Сплоченность
Шрифт:
— Граждане! К нам приехали уважаемые господа из Калиновки. Нам, темным людям, объяснит сейчас господин комендант, как по нашей глупости неприятности выходят… Так что послушаем… Давайте поближе сюда!
Староста кашлянул в свой широкий волосатый кулак и отошел назад.
Рауберман не стал ждать, когда толпа пододвинется ближе. Он поднялся с места и стал перед столом; сбоку, точно его тень, появилась фигура переводчика. Рауберман впился взглядом в толпу и начал свою речь.
— Московские агенты трубят, будто мы пришли сюда, чтобы вас грабить и разорять, чтобы овладеть вашей землей… — зачастил переводчик, когда Рауберман
— Нашелся борец-защитник, — сказал Макар, взглянув на дочку и на ее подругу Ольгу Скакун. — Вон еще борец за столом сидит — Язэп Шишка. В гражданскую войну с бандами водился, потом колхозные фермы поджигал да слухи всякие распускал, а теперь со своей полицией по району шныряет.
— Мы в Белоруссии не впервые. Мы были здесь в 1919 году. И тогда много сделали для возрождения вашей страны.
— Бреши, бреши… Помню, как вы возрождали. Где ни пройдете — кровь и пепелище… И помню, как лупили вас тогда, — ворчал Яроцкий.
— И вот мы снова в Белоруссии. Мы пришли сюда не только ради наших интересов, мы заботимся и о вашей судьбе.
— Напрасно пришли, — тихо проговорила Ольга. — Потом жалеть будете.
— Мы здесь сегодня не случайно: среди вас нашлись дурные люди, они пошли против нашей власти. Возле вашей деревни убиты трое полицейских. Здесь есть элементы, которые помогают партизанам, срывают наши мероприятия. Мы их накажем. Пусть это наказание не озлобит вас, но послужит вам предупреждением.
— Вот душа звериная! Водит ножом у тебя по горлу и еще, скаля зубы, говорит: «Не пугайся», — гневно пробормотал Макар.
— Мы знаем, по чьей вине происходят в селах беспорядки. Это мутят Камлюк и Струшня… А вы им содействуете. Почему не выдаете бунтовщиков, не кончаете с беспорядками? Мы обращаемся с призывом: помогите нам захватить Камлюка и Струшню. Кто поможет, тому награда: тридцать тысяч рейхсмарок, земли навечно двадцать гектаров.
Рауберман умолк и, кивком головы дав знак начальнику полиции действовать дальше, сел на место. Язэп Шишка, высокий и тощий, с бегающими глазками, вышел из-за стола и крикнул:
— Арестованных к стенке!
Три автоматчика подвели старого Корчика, его жену и десятилетнего сына к стене клубного здания. Лица арестованных были в крови и ссадинах, разорванная одежда висела лохмотьями. Видно было, что их жестоко пытали.
— Так скажешь, где сын скрывается? — подойдя к Корчику вплотную, крикнул Шишка.
— Я вам уже сказал: ничего не знаю о нем, — спокойно ответил старик.
— Врешь! Говори, пока не поздно… А хлеб куда спрятал? С кем прятал? Где хлеб? Партизанам передал?
Корчик молчал, опустив голову.
— Ну, отвечай же, признавайся! Ах ты!..
Шишка размахивал руками, ругался, но на старика это не действовало, он был нем, как стена, у которой стоял. Все шло не так, как хотелось бы Шишке. Разъяренный, он вдруг прикладом автомата злобно ткнул старика в грудь. Корчик покачнулся и еле удержался на ногах. К нему с плачем кинулись жена и сын. По толпе пробежал ропот.
— Гадина ты! — обернувшись к начальнику полиции, неожиданно крикнул сын Корчика.
Шишка наотмашь ударил его автоматом по голове. Мальчик охнул и сел на землю. С его головы скатилась шапчонка, и все увидели, как белокурые волосы залились кровью.
— Дитятко
мое родненькое!.. — бросившись к сыну, в отчаянии заголосила мать.Толпа вздрогнула, загудела. Оглянувшись на нее, Шишка подбежал к автоматчикам и скомандовал:
— Огонь!
Над площадью пронесся треск автоматов.
— Разойдись! — крикнул Шишка толпе.
Под свистки и брань полицейских люди, объятые ужасом и гневом, бросились к своим домам.
Скоро гитлеровцы и полицейские оставили Ниву.
Одна группа направилась в Родники: она погнала захваченный в деревне скот, повезла награбленный хлеб и другие продукты. Все это надлежало отправить на железнодорожную станцию. Остальные же двинулись обратно в Калиновку. С ними — комендант района и начальник полиции. Они ехали в хвосте колонны. После обеда у старосты, где распита была не одна бутылка самогонки, все были в веселом настроении, шутили и смеялись.
14
Борис колол под поветью дрова, когда с улицы прибежала сестренка и крикнула:
— Фашисты на выгоне!
Стремглав кинулся он со двора, на мгновение забежал в сарайчик, захватил там пистолет. Через огороды, по широкой канаве у колхозного сада, стал пробираться к речке. Он был уже в конце сада, когда услышал стук повозки. Приподнялся, всматриваясь: неподалеку по дороге ехали двое полицейских, рядом с ними на повозке виднелся станковый пулемет. Они остановились в конце сада, проворно соскочили наземь и занялись пулеметом. Нетрудно было догадаться, что это одна из огневых точек той цепи, которой фашисты решили окружить деревню. Борис выбрался из канавы и пополз. Надо было скорее, пока полицейские еще не успели установить пулемет, уйти отсюда… Метров двести он полз между яблонями. Встал на ноги, только когда перебрался через дорогу и очутился в прибрежных зарослях. Облегченно вздохнул, смахивая рукавом пот со лба, постоял минут пять на месте, потом зашагал вдоль речки к лесу, в сторону Низков.
Часа через полтора — два он снова уже был возле Нивы, но не один, а с группой товарищей. Четырех человек привел с собой Сергей, трое пришли из колхоза «Искра». Остановились в лесу у дороги, ведущей в Калиновку. Все были хорошо вооружены: у двоих ручные пулеметы, у остальных — автоматы, винтовки. У каждого было по две — три гранаты. Всех этих людей Борис хорошо знал не только по довоенному времени, но и по совместной подпольной работе. Были они разного возраста, но всех их, начиная от самого старшего — счетовода колхоза «Искра» Капитона Макарени, которому шел уже пятый десяток, — и кончая комсомольцем Юркой Малютиным, учеником восьмого класса родниковской школы, объединяло одно чувство, одно стремление. Борис не сомневался, что в любом деле он может положиться на их преданность и стойкость.
— Маловато нас, но, как говорится, врага надо бить не количеством, а умением, — сказал Злобич, собрав товарищей, чтоб объяснить им боевую задачу. — Длительный бой нам вести нельзя. Затянем — не выдержим. Поэтому главное — внезапность и сила огня!
Дорога шла с востока на запад. Вдоль нее и стали размещаться люди. Место для засады было довольно удобное: крутые обочины густо заросли здесь орешником и елью. Борис представлял себе, как забегают фашисты, когда на их головы из придорожных кустов подлетят гранаты, посыплется свинцовый град.