Спор о Сионе

Появление орвелловских режимов «Большого Брата» нашего столетия также точно предсказано в следующем тексте «Протоколов»: «Мы придадим нашему правлению вид патриархальной отеческой опеки со стороны нашего правителя». Республиканизм также должен играть роль ширмы для заговора. «Протоколы» глубоко презирают всякий республиканизм, видя в нём (как и в либерализме) орудие самоуничтожения, выкованное ими из «черни»: «…так стало возможным возникновение эпохи республик; и тогда мы поставили на место правителей карикатуру правительства — президентов, взятых из толпы, из среды наших креатур, марионеток и рабов. Это было миной, заложенной нами под все народы».

И тут неизвестные нам книжники, писавшие ещё до 1905 года, точно охарактеризировали положение, на которое низведены американские президенты в ходе нашего столетия: это место начинается словами: «В недалёком будущем мы учредим ответственность президентов». В дальнейшем мы покажем, что это означало личную ответственность, в отличие от ответственности, ограниченной конституционным контролем. Президенты должны были стать одними из предвиденных «Протоколами» ранее «премьеров-диктаторов», задачей которых являлось разрушить конституционные гарантии и тем самым подготовить «объединение всех под нашим суверенным господством». Во время первой и второй мировых войн, американские президенты действительно стали в этом смысле премьерами-диктаторами, под предлогом, что «чрезвычайное положение» и задачи «победы» диктуют установление крепкой власти под личной ответственностью; эта власть, разумеется, должна была быть возвращена «народу», когда «чрезвычайное положение» окончится. Читатели старшего поколения помнят, сколь немыслимым это казалось ранее, и насколько пассивно общественность восприняла всё это впоследствии. Далее в этом месте «Протоколов» говорится: «Палата депутатов будет прикрывать, защищать и избирать президентов, но мы отнимем у неё право предложения новых законов или изменения существующих, ибо это право будет предоставлено нами лично ответственному президенту, кукле в наших руках… Независимо от этого, мы предоставим президенту право объявления войны. Это право будет мотивировано тем, что президент, как глава вооружённых сил страны, должен иметь их в случае надобности в своём распоряжении… Легко понять, что при таком положении ключ от святилища будет в наших руках и никто, кроме нас, не сможет больше управлять законодательством… Президент будет по нашему усмотрению истолковывать те из существующих законов, которые поддаются толкованию: он будет их аннулировать. когда мы укажем ему на ту необходимость, наряду с этим он будет обладать правом предлагать временные законы, а также изменения в конституционной структуре правительства, мотивируя то и другое требованиями высшего благо государства. Такими методами мы получим возможность постепенно, шаг за шагом, разрушить всё, что no-началу, при нашем вступлении в права, мы вынуждены будем внести в государственные конституции для подготовки перехода к незаметной отмене всяких конституций, и тогда придёт время для замены всех правительств нашим открытым деспотизмом».

Это предсказание 1905 года (или ещё более ранней даты) в особенности оправдывает указание лорда Сайденхэма на «убийственную точность» предсказаний «Протоколов». Американские президенты в двух последних войнах нашего столетия действовали именно по указанному здесь рецепту. Они присвоили себе право объявлять и вести войны, и по крайней мере один раз, после окончания второй мировой войны, это право использовали (в Корее); все попытки в Конгрессе или вне его лишить их этой власти или хотя бы её ограничить, встречают яростный отпор.

Как пишут далее «Протоколы», народы мира, идя «от одного разочарования к другому», не получат «передышки». Любому государству, «которое посмеет противостоять нам», будет объявлена война, а любая коллективная оппозиция еврейству приведёт к «всеобщей войне». Народам не позволят «бороться с мятежом» (отсюда ожесточённые нападки на все «требования расследования», будь то в 1790-е годы, в 1920 году или в наши дни, обвинения в «охоте на ведьм», «Маккартизме» и т. п.). В будущем еврейском «сверхгосударстве» каждый член семьи должен будет доносить на другого, подозреваемого в неподобающем образе мыслей (это ветхозаветное предписание было уже упомянуто выше). Не заставит себя ждать, разумеется, «окончательное уничтожение христианской религии». Банальными развлечениями («дворцы культуры») народ будет отвлечён от опасных сомнений и неудобных вопросов. Чтобы окончательно его обмануть, история будет переписана заново (ещё одно предписание, дословно претворённое в жизнь в советской России) и «мы вычеркнем из памяти людей все нежелательные нам факты прежней истории, оставив лишь те, которые будут расписывать ошибки их прежних правителей». Таково фактическое положение в «странах социализма», что же касается современного Запада, ещё находящегося в стадии обработки, то, как пишут авторы «Протоколов», «все колёса государственных механизмов во всех странах приводятся в движение одним мотором, находящимся в наших руках, и этот мотор — золото».

