Спор о варягах

Так или иначе, углубленное исследование разнообразных источников по норманнской проблеме шло параллельно в Москве и Ленинграде. В 1968-1970 гг. участники семинаров МГУ и ЛГУ регулярно встречались на Всесоюзных археологических студенческих конференциях в Москве, в течение которых шел активный обмен информацией, в основном в неформальной обстановке. Интересно, что иногда происходило естественное «дублирование» тем научных студенческих работ — так случилось в 1969 г., когда оказалось, что погребальный обряд Бирки стал предметом изучения Глеба Лебедева в ЛГУ и Тамары Пушкиной в МГУ.

Позже регулярные встречи происходили во время скандинавских конференций, где археологические секции были самыми многочисленными и представляли обилие нового материала, а дискуссии затягивались далеко за пределы отведенного регламента. Иногда они бывали чрезвычайно бурными, особенно между москвичами и ленинградцами, в нескольких случаях, когда в них принимал участие Д. А. Авдусин, достаточно резкими.

Очевидной стала необходимость координации исследований определенных категорий источников, в частности — рунических граффити на монетах и других предметах, которой занималась Е. А. Мельникова. В 1976 г. на истфаке ЛГУ было проведено совещание «Северная Русь и ее соседи», где, по не лишенному ехидства замечанию И. В. Дубова, доклады по собственно норманнской проблеме представили москвичи. Здесь же выяснились определенные различия в подходах к проблеме: И. В. Дубов отказывал скандинавским овальным фибулам в функции этнического индикатора на том основании, что их было обнаружено слишком много в Тимеревском комплексе. Относительное количество скандинавов (если не допускать, что женщины путешествовали в одиночестве) на некоторых дружинных памятниках явно превышало даже то число, которое отводилось им в процентах, предложенных Л. С. Клейном, Г. С. Лебедевым и В. А. Назаренко в статье 1970 г. (ср. Петрухин 1983: 178).

Определенным этапом в сотрудничестве специалистов разных областей стали подготовка к изданию и комментирование знаменитого труда Константина Багрянородного «Об управлении империей» (в рамках издаваемой по инициативе В. Т. Пашуто древнейших источников по истории СССР). «Русскую главу» должны были комментировать Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин. В комментариях приходилось затрагивать «священную корову» всех направлений анти-норманизма — происхождение самого названия «Русь», поскольку Константин противопоставлял русский язык славянскому, а приводимые им русские слова обнаруживали очевидное скандинавское происхождение. Поминать о скандинавском происхождении имени «Русь» было нельзя — в официозной трактовке оно должно было быть местным, происходить от киевской речки Рось и т. п., в крайнем случае — славянским, увязываемым со славянским населением балтийского острова Рюген (или населением Ругиланда на Дунае, в соответствии со средневековой немецкой этимологией). Кто угодно — лишь бы не скандинавы аутентичных источников (в том числе Начальной летописи)!

Первое издание Константина вышло уже в 1989 г. (под редакцией Г. Г. Ли-таврина и А. П. Новосельцева), но официозная цензура к тому времени была повержена перестройкой. Казалось, что идеологические табу были сняты уже раньше: параллельно с комментированием Константина те же Мельникова и Петрухин готовили к изданию перевод старой книги польского академика X. Ловмяньского «Русь и норманны», изданного по инициативе В. Т. Пашуто в 1985 г. (под редакцией В. Т. Пашуто и В. Л. Янина). В пространных комментариях к книге был дан критический анализ устаревших трактовок, в том числе возведения руси к пресловутому великанскому народу хрос Захарии Ритора, поселенному им уже в VI в. между псеглавцами, карликами и амазонками (этой трактовки придерживались до последнего времени Б. А. Рыбаков и В. В. Седов, снявший упоминание этого монстра как «предка Руси» лишь в последней книге о славянах). Наиболее оправданной комментаторы признавали традиционную лингвистическую трактовку (никем всерьез не оспоренную), возводящую имя «Русь» к древнескандинавскому обозначению дружины гребцов, усвоенному при посредстве финнов — летописной чуди (к тому времени исследованы были многочисленные дружинные курганы, содержавшие сожжение в ладье, или ладейные заклепки).

