Спортивные сцены 80-х

Михалев. Сейчас я тебя разочарую.

Михалева. «Я весь внимание».

Михалев. Я выкрутился.

Михалева. Браво! Браво! Браво! Я так и думала. Как всегда, кому-то звякнул, да? У тебя тыща людей — и все на нужных местах… Я думаю, большую денежку пришлось за это уплатить? Я не говорю — «дать взятку», это — грубо! Знаешь, как у твоих японцев называется получить взятку? «Вытащить перо из пробегающего гуся…» Видишь, в какую культурную страну ты едешь. Это у нас говорят: «Дать на лапу»… А у них человек выражается поэтично: «Я стою на берегу полноводной реки и все жду, когда взойдет луна». Тебе нужно это запомнить, ведь ты все время даешь и получаешь, получаешь — даешь, даешь…

Михалев. Что ты мелешь, тварь?

Михалева. Как грубо… А я уже было порадовалась, что все тебе удалось — и никто никуда не сообщил: как тебя застукали в чужой квартире с чужой женой… накануне Японии.

Михалев. А я сразу догадался, что это ты придумала… Но ты забыла, гадина, что у Михалева тыща друзей!.. «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить — с нашим атаманом не приходится тужить!» Вот ты не знаешь, что такое иметь верных друзей… Потому что вы привыкли ни за что никому не платить.

Михалева. «Атаманы», «платить за дружбу»… Ребята, а у вас воровской жаргон!.. Вы просто мафия. (Хохочет) Ох, мой атаман, я так представляю твою шайку: директор сауны, администратор концертного зала, директор магазина, завотделением больницы… Все на нужных местах — все свои люди… С такими…

Михалев. Да, чтобы не забыть — я не буду больше жить дома, переезжаю на дачу.

Михалева. Ох, как здорово! Значит, эта дура всерьез на тебя клюнула? Ты обещал ее взять в Японию?

Михалев. Ей даже не нужно было обещать. Она так ненавидит выродка, которого ты ласково именуешь «нашим сыночком Алешей»… