Спи ко мне

– Так правильно, ты посмотри на цену. Столько оно и стоит.

– Но ведь это – украшения.

– Ну да. Дешевые украшения.

– Они для красоты?

– Для неё.

– Разве уродливое может украшать?

– Слушай, а эти ваши безродные с окраин – они что, в колье с брюликами свиней доить ходят?

Рыба беспомощно моргнул, вскинул руку к голове, чтобы заправить за ухо непослушную прядь, но вместо этого поправил кепку.

– Невозможно умереть от того, что тебе нечем себя украсить, – осмыслив все незнакомые слова, ответил он. – Только то, без чего можно умереть, должно стоить мало. Или вообще ничего не стоить.

– Какой же ты рабовладелец и крепостник! По-твоему, если человек бедный – то он должен ходить урод-уродом, в дерюге и онучах?

Рыба снова заморгал и вцепился в кепку.

– Украшения красивы, – попробовал объяснить он, – но они не сделают урода ни на вот столько красивее. А такие украшения… Они вполне могут превратить привлекательного человека в менее симпатичного.

– Да я и не собираюсь это покупать, чего ты раскипятился. Смотри зато, что у меня теперь есть! – Наташа достала из кармана желтую стеклянную рыбку. – В компанию к синей. Чтоб не скучала! Ну, мы здесь ничего больше не забыли? Тогда вперёд!

Наташа и Рыба вышли на набережную и зашагали обратно в сторону Невского проспекта. Пока они изучали ассортимент сувенирной лавки, на город опустились сумерки. Дома стали светло-серыми, словно сотканными из тумана. Во всех окнах отражалось небо – совсем как в хрупком мире. Неожиданно словно лазерный луч прорезал свинцовый небесный колпак и привёл в действие невидимые механизмы: серый занавес разъехался в стороны, и люди увидели заходящее солнце.

Закат позолотил дома, небо, птиц и автомобили. Дворцовая площадь и прилегающие к ней улицы превратились в пылающий костёр. Из него, целые и невредимые, выезжали автобусы и автомобили. Словно рождённые в этом адском пламени. Райском пламени? От райского же семени. Совсем не ко времени.

Наташа, Рыба и все люди, которые были вокруг, моментально забыли о том, куда шли. Они развернулись и зашагали навстречу пылающему, неестественному, совсем не закатному закату, чтобы прыгнуть в этот плавильный котёл и выйти из него совершенно иными.

Рыба стянул с головы кепку и, кажется, готов был пасть ниц и лобзать тротуар, в знак особого почтения к этому зрелищу, но Наташа его удержала. Он стоял рядом с ней, обмякший, взъерошенный, по щеке слеза катилась, но он не замечал этого. Он увидел в городе собрата-мастера, умеющего зажигать огонь на дне огромной площади-чаши.

Представление закончилось так же внезапно, как и началось. Занавес из серых туч упал на город железобетонной плитой, прищемив последние солнечные лучи. Вскоре исчезли и они.

Невидимая рука включила фонари. Всё вокруг стало синим, таинственно мерцающим. Серый кот – тот же самый, который утром ловко выудил из-под стула кость для супа, или другой, но очень похожий, или памятник его славному предку, замер на карнизе на уровне второго этажа.

– Неужели для тебя этот сон – не сон? – справившись с волнением, спросил Рыба.

– Уже не уверена, – призналась Наташа.

Она как будто попала в декорации всех любимых детских фильмов-сказок разом. Но эти декорации оказались настоящими, и жизнь у них была своя, не сказочная, обычная. Магазин «24 часа» – стандартный набор продуктов, стандартная публика. Сейчас эти люди купят пиво, чипсы, выйдут в сказку, не заметят этого и отправятся домой смотреть телевизор.

– Это больше похоже на столицу, – заметил Рыба.

– Просто здесь я в гостях. Хоть и работа, а всё-таки отдых. Выбираю, что повкуснее и поинтереснее.