Издание было встречено положительной рецензией Д. А. Авдусина (опубликованной в ведущем историческом журнале — «Вопросы истории», 1987, № 9) и полным энтузиазма откликом Г. С. Лебедева в дарственной надписи на только что вышедшей его книге «Эпоха викингов в Северной Европе» (Л., 1985): в ней Глеб выражал «твердую надежду на дальнейшее развитие совместных действий во имя ускорения научного прогресса». Казалось бы, «прогресс» был налицо, но идеологическая инерция была сильна: Мельникова и Петрухин подготовили статью о названии «Русь» для «Вопросов истории», где она лежала без движения несколько лет; предлагалось устроить открытую дискуссию по статье, но предполагаемые оппоненты от дискуссии уклонились; наконец, при поддержке В. Л. Янина как члена редколлегии, статья увидела свет в № 9 за 1989 г.

За год до этого (в № 7) Д. А. Авдусин опубликовал в том же журнале статью «Современный антинорманизм», где признавал скандинавское происхождение имени «Русь», наличие значительного числа норманнов на Руси («во много раз» превосходившего его старые расчеты), археология, по его мнению, демонстрировала, однако, самостоятельное развитие древнерусских городов, позднее (не ранее X в.) распространение норманнских древностей. Статья была полемически заострена против тезиса главного историографа норманнской проблемы И. П. Шаскольского, который утверждал, что старый антинорманизм, стремившийся огульно отрицать присутствие варягов в истории Руси, или подменить их более подходящим для псевдопатриотических амбиций народом, «умер». Авдусин усматривал цель «современного антинорманизма» в противостоянии упоминавшимся стереотипам традиционных течений в нор-манизме — представлениям о более высоком уровне развития скандинавского общества в сравнении со славянским раннесредневековым, о норманнской колонизации Восточной Европы и т. п. Важным направлением в изучении русско-скандинавских связей Авдусин считал изучение воздействия восточноевропейских традиций на скандинавские, что стало интенсивно изучаться его коллегами по Смоленскому семинару в 1980-е гг. (Е. А. Мельникова, Т. А. Пушкина, В. Я. Петрухин).

Еще одно обстоятельство немало способствовало интенсификации работы в конце 1980-х и в 1990-е гг.: появились возможности для контактов со скандинавскими коллегами и поездок в Скандинавские страны. Первым, кто принимал участие в работе семинара и поддерживал постоянные дружеские и научные контакты с его участниками, была норвежский археолог Анне Сталь-сберг, стажировавшаяся у Д. А. Авдусина в конце 1960-х гг. В конце 1970-х гг. в МГУ впервые приехал шведский исследователь Ингмар Янссон, чьи заслуги в расширении русско-шведских связей и организации совместных работ трудно переоценить. В начале 1990-х гг. он дважды выступал с лекциями на кафедре археологии, а в 1995 г. принял участие в раскопках гнёздовского поселения в качестве гостя Смоленской археологической экспедиции МГУ. В 1989 г. Д. А. Авдусин вместе с Т. А. Пушкиной и Г. С. Лебедевым смогли посетить Норвегию и приняли участие в работе симпозиума, посвященного проблемам взаимосвязей Центра и округи; с 1990 г. совместную программу по изучению скандинавских и восточноевропейских древностей московскими и скандинавскими археологами наладили Т. А. Пушкина, В. Я. Петрухин и И. Янссон. Результатом этого явились научные командировки в Швецию, Норвегию и Данию в 1990 г. (в этом году, кстати, в Стокгольме мы оказались одновременно с Глебом и вместе ездили в Бирку), в 1992 и 1994 гг., во время которых удалось не только расширить наши научные контакты, но и увидеть, как говорится, "живьем" многие памятники Скандинавии, в том числе такие знаменитые, как Бирка, Борре, Каупанг, Еллинг и, что немаловажно, познакомиться с коллекциями и новейшей литературой.