Конец заранее известен: «Нам нужно достигнуть того, чтобы во всех странах мира, кроме нас, были только массы пролетариата, несколько преданных нам миллионеров, полицейские и солдаты… Призвание нашего самодержца… осуществится, когда измученные неурядицами и неспособностью своих правителей народы… взовут: „Долой их, дайте нам одного царя над всей землёй, который объединит нас и уничтожит раздоры, границы, национальности, религии и государственные долги, дав нам мир и покой, которых мы не можем найти под нашими правителями и представителями“.

В двух или трёх цитатах автор этих строк нашёл нужным заменить употреблённое в них (в переводе) слово «гой» словами «народ» или «массы», поскольку слово «гой» недвусмысленно указывало бы на содержащееся в полном заглавии «Протоколов» происхождение их авторов, доказательств чего, однако, не имеется. Автор не хочет смешивать два различных вопроса: доказательства о происхождении авторов «Протоколов» нужно искать в другом месте, не довольствуясь недоказанным утверждением. Авторы могли быть евреями, не-евреями, или даже анти-евреями, — это не играет существенной роли. В момент публикации эта книга была сценарием ещё не поставленного спектакля: теперь эта драма разыгрывается уже в течение 50 лет (написано в 1955 г. — прим. перев.) и её название «Двадцатое столетие». Описанные персонажи действуют на современной сцене, играют приготовленные для них роли и осуществляют предвиденные в сценарии события.

Остаётся ждать развязки: провала или полного торжества авторов. План их поистине грандиозен, и, по мнению автора этих строк, осуществление его невозможно. Однако, этот план существует уже на протяжении 200 лет, а возможно и гораздо дольше, «Протоколы» же являются ещё одним звеном в длинной цепи доказательств, которые с тех пор ещё значительно умножились. Заговор для достижения мирового господства путём создания государства рабов существует и достиг той стадии, когда его уже нельзя внезапно приостановить или совсем ликвидировать; он приобрёл собственную инерцию и должен идти далее, к полному завершению или же к провалу. Как одно, так и другое возымеет на этом этапе разрушительные последствия, в момент развязки дорого обойдётся современникам, какой бы она ни была.

Глава 28 Умопомрачение Бальфура

В первое же десятилетие 20-го века стали расти признаки близящихся грозных событий. В 1903 году британское правительство предложило сионистам Уганду, но Макс Нордау предсказал «будущую мировую войну», в результате которой Англия передаст сионистам Палестину. В 1905 году (в 1902 г. — прим. перев.) «Протоколы» предсказали разрушительную оргию коммунизма в России. И, наконец, в 1906 году некий Артур Джеймс Бальфур, по должности британский премьер-министр, встретился в гостинице с Хаимом Вейцманом и воодушевился предложением отдать евреям Палестину, которая ему в то время вовсе не принадлежала и которую трудно было, без войны, отобрать у её законных владельцев. Эта встреча предопределила характер «будущей мировой войны». Бальфур стоял у колыбели нового века, направив его по заданному направлению. Другой на его месте, возможно, избавил бы нас от всего последовавшего; вероятно, однако, он поступил бы так же, ибо в 1906 году скрытый механизм «непреодолимого давления на международные события» (Лев Пинскер в 1882 году) был уже значительно усовершенствован. Упоминавшийся нами выше раввин Эльмер Бергер писал, что в это время «группа евреев восприняла идеи сионизма… и стала практиковать своего рода разъездную дипломатию в кабинетах и парламентах, пользуясь запутанными и весьма кривыми путями международной политики в той части мира, где процветали политические интриги и закулисные сделки. Другими словами, евреи стали заниматься практической политикой». Начиналась эра податливых администраторов и услужливых «премьеров-диктаторов», каждый из которых помогал в осуществлении задуманного грандиозного плана. Любой иной политик, поставленный в то время на место Бальфура, несомненно действовал бы совершенно так же. Тем не менее, его имя неразрывно связано с первым грехопадением на этом пути.

