Спи ко мне

Хрупкого мира не существует. Есть только колония людей, живущих по своим правилам, но не забывших полностью традиции предков. Чтобы не вырождаться, они заманивают к себе девушек из большого мира. Где эта колония? В Южной Америке? В Антарктиде? Мир так велик! Но сейчас всё откроется. Скоро жизнь изменится. Пусть на полюсе, пусть под землёй, пусть в батискафе капитана Немо, но вдвоём, рядом с Рыбой!

Нита провела рукой по стене, в помещении стало светлее. Нет, показалось. Просто мраморная Т-образная полка, что-то вроде высокого столика в изголовье кровати, в центре которого стоит длинная узкая коробка.

– За мной, не отставать, – скомандовала хозяйка.

Проходя по комнате, она задёрнула шторку, но Наташа успела заметить портрет Рыбы. На портрете волосы у него были коротко подстрижены, он сидел за столом в застёгнутом на все пуговицы мундире, задумчиво подперев голову рукой. Вокруг валялись исписанные и скомканные бумаги, но ему словно не было до них никакого дела.

Между портретом и торшером с факелами стояла сплетённая из золочёной (или даже золотой?) проволоки скамейка, над которой висела полка из того же материала.

– Вот, – сказала Нита, указывая на нескладную вазу, похожую на маленького светящегося снеговика. На дне вазы горел огонь.

– Да нет же, – вдруг засмеялся Рыба. – Не для того, чтобы похвастаться своим детским творением, я привёз её сюда. Думаешь, я совсем идиот?

– Боюсь, что да. Может быть, это я хотела похвастаться твоим детским творением? Об этом ты не подумал?

Рыба сник.

Телефон стоял на полке, чуть поодаль – Наташа сразу увидела его и протянула руку, чтобы снять трубку. Но трубка и телефон представляли собой единое целое. Наташа попробовала покрутить диск. Не вышло.

– А почему он не работает? – растерянно спросила она.

– Как он должен работать? – удивилась Нита. – Он стоит тут и украшает. Что ещё? Подпирать им кадки с овощами?

– Он ведь нужен для того, чтобы звонить!

– Для того чтобы звонить, нужен гонг. Ты с окраины своего мира, что ли?

– Мама, откуда у тебя это украшение? – спросил Рыба.

– Это подарок твоего отца. Он же был очень… совсем как ты, – Нита достала из-за уха самокрутку (почтительный и услужливый сын был тут как тут со своей зажигалкой, похожей на карманный фонарик) и закурила, позабыв про длинный мундштук, оставшийся в кабинете. – Однажды во сне он увидел предмет странной формы и непонятного назначения. Днём он никак не мог забыть этот предмет, а ночью сон повторился. Так продолжалось несколько дней и ночей. Твой отец нарисовал странный предмет в трёх проекциях, но всё равно не смог его забыть. Тогда он отнёс рисунок одному мастеру и заказал сделать этот предмет. И только после этого сон перестал его тревожить. Он подарил эту вещь из сна мне. Такого украшения нет больше ни у кого в нашем мире. После этого я согласилась быть с ним. Вскоре он подарил мне тебя.

И тут Наташа поняла, чей портрет скрывается за шторкой – это не Рыба в странном мундире. Это его отец, ученый.

Нита затушила недокуренную сигарету прямо о полку и положила её рядом с вазой-снеговиком. Потом сняла со стены щётку с красиво изогнутой резной ручкой и стала медленно смахивать пыль с телефона. Рыба осторожно взял Наташу за руку, указал подбородком на дверь, и они оставили хозяйку наедине с её воспоминаниями. Спустились на второй этаж по винтовой лестнице. Проскочили кабинет и даже умудрились не выпустить в коридор ни одного кота. Сбежали вниз по кирпичным ступеням и, не оглядываясь, поспешили в гараж, на поиски своего драндулета.

Двухэтажный автомобиль взбирался на гору в полной тишине.

– Значит, твой отец был в нашем мире, – нарушила молчание Наташа.

– Значит, был. Но тоже только во сне. Наши торговцы найдут дорогу куда угодно – если в этом есть смысл. Должно быть, с вами невыгодно торговать.

– Нас просто так не обманешь потому что! – заступилась за жесткий мир Наташа. И вдруг вспомнила:

– Слушай, а что ты мне втирал про дикарей с крашеными волосами? Это шутка такая? Или твоя мама – дикарь?

Рыба нервно встряхнул головой – он не мог выпустить из рук рулевой шар, чтобы поправить упавшую на глаза прядь.

– У твоей матери красные волосы, – с расстановкой сказала Наташа. – А ты уверял меня, что у вас красятся только дикари. Или красный – её настоящий цвет?

– Ненастоящий. Торговцы должны выделяться, чтобы люди сразу видели, кто перед ними. И не особенно доверяли. Закон велит торговцам красить волосы в цвет старого кирпича или носить особые остроконечные колпаки того же оттенка.

Оказалось, что почти тысячу лет назад к власти в Империи пришел большой аскет. Во имя благополучия народа он издал указ, направленный против торговцев. Отныне в города разрешалось завозить только жизненно необходимые предметы. Если мастер мог продавать свои товары без посредников, торговцы должны были забыть путь к его дому. Может быть, благодаря этому указу мастерам теперь и живётся так хорошо.

Торговцам запретили селиться в городах. Многие отказались от своего лара и бежали на окраины, предпочтя судьбу безродных жителей. Остались те, кто не мыслил свою жизнь без торговли.

Когда аскет умер, его наследник дал торговцам слабину, но полностью не отменил направленный против них закон. Они по-прежнему не могли селиться в городах, и сталкивались со многими ограничениями. По мелочам. Но это были неприятные, а порой и оскорбительные мелочи.

Закон имел неожиданные последствия, полезные для всех жителей Империи. Благодаря ему произошел огромный скачок в развитии транспорта. Поскольку торговцам выгодно продавать свой товар в городах, а жить в городах им запретили, они были заинтересованы в развитии быстроходных средств, позволяющих покрывать большие расстояния за пару часов.

Торговцы первыми обзавелись скоростными мобилями и летающими велосипедами. Это была штамповка, но штамповка быстроходная. Ни в столице, ни даже в срединных городах такого бы не допустили. Но торговцы живут в своих замках, по своим правилам, делая вид, что они всё ещё соблюдают древний закон и очень от него страдают. Именно торговцы следят за тем, чтобы этот закон не отменили окончательно – иначе они утратят все привилегии несправедливо притесняемого лара, с таким трудом завоёванные за последнюю тысячу лет.

– Какая странная неприязнь к людям, которые просто делают своё дело, – заметила Наташа.

– В древности верили, что торговля разрушает личность, – пояснил Рыба. – Постоянно обманывая, ища выгоду, человек перестаёт быть человеком. Торговцев даже хоронили вдали от других.

– Надо же. А у нас в средние века за оградой кладбища хоронили актёров.

– Художников?

– Не всех художников. Только тех, которые представляли на сцене разные выдуманные истории.

– Они сами сочиняли то, что представляли?