Совместные поездки, работа в музеях и библиотеках, участие в раскопках, естественно, привели к углубленному пониманию взаимодействия культур Северной и Восточной Европы. Огромное впечатление на Авдусина произвело посещение Норвегии и затем в 1992 г. Швеции, во время которых он смог наконец-то непосредственно познакомиться с древностями викингов. В одной из последних работ Д. А. Авдусин (1993) подытожил историографию, посвященную этническому составу населения Гнёздова, признав скандинавскую доминанту, а также подчеркнув отсутствие кривичских и невыразительность других славянских древностей в погребальном обряде Гнёздова. Вместе с тем он считал, что если бы Гнёздово было предшественником Смоленска, город унаследовал бы материальную культуру и ремесленные технологии дружинного центра: действительно, можно предполагать лишь частичную преемственность местной керамической традиции — ремесленные технологии Гнёздова в большей мере ориентированы на Север Европы, прежде всего — на Бирку (Ениосова, 1999. С. 14), Смоленска — на киевский юг. «Ансамбли некрополей» (если пользоваться терминологией Г. С. Лебедева) Гнёздова, скандинавской Бирки и Киева настолько близки в «курганный период», что можно относить их к единой культуре, формирующейся на пути из варяг в греки и повсюду, в том числе и в Бирке, включающей существенную славянскую составляющую (ср. Петрухин 2001).

С открывшейся свободой для спокойного обсуждения самых болезненных тем и свободой обращения к источникам стало казаться (вслед за И. П. Шаскольским), что кондовый антинорманизм Гедеонова — Иловайского умер или, во всяком случае, не имеет перспектив. Но это оказалось не так, и не в силу некоей ученой инерции, а в силу того, что стереотипы борьбы «с реакционной норманнской теорией» не исчерпали своего административного ресурса, они остаются удобными для шельмования оппонентов. Из института уже Российской истории был изгнан отдел древнейших источников, возглавляемый Е. А. Мельниковой: он нашел место в Институте всеобщей истории. В том же институте Российской истории в 2001 г. было переиздано собрание сочинений С. А. Гедеонова (по изданию 1876 г.), представленное эпигонами этого любителя старины как «памятник исторической мысли» и образец патриотической историографии. Этот новый «антинорманизм» весьма далек от того «современного антинорманизма», о котором писал Д. А. Авдусин. Он возвращает нас прямо в средневековье, когда при помощи «Сказания о владимирских князьях» и официозной легенды о призвании Рюрика из Пруссии решается вопрос о том, «кто коренной» в Прибалтике и т. п.

Пишущих эти историографические заметки не оставляет чувство печали: увы, приходится поминать не только учителей (Д. А. Авдусина (1918-1994), В. Т. Пашуто (1918-1983)), но и сверстников (В. П. Петренко (1943-1991), И. В. Дубова (1947-2002), Г. С. Лебедева (1943-2003)).

сентябрь 2005

Б. Список печатных работ участников Славяно-варяжского семинара (секции «Проблемного семинара» Л. С. Клейна) по варяжской тематике

С. В. БЕЛЕЦКИЙ

1979

Новые публикации материалов раскопок средневековых городов Белоруссии // СА, № 1. С. 303-313. (Совместно с Ю. М. Лесманом).

Керамика Псковской земли второй половины I — начала II тысячелетий н. э. как исторический источник (культурная стратиграфия региона) / Авто-реф. дисс.... канд. ист. наук. М. С.3-17.

1980

Культурная стратиграфия Пскова (археологические данные к проблеме происхождения города) // КСИА, вып. 160. М. С. 3-18.