– А дома почему ты так не можешь?

– Не знаю. Там всё обыкновенное. Там я привыкла.

– Только небо, – вдруг тихо сказал Рыба, – небо здесь страшное очень. Как закрытые, запорошенные пеплом веки мертвеца.

– Это Пётр спит. И видит сон, – ещё тише ответила Наташа. – Тсс!

На цыпочках, чтобы не разбудить Петра и не разрушить город, сотканный из его грёз и кошмаров, они свернули на тихую улицу и спустились в первый попавшийся бар, носивший поэтическое название «Ниже плинтуса». Над входом болтался, привязанный бечевкой к невидимым скобам, собственной персоной плинтус. Чтобы войти внутрь, нужно было ему поклониться. Прокопчённый кирпичный потолок нависал над головой – Рыба несколько раз чиркнул по нему кепкой.

– Как много людей, – недовольно заметил он.

– Ты их всех видишь? – удивилась Наташа. – Интересно, а они тебя?

– Слышь, доктор Ватсон, с дороги отзынь! – рявкнул какой-то тип с четырьмя пивными кружками в руках. Наташа и Рыба отпрыгнули в сторону и врезались в чей-то круглый пивной живот.

– Ма-аладые люди! – раздался у них над головой густой бас. – А вот сейчас вас будут бить лицом о стойку!

– Не бейте! – пискнула Наташа и случайно толкнула кого-то, кому для падения не хватало лишь самой малости.

– Наших роняют! – раздался утробный вой откуда-то из преисподней.

Рыба развернул кепку козырьком назад, молодецки гикнул и попытался заслонить собой Наташу ото всех и сразу. Поймал кружку, которую метнули в него нападающие, отхлебнул остатки содержимого, сплюнул и швырнул снаряд обратно. Супостаты ахнули, ухнули и вырвали из пола барную стойку.

– На таран! – скомандовал главный заводила.

– На Берлин! – отозвались откуда-то с пола.

Дело принимало нешуточный оборот. Наташа схватила Рыбу за руку и потащила прочь, они заметались в прокуренной полутьме и, натыкаясь на сырые кирпичные стены, на посетителей, на какие-то фантомы и мороки, всё-таки выбрались на улицу. Пересекли проезжую часть, заскочили в подворотню, дворами перебежали на соседнюю улицу и, убедившись, что за ними нет погони, остановились отдышаться в крошечной безымянной кофейне.

– Видишь здесь кого-нибудь? – строго спросила Наташа. Рыба отрицательно покачал головой.

– Это хорошо. Потому что тут сидят всякие люди. Нормальные. Они тебя тоже не видят. Я уж не знаю, что в этом «плинтусе» в пиво добавляют, если у чуваков коллективные галлюцинации пошли. Но мы с тобой на всякий пожарный останемся здесь. Ты – пока не проснёшься. Я – пока буду поезда ждать.

Рыба посидел немного за столом, потом замерцал, как перегорающая лампа дневного света – и исчез. В воздухе повисла его клетчатая кепка, потом и она испарилась без следа. Наташа оплатила заказ и неторопливо побрела в сторону вокзала.

После прогулки по городу хотелось лечь и уснуть, и уснуть крепко, но Наташины соседи по купе были то ли клоунами, то ли гастролирующими аферистами.

Бывалый лётчик травил байки из своей жизни, путая Вьетнам с Афганистаном. Ближе к пяти утра (и к донышку бутылки) он стал рассказывать, как сбивал фашистов в небе под Москвой.

Вторая попутчица ехала в Москву, чтобы найти затерявшегося там мужа. Два года назад он уехал в командировку и не вернулся. Исправно звонит раз в неделю из телефона-автомата и рассказывает, что всё у него хорошо, беспокоиться не надо, чистое бельё есть, он накормлен, очень занят на работе и пока не знает, когда вернётся.