Спорим, она будет моей

— Привет.

Внимательно рассматривает меня. Даю время. Глобальный регресс ей и правда притормозили, и она все еще узнает меня. Иногда, обычно это происходит именно по воскресеньям, вспоминает, что я взрослая. Психиатр говорит, что мамочке помогает именно регулярность наших встреч в одни и те же дни. Что-то там у нее в голове зафиксировало в памяти, что по воскресеньям дочь взрослая. Пугающе страшно, но я не подаю виду.

— Васенька приехала, — безмятежная улыбка касается ее губ. — Ты с папой?

— Нет, мамочка, он не смог, но я передам, что ты скучаешь. Мы пойдем гулять? Там такое солнце изумительное.

Помогаю ей пересесть в кресло-каталку. Из-за лекарств, на которых ее держат, перемещаться по территории можно только так. Это не компьютеризированное кресло Яна, обычная каталка, которую надо толкать. Чтобы сдвинуться с места, приходится приложить усилие, потом катить становится легче, и только на порожках мы застреваем.

Выходим на улицу. Обе щуримся от яркого света и уходим по аллее в тень под деревья. Качу ее по асфальтированной дорожке, вдыхая запах цветов с клумб, расположенных по обе стороны от нас. Они пестрят разноцветными цветами и поднимают настроение.

Мы болтаем с мамой. Я рассказываю ей про свои отношения с Яном, она делится своими с папой. Я делаю вид, что восхищаюсь, удивляюсь и еще ни разу этого не слышала. Такое вот странное у меня воскресенье. Одно похоже на другое, и так уже несколько месяцев, но мне нравится, что хотя бы в эти дни я для нее не ребенок, а у Яна появляется имя. В эти дни она не пугается, что красивый мальчик обидит или украдет ее маленькую дочку, и не грозит, что приедет папа и отругает его за это. Сегодня мы пусть и не похожи на маму и дочь, скорее на двух сестер-ровесниц, но такой формат общения меня пугает гораздо меньше.

Два часа я провожу у нее как по расписанию. Возвращаю в комнату, помогаю пересесть на кровать. Она ложится на бок, подложив ладошки под щеку, и быстро засыпает. Прогулка и активная мозговая деятельность утомляют.

Целую ее и ухожу.

Волнение уже добралось из живота до горла. Мне ужасно хочется пить и желательно сделать полноценный вдох. Интересно, как там Ян? Я хотела к нему, но мне запретили, и я поеду к назначенному времени.

У ворот Центра стоит машина Никиты. Высунувшись в окошко с переднего сиденья, мне ладошкой машет Владка. Не ожидала, что они приедут. Мы не договаривались.

— Вау! — восхищается Ник, когда я сажусь в салон.

— Правда-правда, — кивает подруга, но на Никиту смотрит ревнивым взглядом.

Сколько лет ее знаю, ни разу не видела, чтобы она так ревновала. Но это же Ник. Вокруг него всегда девчонки, и тут либо смириться, либо я даже не знаю… У нас с Яном все не так, как у них. Если у Ника и Влады вулкан, который периодически просыпается и устраивает Армагеддон, то у нас скорее океан. Иногда поднимаются волны, но они быстро разбиваются о берег, и нам хорошо. Чтобы я перестала дуться, Яну достаточно улыбнуться. Он делает это чаще, но мне все равно мало и каждый раз с замиранием сердца жду, когда уголки губ этого парня хотя бы дернутся вверх.

— Как он? — заламывая пальцы, спрашиваю у Ника.

— Не знаю. Как уехали с дедом утром, так на связи их нет. У Яна мобильник выключен, а дед только буркнул, что ждут нас в клинике и отключился.

— Я очень боюсь, что не получится. Это же убьет его.

— Знаю, — серьезно кивает Никита. — Я тогда сам разнесу к чертям всю эту клинику.

Влада мило гладит его ладошкой по напряженному бедру. Его пальцы до бела стискивают руль. Я примерно представляю, что сейчас творится в его глазах.

У меня в животе смерч, болезненно сводящий с ума и втягивающий в себя разные органы. Больно. Голова немного кружится и кожу покалывает. Сердце колотится в горле до тошноты.

— Влад, у вас там воды нет случайно? — прокашлявшись, спрашиваю у подруги.

— Есть. Сейчас.

Копошится в бардачке со своей стороны и протягивает мне бутылку теплой минералки.

— Все будет хорошо, слышишь? — успокаивает меня. — Подвинься.

Я удивленно двигаюсь, и эта дуреха под аккомпанемент матерящегося Никиты прямо на ходу перебирается ко мне по салону. Садится рядом, расплетает мои сцепленные между собой пальцы и гладит по закорючкам, не желающим полностью разгибаться.

Ее сладковатый карамельный запах сейчас не идет мне на пользу. Делаю еще пару глотков воды, чтобы не стошнило.

— Карамелька, если ты еще раз так сделаешь, я тебя посажу на диету, и ты у меня без сладкого месяц будешь сидеть, — все еще бухтит Никита.

— Сам-то ты месяц выдержишь… без сладкого? — хихикает она, и я нервно поддерживаю. Смешные.

— А я что сказал, что сяду на диету вместе с тобой? — подначивает ее Ник.

Ну началось! Мне кажется, ему нравится, как Владка ревнует.

— Я оставлю тебя без наследников, Кириленко, — тянется и дает ему подзатыльник.

— Влада, твою мать! Я за рулем! — дергается Ник.

Их перепалка отвлекает меня, и мандраж немного спадает. Допиваю воду, оставляю бутылку на сидении и смотрю в окошко. Мы приехали.

Выходим из машины. Подруга крутится вокруг меня, поправляя платье и прическу. Это немного раздражает, но я терплю. Никита тоже нервничает. Все движения дерганные, резкие. Сплевывает на асфальт и косо смотрит на свою девушку.

— Поддержи его, — шепчу Владке.

Кивнув, подруга подбегает к Никите и ластится к нему, быстро целуя в щеки и губы. Парень оттаивает, обнимает ее за талию и зарывается носом в волосы на макушке.

Так-то лучше.

Идем все вместе в клинику. На ступеньках нас встречает сам генерал.

— Здравствуйте, — улыбаюсь ему. Сама понимаю, что выходит не очень счастливо, но дедушка парней выглядит совершенно спокойным.

— Здравствуй, девочка, — подмигивает мне. — Все хорошо, — гладит по плечу, — не бойся. Будет сюрприз.

— Получилось? — перестаю дышать.

— Пойдем, все увидишь сама. Никита, Влада, — кивает им на входную дверь.

Заходим в прохладный холл и следуем за генералом к кабинету лечащего врача Яна. Судя по словам дедушки, нас ждет что-то очень хорошее, но я не могу перестать нервничать. Каждый шаг дается с огромным трудом. Ватные ноги спотыкаются. Я лишь хвалю себя мысленно за то, что выбрала кеды. На каблуках я бы точно переломала себе ноги сегодня.

Белая дверь как вход в Нарнию. За ней наш ждет чудо. Но чудеса ведь тоже бывают разные. Я больше всего боюсь увидеть потухшие глаза Яна. Это будет приговор. Мы боролись за него все эти месяцы. За его улыбки, за искорки во взгляде. Делали все, чтобы он не смел сдаваться. Это огромная работа, результат которой находится прямо здесь, за этой дурацкой дверью.