Сплоченность

— Как?.. Сами знаете… Нет нашей баньки, — как-то некстати усмехнулся Малявка, пожав, плечами. — Захотелось мне, товарищи начальники, одно дело сделать. Хочу, как бы вам это сказать… хочу со временем вперегонки поиграть…

— Слушаем вас, — Камлюк переглянулся со Струшней.

— Вот скажите, если мы поставим новое здание, может ли оно сгореть, если снова налетит на Выгары какая-нибудь фашистская экспедиция или фронт будет проходить?

Камлюк вопросительно вскинул брови и опять переглянулся со Струшней. А старый Малявка спокойно продолжал:

— Думаю, что может сгореть, а может и не сгореть. Но тут есть риск. Жаль, если от этой работы останутся одни только мозоли да головешки… А вот если в лесу сделать сруб и разбросать его, по бревну разнести по канавам и болотам, — словом, спрятать. Может ли погибнуть такой труд?.. Вот скоро придет наша армия. Тогда мы готовый сруб возьмем из лесу — и на колхозную усадьбу. Пока другие будут со срубами возиться, мы свои оборудуем и на другую работу кинемся… Вот так и перехитрим время. — Малявка пододвинулся ближе к столу и заговорил более определенно: — До войны была у нас бригада строителей. Командовал ею я. Решили мы теперь снова организовать бригаду. Нет мужчин — женщин научим плотничать. Решили строиться! Прежде всего за общественные здания возьмемся… Подумайте, сколько срубов сделаем к приходу кашей армии.

— Разумно, дорогой приятель! — воскликнул Струшня, откинувшись на спинку стула. — Около двух тысяч домов сожгли оккупанты в районе. Велика нужда… Люди вас поддержат, еще как поддержат, Антон Демьянович!

— А как же… Только, товарищи начальники, сначала пусть поддержит нас один человек…

— Это о ком вы? — насторожился Камлюк.

— О нашем начальнике лесхоза.

— А что он, возражает?

— Был у него, лесу просил. И не отказывает и не дает, хоть и похвалил задуманное нами. Говорил, согласовать надо, посоветоваться. А чего же волынить? Разве отклад идет на лад?

— Не волнуйся, дядька Антон. По такому делу, конечно, надо посоветоваться. Но лес вам отпущен будет. — Камлюк подошел к телефону и покрутил ручку аппарата. — Позовите начальника лесхоза… В Заречье?.. Вернется — передайте: прошу его зайти ко мне в одиннадцать… — Камлюк положил трубку, взглянул на Малявку: — В бондарную артель поехал… Словом, сегодня ночью решим. Завтра через сельсовет получите разрешение.

— Вот и хорошо. Сразу начнем работать. Да, может, и партизаны помогут… Как на косьбе…

— Постараемся, — пообещал Камлюк.

— Как там ваши люди на пожарищах? Не упали духом? — спросил Струшня.

— Некоторые сначала нос повесили, а потом опомнились… Что поделаешь? Живому — о живом думать… Комиссар Новиков со своими агитаторами часто наезжает, — Малявка поднялся со стула и добавил: — Вот еще просьба у выгаровцев. Мы уж и Новикову говорили. Это насчет нашей районной газеты. До новостей теперь люди жадные, а газета иногда не доходит до нас, в нашем сельсоветском центре разбирается.

— Беспорядок! — возмутился Камлюк и, раскрыв блокнот, что-то записал. — Хорошо, дядька Антон, что сообщили.

— Дайте им проборку, Кузьма Михайлович. Пусть обо всех одинаково заботятся, — протягивая на прощание руку, сказал старый Малявка.

У Змитрока Кравцова, вошедшего на прием следующим, дел нашлось больше, чем у кого-либо другого. Как руководителя деревни его беспокоила и уборка урожая, и на какую партизанскую базу отвезти остатки хлебозаготовок, и многое другое. А как начальник дружины самообороны он беспокоился об усилении охраны деревни, о пополнении вооружения, настойчиво просил, чтоб выдали ему «хоть один» станковый пулемет.

— Ну и загребистый же ты, дорогой приятель, — усмехнувшись, заметил Струшня. — Ты думаешь, пулеметов у нас тьма?

— Знаю. Но не мешало бы нам в дружине иметь максима. Очень я полюбил его на Карельском перешейке… Ну, ничего. Позже, может, дадите, — Кравцов взглянул на дверь и заговорил о другом: — Там, в приемной, девочка… В нашей деревне жила, у одной старушки… спасти надо.

— Что такое? Чья она? — вскинул бровями Камлюк.

— Дочка вдовы лесника. Помните, я вам когда-то рассказывал.

— Как не помнить! Это весь район облетело… Что с девочкой?

— Очень больна. Была слабенькой, а тут такой испуг, смерть матери… Ну и совсем зачахла. Вот справка от докторов, — протянул Кравцов бумажку Камлюку. — Они говорят, что можно спасти ребенка, если немедленно дать специальное лечение.

— На самолете ее везти можно?

— Доктора говорят, можно. Ради этого я и привез ее.

— Что ж, направим. На Большой земле вылечат. Самолет будет сегодня. Если девочка не собралась, можно и в следующий раз…

— Почему же? Готова хоть сейчас…

— В таком случае зайди к Мартынову. Пусть забронирует место в самолете.

— Бегу. До свидания, — вскочил со стула Кравцов. — Ай, какое доброе дело сделаем!

Последние слова Кравцова были заглушены телефонным звонком. Камлюк протянул руку к трубке.

— Корчик?.. Приходи… Инициатива?.. Да твои комсомольцы богаты на выдумку… Веди всех сюда… Не опаздывай, мы собираемся уезжать.

Один за другим заходили в кабинет люди, рассказывали о своих желаниях, планах, просили совета. И все, с чем приходили они, было по-своему важным, неотложным, являлось частицей напряженной боевой и трудовой жизни советской Калиновщины. Меньше всего говорили о пережитых трудностях, о своих личных нуждах, а прежде всего думали об интересах своих коллективов, заботились о партизанах.

— Какие у нас люди, Пилип! Золото! — взволнованно проговорил Камлюк, когда вышел последний посетитель.

Открылась дверь. В прямоугольнике ее выросла фигура Романа Корчика. За его спиной виднелось несколько парней и девушек.

— Можно? — спросил Корчик, задержавшись в дверях.

— Давай, давай! Со всей делегацией! — сказал Камлюк.

Роман Корчик жестом руки пригласил комсомольцев войти. Это была молодежь колхоза «Первое мая». Недавно, во время налета вражеской дивизии на район, их деревня была почти полностью сожжена, многих ее жителей фашисты расстреляли. Камлюку это было хорошо известно, он видел пепелища, обугленные сады, видел трупы стариков и детей.

Гостеприимно рассадив молодежь вокруг стола, Камлюк взглянул на смуглую лет восемнадцати девушку-комсорга и спросил:

— Какое же у вас дело?

Девушка бросила взволнованный взгляд на Корчика, словно спрашивая: «Мне говорить?» Камлюк, поняв ее, улыбнулся.

— Рассказывай…

— О детях у нас забота, товарищ Камлюк… В нашей деревне осиротело несколько малышей. Ни родителей, ни родственников… Расстреляли гитлеровцы. Со всей деревни осталось в живых человек пятнадцать — те, кто были в боях или спрятались в лесу.