Сплоченность

Камлюк молчал, словно не слышал, только зеленоватый блеск прищуренных глаз выдавал его внутреннее волнение.

— Передай Поддубному, — наконец сказал он, взглянув на Мартынова, — дальше отступать некуда… Направь в помощь ему комсомольский отряд.

— А кто его поведет?

— Корчик. Скажи ему, чтоб он действовал как наш уполномоченный, пусть поможет Поддубному в руководстве боями.

— Ладно, скажу. Помощь Корчика там будет очень кстати, — Мартынов помолчал и вдруг, спохватившись, спросил: — А при штабе какие силы мы оставим?

— Какие? — вмешался в разговор Струшня. — Можно взять одно — два отделения из комсомольского отряда.

— Правильно! — поддержал Камлюк. — Так и поступи, Павел Казимирович.

— Одного — двух отделений будет маловато, — покачал головой Мартынов. — Нельзя оставлять город с такой охраной.

— Не беспокойся, здесь будет достаточно защитников, — возразил Камлюк. — Ты не забывай о роте, которую мы заканчиваем формировать из жителей города.

Все на миг замолчали, задумались. Неожиданно тишину разорвал гул самолета. Где-то в центре Калиновки раздались взрывы.

— Начинается, — проворчал Струшня и взглянул на часы. — Девять. Сегодня раньше обычного.

— Видимо, торопятся покончить с нами, — проговорил Камлюк и, услышав, что гул самолета постепенно стал отдаляться, добавил. — Что-то сразу он пошел обратно.

— Не печалься, сейчас прилетит второй, — ответил Струшня и вместе с Мартыновым вышел из комнаты.

Вскоре на пороге появился Гусаревич.

— Как там, Давид Моисеевич, твои наборные кассы?.. Не рассыпались еще от бомбежки?

— Держатся, Кузьма Михайлович. Носимся с ними с места на место, бережем… Новый номер выпускаю.

— Видел вчерашний… Карикатура на немца — оригинальная! Кто клише делал?

— Сам на резине вырезал.

— Отлично! Ты и до войны, кажется, практиковался?

— Приходилось иногда.

— Во вчерашнем номере мало материалов из отрядов.

— Верно. Но мы это поправим в сегодняшнем номере.

— Надо, надо. Не тебе рассказывать, какая сейчас нужна газета. Колокол!.. И сделать такую газету ты можешь, — Камлюк немного помолчал. — Обязательно дай заметки о вчерашнем бое отряда Перепечкина. Какие там ребята!

— Уже сделано. В наборе очерк.

— Отлично. Дальше, Давид Моисеевич, еще одно дело. Ты читал вот эту брехню? — показал он на фашистские листовки.

— Читал. Этой дрянью они забросали почти весь район. В некоторых деревнях, как мне стало известно, многие люди сильно забеспокоились, поддаются панике.

— Я знаю. Паника в настоящий момент — это самое страшное для нас.

По поводу этих листовок мы напечатаем статью. Вот думаю, как написать. Надо дать отпор брехунам.

— Дело не в отпоре, милый мой. Начинать с врагом словесную дуэль — это меньше всего должно нас сейчас занимать. Главное — своих людей успокоить, разъяснить им обстановку, дать практические советы, — Камлюк задумчиво посмотрел на исписанные страницы, лежащие перед ним на столе, и продолжил: — Вот это и побудило меня взяться за перо и обратиться со словом к народу. Возьми, Давид Моисеевич, дай ход.

Гусаревич благодарно посмотрел на Камлюка и взял статью.

— Хорошо, Кузьма Михайлович, очень хорошо. Постараюсь, чтобы газета как можно быстрее попала к читателям.

Он попрощался и вышел. В комнату снова долетел гул самолетов. Вдруг где-то невдалеке от штаба послышались страшной силы взрывы. Пол под ногами задрожал, дом тряхнуло. Камлюк схватил со стола полевую сумку и заторопился к выходу. Выбежав во двор, он бросился к бомбоубежищу.

— Быстрей! — крикнул из укрытия Струшня и за руку потянул Камлюка к себе.

Поблизости что-то треснуло. Тугая волна воздуха пронеслась над головами. Потом послышались еще два удара, но уже немного дальше.

— Окаянные! — выругался Струшня, вылезая из щели.

Камлюк злым взглядом проводил самолеты, удалявшиеся на юг.

— На отряд Поддубного взяли курс, что ли?

— Похоже на это. А может, заметили комсомольский отряд, он ведь сейчас, пожалуй, около аэродрома.

Где-то возле Подкалиновки снова началась бомбежка.

— Так и есть: на Поддубного или на Корчика.

Еще не смолкли бомбардировщики, а уже со стороны Заречья послышался новый гул моторов. Сначала из-за леса показались три самолета, потом еще три. Над городом они пролетели высоко, но как только подошли к Подкалиновке, закружились на месте и стали снижаться. Неожиданно все стоявшие у штаба увидели, как из самолетов стали выбрасываться парашютисты.

— Десант! — воскликнул Струшня и растерянно оглянулся по сторонам.

Камлюк побежал в комнату к радистам. Вскоре он вернулся и, взглянув на Гудкевича, возившегося у мотоцикла, крикнул:

— Заводи, Сенька!

10

На юг от Калиновки — ровное широкое поле. Оно начинается сразу от окраины города и тянется вдоль дороги до самой Подкалиновки. Перед войной эта территория была приспособлена под посадочную площадку, и на ней ежедневно приземлялись почтовые и пассажирские самолеты. За годы войны она запустела, поросла кустиками. Летом здесь вырастала высокая, по пояс человеку, трава-мятлица, а осенью, никем не убранная, сохла, прибивалась дождями к земле.

Это место гитлеровцы избрали для высадки десанта.

Взводы комсомольского отряда один за другим покидали город. Минуя аэродром, они по большаку, под укрытием придорожных деревьев, шагали к Подкалиновке, на участок обороны Поддубного.

Корчик немного задержался в штабе соединения и потому выбрался в дорогу с последним взводом. Шли быстро. Корчик смотрел вдоль большака в надежде увидеть партизан, вышедших первыми. Но их не было, они, вероятно, уже добрались до места.

Взвод был возле аэродрома, когда неожиданно в небе послышался гул: над дорогой на большой скорости шел самолет. Партизаны заторопились под деревья, бросились на землю. Неподвижно, с чувством горечи и гнева лежали они на мокрой земле. Самолет стал кружиться над большаком, над аэродромом.

— Разведчик… — крикнул кто-то из партизан.

Самолет покружился несколько минут и полетел в сторону Калиновки.

— Стройся! — скомандовал Корчик, выходя из укрытия.

Взвод прошел еще немного и снова был вынужден остановиться — от города летела теперь целая группа самолетов.

— Ложись!

Глядя, как самолеты идут на снижение, Корчик думал, что сейчас начнется такая бомбежка, от которой не останется не только взвода, но и придорожных елок. И вдруг, вопреки всяким предположениям, из самолета стали выбрасываться парашютисты. Невольно подумалось, что прежний самолет действительно прилетал на разведку, но разведал невнимательно и не заметил на большаке партизан.