Спешивший жить
Шрифт:
У истории, как известно, - собственный "расклад карт", который определяет не только субъективно-объективную природу человека, но и заставляет подчиняться основному закону эволюции всего живого - приспосабливаемости. Не избежал такого "расклада карт" и Юлиан Семёнов.
4. ИЗ ДНЕВНИКОВ ЮЛИАНА СЕМЁНОВА
Очень краткую хронологию основной деятельности Юлиана Семёнова в период 1953-1970 годов можно изложить и в таком виде. В 1953 году окончил ближневосточный факультет Московского института востоковедения. За это время практически самостоятельно изучил несколько иностранных языков, в том числе немецкий, английский и пушту. Затем преподавал пушту в МГУ и одновременно учился там же на историческом факультете. С 1955 года начал пробовать себя в журналистике: печатался в "Огоньке", "Правде", "Литературной газете", "Комсомольской правде" и "Смене". В 1962-1967 годах был членом редколлегии журнала "Москва". В 1960-1970
Сам писатель так писал о своей журналистской деятельности: "Во всяком случае, если без точных дат не обойтись, то осенью 1955-го я пришел в "Огонек", и полетел в Таджикистан как их спецкор. С тех пор я благодарен журналистике, которая так помогала высекать искру, в быстром свете которой мне посчастливилось видеть лица Хо Ши Мина и Луиса Корвалана, принца Суфанувонга и Дюкло, Твардовского и Орсона Уэллса, Петра Олейникова и Вана Клиберна, советника Джона и Роберта Кеннеди Пьера Сэлинджера - за день перед убийством Бобби, и Матадора Домингина - друга Хемингуэя, Шандора Радо и подруги Зорге - Иисии, помощника Даллеса - Пола Блюма и помощника Канариса - Бамлера; в эти же годы я смотрел в глаза генералу Пиночету - тогда он козырял Альенде, доктору Веддингу - полковнику СС Швенду, ныне арестованному в Перу; жизнь сводила меня с одним из лидеров "Роте армее фракцион", Хорстом Малером, арестованным ныне, с американскими летчиками, которые прилетали на отдых из Сайгона - на Борнео, с летчиками, которые начали летать в 45-м году, защищая Берлин от американской, союзной нам авиации; со многими людьми сводила жизнь - и за это я благодарен журналистике, ибо с нее начался отсчет времени в моей работе...".
О журналистской работе Юлиана Семёнова можно немало узнать из дневников писателя, которые он регулярно и обстоятельно вёл в конце пятидесятых и в начале шестидесятых годов, а начиная с 1964 года дневниковые записи делались им лишь во время командировок в качестве корреспондента российских газет. По утверждению Ольги Семёновой - младшей дочери писателя: "Там, где сложно было писать - во Вьетнаме - под бомбами, в Никарагуа, во франкистской Испании, - наговаривал "дневник" на маленький диктофончик и распечатывал по возвращении. Некоторые из записей легли в основу книги "На "козле" за волком". Дневник Ю. Семенова неоднороден - одни записи носят эпизодический характер, другие по отточенности языка и выразительности образов больше похожи на законченные литературные произведения, но все они объединены уважительным интересом к описываемым людям, внимательным взглядом на окружающее и точным анализом...".
***
Работая с материалами советских и иностранных архивов, Юлиан Семёнов иногда записывал в свои дневники некоторые сведения об тех или иных исторических личностях военного и послевоенного времени. К примеру, о генерал-фельдмаршале В.Г.Кейтеле (1882-1946) - начальнике штаба Верховного командования Вермахта (1938-1945), подписавшем Акт капитуляции Германии, и А.Э. Розенберге (1893-1946) - немецком государственном и политическом деятеле российского происхождения, обергруппенфюрере СА и рейхсляйтере (1933-1945), написано (об их поведении перед казнью) следующее:
"...Лучше всех погибал Кейтель. Когда его возвели на эшафот, им всем и ему тоже задавали последний вопрос: "Хочет ли он что-нибудь сказать?". Кейтель сказал: "На полях сражений лежит 3 миллиона моих сыновей. Я иду к ним!". Хуже всех вел себя Розенберг. Он был в полубессознательном состоянии, и его три раза спрашивали, прежде чем он смог ответить на вопрос: "Как ваше имя?". От последнего слова отказался, слабо махнув рукой".
***
"Не помню, записывал я на обрывках своих или не записывал историю, которую незадолго до смерти рассказывал Пастернак. Пастернак ее рассказывал с мучительной, стыдливой улыбкой, краснея. Он рассказывал историю о том, как однажды он оказался предателем. Это было в 1937 году. К нему позвонил Сталин. А, как известно, Сталин очень хорошо относился к Пастернаку. Он позвонил ему часа в три, поднял его с кровати и спросил:
– Послушайте, Пастернак, что вы мне можете сказать о Мандельштаме?
Что он мог сказать ему о Мандельштаме?! Целыми ночами в Москве хлопали двери - шли аресты. А днем дети отказывались от отцов, мужья от жен, отцы от сыновей. Что он мог ему сказать?! Он ничего не мог ему сказать. И поэтому он стал говорить:
– Да видите ли, Иосиф Виссарионович, как бы это точнее...
Что же мне вам бы сказать... Вот значит так...
Сталин хмыкнул в трубку и своим глухим хрипловатым голосом сказал:
– Мы так о своих друзьях не говорим. До свидания, Пастернак.
И повесил трубку. Через два дня Пастернак узнал, что в эту ночь Мандельштам был арестован".
