Сплетенные судьбами
Шрифт:
– Они и были теми, кто раздавал эти брошюры, - догадывается Кай.
Хантер согласно кивает. – Они также передали и карту, которой мы сейчас пользуемся, в надежде, что изменим свое мнение и отправимся на их поиски.
– Откуда они могли знать, что вы сможете разгадать шифр, написанный на карте? – недоумевает Инди.
– Это наш собственный шифр, - отвечает Хантер. – Время от времени мы использовали его в местечке, когда не желали, чтобы чужаки знали, о чем мы говорим.
Он шарит в своем рюкзаке и вытаскивает один из фонарей. Снаружи уже опустилась глубокая ночь.
– Они узнали шифр, когда наша молодежь сбежала,
– Ты? – удивляюсь я.
– У меня так ничего и не получилось, - рассказывает Хантер. – Я дошел до ручья на равнине и повернул обратно.
– Почему? – спрашиваю я.
– Из-за Кэтрин, - с внезапной хрипотцой в голосе произносит он. – Матери Сары. Конечно же, Сары тогда еще не было. Но Кэтрин ни за что не покинула бы местечко, и я решил, что не смогу покинуть ее.
– А почему она не могла уйти?
– Она готовилась стать следующим лидером, - продолжает он. – Она была дочерью Анны, и по характеру они были очень похожи. Когда Анна умерла, должно было произойти голосование, признать в качестве лидера ее старшего ребенка или отклонить, и мы все хотели выбрать Кэтрин. Все любили ее. Но она умерла при родах, подарив жизнь Саре.
Свет в пещере освещает наши грязные ботинки, оставляя лица в тени. Я слышу, как Хантер что-то вынимает из своего рюкзака.
– Анна оставила тебя, - ошеломленно произношу я. – Она оставила тебя и свою внучку…
– Ей пришлось, - отвечает Хантер. – У нее были другие дети и внуки, и местечко, которым нужно управлять, – он прерывается. – Теперь ты понимаешь, почему мы не хотим так строго судить Восстание. Для своей группы они желают только благо. И мы не можем винить их в том, что делаем сами.
– Это разные вещи, - говорит Кай. – Вы живете здесь с момента создания Общества. А мятежи появляются и исчезают.
– Как вам удавалось скрываться все эти годы? – с нетерпением спрашивает Инди.
– Мы не прятались, нас просто не трогали. – Рассказывая свою историю, Хантер заново наносит голубые линии на свои руки с помощью кусочка мела, вытащенного из сумки.
– Не нужно забывать, что тогда народ выбрал Общество и его законы, как способ предотвращения последствий грядущего Потепления, и как путь устранения заболеваний. Мы не выбирали, поэтому и ушли. Не хотели участвовать в жизни Общества; из-за этого не получали их защиту и помощь. Мы занимались сельским хозяйством, сами добывали пищу и обеспечивали охрану, и они нас не трогали. В течение довольно долгого времени. И если кто-то нападал, мы сражались и убивали.
Хантер продолжает рассказ. – Пока еще были живы настоящие сельские жители, они часто приходили к нам в ущелья за помощью. Рассказывали нам истории о тех, кого отсылали за любовь не к тому человеку или за то, что хотели заниматься другим делом. Некоторые приходили жить к нам, а другие просто торговали. После возникновения комитетов Ста, наши документы и книги стали невероятно ценными предметами. – Он вздыхает. – Люди, подобные архивистам, существовали всегда, я уверен, что они и сейчас есть. Но нам пришлось свернуть всю деятельность, когда сельские жители погибли.
– А на что вы
обменивались? – спрашивает Элай. – У вас в ущельях было все.– Нет, - возражает Хантер, – не все. Лекарства из Общества, которые были лучше наших, также другие вещи, в которых мы нуждались.
– Но если ваши бумаги настолько ценные, как вы могли оставить их здесь в таком количестве?
– Просто груза оказалось слишком много, - поясняет Хантер. – Мы бы не смогли перенести все через равнину. Многие просто вырвали страницы или взяли с собой те книги, которые им нравились. Но взять с собой абсолютно все оказалось невозможно. Поэтому-то мне и пришлось запечатать пещеру, спрятав оставшиеся ценности. Мы не хотели, чтобы у Общества была возможность уничтожить или забрать все с собой, если бы они обнаружили их.
Он заканчивает разрисовывать одну руку и собирается положить мел обратно в сумку.
– Что означают эти отметки? – спрашиваю я, и он замирает.
– А на что они похожи, по-твоему?
– На реки, - предполагаю я. – На вены.
Он увлеченно кивает. – Они похожи на то и то. Можешь думать, что так оно и есть.
– Но чем они являются для тебя? – настаиваю я.
– Сетью, - отвечает он.
Я сконфуженно трясу головой.
– Всем тем, что соединяет. Когда мы рисуем их, мы обычно делаем это сообща, вот так. – Он вытягивает свою руку так, что наши пальцы соприкасаются. Я чуть не отскакиваю от неожиданности, но сдерживаюсь. Он проводит мелом по своим пальцам, потом по моим, рисуя голубую линию дальше, вверх по моей руке.
Он отстраняется, и мы глядим друг на друга. – Теперь ты можешь продолжить рисовать линии сама, - говорит он. – Сначала на своей руке, а затем, коснувшись кого-нибудь, начать разукрашивать и его. И так далее по цепочке.
А что, если соединение прервалось? Хочу я спросить. Например, когда твоя дочь умерла?
– А если больше некому передать линии, - он словно услышал меня, - ты делаешь так. – Он поднимается и ударяет руками по стене из песчаника над своей головой. Я представляю, как десятки крохотных трещин расползаются во все стороны из точки удара. – Соединяешься с чем-нибудь.
– Но Каньону на это наплевать, - говорю я ему. – И ущельям тоже.
– Да, - соглашается Хантер. – Но зато мы по-прежнему соединены.
– Я прихватила вот это, - говорю я Хантеру, залезая в свою сумку и чувствуя внезапную робость. – Подумала, может, тебе захочется почитать.
Это страница со стихотворением, строчку из которого он написал на могиле Сары. То самое, где «когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов». Я вырвала ее из книги.
Хантер берет листок и громко декламирует:
Как звезды падали, Как снег
Как ворох лепестков,
Когда июньский ветер рвет
Их пальцами с цветов…
Он останавливается.
– Это похоже на то, что происходило с нами в деревнях, - произносит Элай. – Люди умирали так же. Как звезды падали.
Кай опускает голову на руки.
Хантер снова читает.
Они лежат в густой траве -
И их не увидать -