия, — это горбун. Он все время молчит.