Сплетающие сеть

– Поищем, – пообещал майор и направился к двери. – До свидания.

– Всего доброго. – Я был сама вежливость.

– Может, мы еще к вам зайдем. Не возражаете?

– Какие проблемы… – Я пожал плечами. – В любое время дня… но не ночи. Учтите – спать я ложусь очень рано. У меня уже выработалась деревенская привычка нырять в постель с наступлением темноты, а вставать с первыми петухами.

– Учтем. Обязательно учтем… – Голос Усольцева вдруг стал подозрительно мягким и доброжелательным; так кошка, притворяясь сонной, прикрывает глаза и прячет свои острые когти, когда видит неразумную мышь, приблизившуюся к ней на опасно близкое расстояние.

Они ушли. А я еще долго сидел в полной неподвижности, тасуя, как колоду карт, узловые моменты нашего разговора.

Все выходило на то, что теперь менты от меня не отстанут. По крайней мере, до тех пор, пока не разыщут Каролину.

У меня даже начала созревать подлая мыслишка: а может сдать ее со всеми потрохами правоохранительным органам – и дело с концом? Поступить как Понтий Пилат – умыть руки. Тем более, что Каролина на роль мессии никак не тянула. А значит, моя вина перед вечностью будет микроскопично мала. Как-нибудь переживу.

Глава 15

Столичные медики достали меня до печенок. И не только меня, но и всех деревенских стариков. Я уже не говорю о Каролине, ставшей на время нашествия эскулапов добровольной узницей.

Она стала просто невыносимой. Ради вполне объяснимой предосторожности я мог посещать погреб и задерживаться там подольше только по вечерам, когда наступала темнота. Каролина, изнывающая от безделья и неопределенности, едва не бросалась на меня с кулаками, будто я был виновником всех ее бед.

Но я прощал ей такое поведение. Зосима, большой знаток женских душ, растолковал мне ее немотивированные выходки.

Он совершенно серьезно заявил следующее: слабая половина человечества потому так называется, что умишком слабовата. Поэтому грех на женщин обижаться. Нужно быть к ним снисходительным.

Я последовал его совету, хотя у меня на сей счет имелись иные соображения. И не только по отношению к Каролине.

Дело в том, что в составе группы столичных врачей-эпидемиологов прибыла некая весьма симпатичная особа без комплексов по имени Лолита. Да-да, ни больше, ни меньше – Лолита.

Она тоже имела какую-то врачебную специальность, но, похоже, в компании столичных эскулапов была чужой. Хотя и остальных, скорее всего, собирали, как говорится, с миру по нитке.

Однако они очень быстро нашли общий язык друг с другом, чего нельзя было сказать о Лолите. Она держалась особняком и в основном выполняла мелкие поручения руководителя группы, солидного с виду доктора наук с копной седых волос, которого звали Лев Борисович.

Врачи для начала обследовали всех жителей деревни. Больше всех досталось мне, Зосиме и старикам Коськиным. Мы чувствовали себя подопытными кроликами. Столько различных анализов и проб я никогда прежде не сдавал.

Что меня поразило, так это их техническая оснащенность, совершенно непривычная для нашей обнищавшей страны. Они навезли столько разного оборудования, в основном современного, импортного, что я диву давался. Похоже, наш найденыш был болен очень заразной болезнью.

А затем эпидемиологи начали рыскать по окрестностям: брали пробы земли, воды, изучали животный и растительный мир. Старики были просто в ужасе. Некоторые даже считали, что наступает конец света, а потому послали Зосиму, чтобы он привез из района в деревню батюшку – дабы исповедаться и причаститься.

Но мой приятель вернулся ни с чем. Его просто не пустили дальше околицы. Оказалось, что наш "остров" оцеплен солдатами. Короче говоря, было над чем задуматься.

Лолита нарисовалась в моей избе под вечер, на третий день после приезда врачей. Она вошла без стука, будто старая добрая знакомая, даже подруга.

– Здравствуйте! – бодро сказала она, с интересом рассматривая мою персону.

В этот момент я был в одних плавках и, стоя у плиты, занимался стряпней.

– Наше вам, – ответил я, не меняя позы, лишь скосив на нее глаза, – у меня как раз на сковородке дожаривались караси, мой ужин, и я боялся, что они подгорят. – С кем имею честь?..

– Фи, как официально… – Она прошлась по избе, осматривая обстановку с таким видом, будто собиралась купить все на корню. – Зовите меня Лолитой. А вас как величать?

– Терпеть не могу притворщиков. Думаю, что вас уже просветили на мой счет. Так что не стоит темнить.

– Какие мы гордые… – Она рассмеялась. – Конечно же, просветили. И пробудили во мне вполне объяснимый интерес.

– Это почему?

– Ну как же – молодой, симпатичный мужчина, не охваченный женской лаской. В наше время это большая редкость.

– И вы решили меня облагодетельствовать. То бишь, охватить со всех сторон.

– А разве это предосудительно? Здесь такая скука… По вечерам хоть волком вой. Как вам удается в этой глуши жить – не тужить? Для меня сие загадка.

– Ничего сложного. Я устранил из своей жизни главный компонент беспокойства, дурно влияющий на безмятежность и бесконфликтность бытия. Поэтому я живу в радости и в полном согласии с самим собой. А это главное.

– Позвольте полюбопытствовать: что за компонент?

– Неужели непонятно? – Я иронично ухмыльнулся. – Посмотритесь вон в то зеркало, и вам все станет ясно.

– Женщины… Вы не любите женский пол. Может, у вас…

– Не стоит гадать, – довольно бесцеремонно оборвал я легкомысленный треп моей непрошеной гостьи. – У меня вполне нормальная ориентация. И остальное тоже в порядке… Позвольте, я оденусь. А то как-то неприлично щеголять перед незнакомой дамой в исподнем. Даже если это происходит в собственном доме.

– Не волнуйтесь, ваш вид в дезабилье ни в коей мере не оскорбляет мои лучшие чувства. Скорее, наоборот – у вас великолепная фигура. Вы спортсмен?

– Угадали. Мастер спорта по прыжкам в сторону с разбега.

– У вас отменное чувство юмора. Значит, вы еще не потеряны для общества… в том числе и женского.

– Спасибо на добром слове… – Я быстро натянул шорты и майку. – Вы ко мне по делу или как?

– По делу я просто не решилась бы потревожить ваш покой. Я сама страсть как не люблю, когда мне мешают отдыхать. Просто… мне стало очень одиноко, а от того грустно, и я решила поплакаться кому-нибудь – у кого добрая душа и не злобный нрав. А вы как раз такой человек, если, конечно, верить рассказам деревенских старух.