***
А вот как описывается в семёновских дневниках снятие Никиты Хрущёва:
"... Шел президиум, на котором снимали
Никиту. Когда Никиту вызвали из Пицунды, он не хотел ехать на президиум. Вошел в кабинет, все в сборе. Спросил: "Ну что там у вас? Без меня не можете?" Встал Суслов и сказал: "Никита Сергеевич, мы единодушно решили снять тебя с твоих постов". Никита: "Это что же за кагановические штучки? Я сейчас к народу обращусь по радио". Брежнев: "Не обратишься, Никита Сергеевич, меры приняты". И тут он понял. В.И. Лебедев говорил, что уже за полгода до того, как Хрущева сняли, было понятно, что снимут: по тому, как переглядывались на заседаниях, обменивались репликами, а он ничего не хотел видеть. На XXII съезде Лебедев долго уговаривал Никиту Сергеевича произнести вписанную им фразу про то, чтоб меньше было криков "Н.С. Ура!" Никита долго не хотел этого говорить. Лебедев уговорил - воздастся сторицей. А мы-то брали это как чистую монету и радовались... Рассказывают, что всю ночь после президиума Л.И. Брежнев ездил по городу в такси, а ночь провел у своего старого фронтового товарища. Р. Малиновский - выдвиженец и друг Н.С.– сказал: "Как партия, так и я" - и проголосовал против Н.С... У. Черчилль о Хрущеве: "Его главная ошибка заключалась в том, что он хотел перепрыгнуть через пропасть в два приема"...".
***
В дневниках писателя можно узнать о его многих суждениях, размышлениях и утверждениях, некоторые из них приведены ниже.
**
"А думы - они как диктатор. Дума - это одна точка зрения; двух точек зрения - двух дум равнозначных и равноценных - быть не может. Обязательно одна какая-то победит и подчинит все остальные...".
***
"Единственно кардинально-важный порок диктатуры заключается в том, что диктатору (диктатуре) приходится отвечать, отдуваться, оправдывать и наказывать действия, глупые или порочные, многих десятков миллионов тех, кто ей служит. Диктатура - удел государств с высоким уровнем интеллектуализма (средним, конечно, уровнем) и прекрасно налаженным производством. В других случаях - диктатура будет пожирать самое себя в поисках форм правления и организации производств. Президентом государства может быть человек счастливой судьбы, которому есть что терять и есть что вспоминать - радостное, а не горькое и который уверен, что, перестань он быть президентом, - он снова вернется к профессии инженера и она его прокормит с лихвой ... Диктатура пролетариата - не до конца точное название. Диктатор это управитель, который должен знать организацию производства, станкостроение, взаимосвязь сельского хозяйства и тяжелой промышленности, финансовую политику, внешнюю торговлю, дипломатию, банковские операции и т.д. и т.п. Пролетарий, пусть даже самый талантливый, умел только одно: работать за своим, конкретным станком. Говорить, что научиться управлять ему, пролетарию, государством - это раз плюнуть, значит, скатываться на позиции шовинизма наоборот, значит, утверждать исключительность какой-то одной группы жителей государства над другой. А ведь люди рождены равными и свободными - против этого не попрешь никуда... В России не любят счастливых. Они раздражают большинство".
***
"В прошлом году я перечитал "Братьев Карамазовых" и понял, что писатель этот - самая главная, наравне с Пушкиным, глыбина прошлого века, "Карамазовы" - страшная книга. Она страшна так, как бывает страшна истинная правда, но не абстрактная правда, а правда того или иного кровавого события. Сейчас я начал читать "Бесы". Господи! До чего же мудр был этот писатель! И до чего же все-таки гениален был Кювье, утверждавший развитие общества по спирали!.. Мне кажется, что Достоевский, как гениальный провидец века, отсидевший страшные годы в кандалах в Сибири, лучше, чем молодчики нигилистского типа (Базарова я терпеть не могу, считаю его наглецом, не джентльменом, а так называемого отрицательного типа "Отцов и детей" - дядю Аркадия я глубоко уважаю, и мне он по-настоящему глубоко симпатичен. Такие люди, если им приходилось погибать в какой-то определенный сложный момент истории, погибали достойно, не кричали о пощаде и не страдали медвежьей болезнью. А достойно умереть это так же трудно, как достойно жить... Читаю я Достоевского по страницам. Возвращаюсь к фразе один, два и три раза, потому что его литература где-то сродни иллюстрированному толкованию Библии".
***
"Почему молодая русская критика так набрасывается на литературу, которая проходит сквозь строй цензуры и редактуры? Почему она набрасывается на сильных и благополучных (по внешнему прочтению) героев? Оттого что за этим - писатель - не страдалец. А они мечтают об идоле, которому можно было бы поклоняться, они мечтают о распятии. А. Солженицын для них не то, т.к. сидел он давно, а после его Хрущев хвалил. Эренбург - лауреат, а у Паустовского - дача. А им, юным искателям русских идолов для нового поклонения, нужно рубище, запой и общественные истерики.
"О плохих книгах. Дилемма - запрещать или все же печатать? Диоген хвалил плохого арфиста. "Великий, зачем Вы говорите неправду?" - "Затем, что, будучи таким плохим музыкантом, он все же не стал вором"".
"Об отношении к молодым. Требовательность. Но не сюсюканье.
А требуют только с талантливых".
"Страшновато: мы ищем истину в творениях Сократа и Платона, которые жили за две тысячи лет до нас! Спартанцы, чтобы бороться против пьянства, напаивали нилотов до укачки и демонстрировали молодежи - что может быть омерзительнее пьяного человека?! Но илоты были рабами, а мы с рабством покончили. Как быть? (Серая мышь Липатова - всесилие литературы!)...".