Трудно понять мотивы, руководившие человеком его происхождения, образования и характера. Историк не может обнаружить иных, кроме «либерального» увлечения вскружившим ему голову предприятием, которое он даже не дал себе труда проверить в свете своих обязанностей и простого здравого смысла. Трудно предположить, чтобы им руководили соображения «реальной политики», другими словами, расчёт на то, что поддержка сионизма принесёт ему деньги или же голоса избирателей. Как он, так и все его коллеги в правительстве были родом из старейших семей английской аристократии, с многовековой традицией государственной службы. Государственное мышление было у них в крови, понимание правительственной деятельности и иностранной политики давалось инстинктивно: они представляли собой наиболее успешный правящий класс в мировой истории, будучи, к тому же, независимыми, благодаря фамильному богатству. Спрашивается, почему вдруг врождённый инстинкт, традиции и опыт покинули их в одном этом вопросе как раз в то время, когда консервативная партия, ещё не изменившая своей прежней формы, в последний раз управляла Англией, а их семьи всё ещё руководили судьбами страны из особняков в Пикадилли и Мэйфейре и из провинциальных аббатств? Испугались ли они угрозы, что «чернь» будет натравлена на них в случае непослушания? Им несомненно было ясно, что происхождение и привилегии сами по себе уже не были достаточны, чтобы продолжать, оставаться у власти. Мир сильно изменился за прошедшее столетие, и они знали, что этот процесс будет продолжаться далее. Верные британским традициям, они старались обеспечить постепенность перемен, без применения насилия в политике и с помощью соглашения между заинтересованными сторонами. Они были достаточно опытны, чтобы не противиться переменам, но стремились сохранить руководство ими. Может быть они только слишком поторопились пожать руку т. н. «прогрессу», когда он постучался в дверь, не дав себе труда проверить полномочия тех, кто говорил с ними от его имени.

Их лидер Бальфур был несколько надменный, весьма образованный холостяк, высокого роста, холодный и бесстрастный пессимист по натуре, с ледяным выражением лица, но, как утверждали его друзья, человек с добрым сердцем. Его увлечение сионизмом могло бы, согласно теориям модной психологии, родиться в результате безбрачия. В молодости он так долго откладывал предложение своей даме сердца, что она обручилась с другим; свадьба не состоялась по причине ранней смерти жениха, а когда Бальфур собрался поправить свою прежнюю медлительность, умерла и она. После этого он решил не жениться вообще. Вряд ли женщины могут быть хорошими судьями в оценке высокопоставленного холостяка с разбитым сердцем, но многие из заключений о нём были даны именно дамами современного ему общества, и мы процитируем двух из королев красоты того времени; Консуэла Вандербильт (американка, будущая герцогиня Марльборо) писала: «Высказываемые им мнения и доктрины казались образцами чистой логики… он был одарён способностью широкого понимания вещей, равной которой я не встречала ни у кого другого»; леди Синтия Асквит говорила о нём: «Что же касается приписывавшейся ему неспособности к моральному возмущению, то я часто видела его бледным от гнева при виде причиняемой несправедливости».

Подчёркнутые нами слова рисуют, однако, совершенно ложный портрет Бальфура, если судить о нём по его делам. Логика меньше всего способна была руководить им, когда он поставил свою страну на службу сионизма, ибо именно логически это не могло послужить на пользу ни одной из заинтересованных сторон: ни его собственной стране, ни коренным обитателям Палестины, ни (по нашему мнению) массе евреев, вовсе не желавших туда переселяться. Что же касается несправедливости (если только леди Синтия не делала различия между несправедливостью личной и массовой), то миллионы ни в чём неповинных людей, изгнанных в наши дни из родных мест в Аравийскую пустыню (подобно упомянутому в первых главах левитскому «козлу отпущения»), дают на это ясный ответ.