Спорим, тебе понравится?

— Вера...

— Мне восемнадцать, мама. Я вольна принимать решения сама. В нашей стране нет крепостного права, а я не твоя собственность. И вот мой выбор — я не хочу жить с тобой. Не хочу и не буду.

— А где будешь?

— Там, где меня любят.

— Вот как...

— Да.

Замолкаем. Мать достаёт из кармашка собственного пиджака платок и промокает уголки глаз, а затем долго и остервенело дербанит несчастный клочок ткани в руках. Так же как когда-то и меня.

Слышу, как вибрирует в кармане телефон, и понимаю, что это Ярослав потерял меня. И решаю зафиналить неприятный разговор и окончательно поставить точку в этой низкосортной мыльной опере, затянувшейся на долгие восемнадцать лет моей жизни.

— Отпусти меня, пожалуйста, по-хорошему, мам. Это всё, что я у тебя прошу. Мы и так много враждовали. Может, хватит?

И внезапно происходит то, чего я и не ожидаю, ни увидеть, ни услышать. Моя чрезмерно строгая родительница согласно кивает и выдаёт на выдохе, будто бы наконец-то смиряется с неизбежным:

— Хорошо, Вера.

— Хорошо?

— Да, — устало трёт пальцами лоб и поднимает на меня свои пустые глаза, — когда приедешь за вещами?

Прикидываю в уме, что там у нас с планами на вечер и неопределённо качаю головой.

— Возможно, сегодня, но если не получится, то уже завтра, сразу после занятий.

— Вот ключи, — мать достаёт ту связку, что всегда принадлежала мне и протягивает её по столу в мою сторону.

Забираю и киваю.

— Спасибо.

— За что? — задирает она подбородок выше и шумно сглатывает.

— За то, что мы обошлись без неуместных драм, мама.

— Всё для тебя, доченька, — грустно хмыкает женщина, а затем отворачивается и начинает полировать неуместно заинтересованным взглядом цветущий декабрист на широком подоконнике.

Всё ясно. У меня тоже терпение держится на честном слове.

— Ну пока, — встаю я из-за стола и пожимаю плечами, не находясь, что сказать, но мать вдруг перебивает меня, стискивая руки в кулаки.

— С кем ты спелась?

— Это неважно, — после секундного колебания отвечаю я и понимаю, что если раскрою нас с Ярославом, то неминуемо снова попаду в котёл.

Нет уж, спасибо.

— Что ж, надеюсь, что ты не ошиблась, также как и я в своё время.

— Не ошиблась, мам, — улыбаюсь я и всё-таки покидаю кабинет, оставляя хмурое прошлое позади себя и шагаю в светлое будущее с высоко поднятой головой.

Вероника

Но стоит мне только выбежать на школьный двор, как я тут же потрясённо охаю, а затем со всех ног несусь туда, где Басов и Аммо агрессивно нападают друг на друга. Ещё чуть-чуть и чиркнет спичка, а там...

— Хэй, вы что творите? — кричу я уже на подлёте, когда Ярослав со всей силы бьёт Рафаэля в грудь и что-то зло шипит ему прямо в лицо.

— О, а вот и наша девочка пожаловала, — хлопает Аммо в ладоши.

— Заткнись!

— Да что с вами такое? — подхожу ближе и встаю между парнями, не давая им вновь наброситься друг на друга.

— Расскажешь ей? — ухмыляется Аммо и, улыбается, выжидательно полируя Басова исподлобья.

— О чём? — тут же перевожу я вопросительный взгляд на Ярослава.

— Ни о чём, Ника! — рубит мой парень, а затем хватает меня и заводит себе за спину.

— Но...

— Вы такие пупсики, — складывает на груди руки Рафаэль и дурашливо умиляется, — прямо Верослав и Яроничка.

— Иди в машину, — жёстко кивает в сторону своего авто Басов.

— Яр...

— Я сказал, иди! — почти рычит он на меня, и я недоумённо перевожу взгляд с одного парня на другого, но ослушаться не осмеливаюсь, а затем всё-таки выхватываю, наполненные предупреждением слова Аммо.

— Если не расскажешь ты, то это сделаю я, Бас... А ты мои методы знаешь...

Несколько минут бездумно смотрю на то, как парни о чём-то нервно говорят за пределами моей слышимости. Басов злой как чёрт. Аммо же, напротив — бодр и вёсел.

Ловит мой взгляд через лобовое. Подмигивает.

— Вот тебе и курлык, — шепчу я.

А затем стремительно падаю в выгребную яму из бесконечных вопросов и сомнений. Неужели до сих пор между нами с Ярославом есть какие-то секреты? Страшные? Непростительные? Покрытые пеплом из прошлых обид и недопониманий?

«Так, стоп!», — мысленно ору я себе, когда дверь со стороны водителя наконец-то открывается и Ярослав садится за руль.

Трогается и едет домой. Музыка на максимум. От него буквально разит раздражением и злостью.

— Яр, — кричу я. — Яр!

— Что? — рубит музыку, резко тормозит на светофоре, разворачивается и глядит на меня так, будто бы я последний человек на свете, кого бы он сейчас хотел видеть.

Но я уже тоже набрала скорость и не собираюсь тормозить. Если уж и разбиваться, то вместе.

— Что ты должен мне рассказать?

— У Аммо вожжа под хвост попала, а ты уже нафантазировала себе очередную катастрофу. Осади, Истома.

— Не ври мне, — дотрагиваюсь я до его плеча, и он тут же накрывает мои холодные пальцы своими горячими.

— Верь только мне — помнишь?

— Да, — киваю я заторможенно.

— Вот и делай это, Истома. Остальное я решу. Ок?

— Ок, — принимаю я его ответ и отворачиваюсь, хотя ни черта не согласна с таким положением дел.

Да и кто бы, да?

Верить ему? Да я бы с радостью, но чему именно? В светлое и незамутнённое будущее, показанное через призму заляпанного грязью окна? Что там за секреты такие, что он даже образно не может мне их обозначить, прося лишь слепо следовать за ним в кромешной темноте.

Я не хочу снова становиться ёжиком в тумане!

Через минут пять Басов сворачивает в карман, а затем и на заправку. Уходит, оставляя меня одну, а я всё-таки не выдерживаю собственных демонов, что уже принялись грызть меня изнутри, и обдумываю план дальнейших действий. За пять минут в моей голове всё упорядочивается, а я выдыхаю своё зашкаливающее напряжение и наконец-то ловлю абсолютный дзен.

— Яр? — привлекаю я к себе внимание парня, который закончил заливать бензин в бак и вернулся в салон.

— М-м?

— У девочек мозги работают иначе, чем у мальчиков. Мы не умеем жить лишь с одним источником света в тёмной комнате, иначе приходится дорисовывать в голове тех чудовищ, что притаились в углах и выжидают время, чтобы напасть и растерзать нас.

— Нет никаких чудовищ, Истома, — тяжело выдыхает Басов, но в глаза мне не смотрит, только с такой силой насилует оплётку руля собственными пальцами, что она не выдерживает и всё-таки жалобно скрипит.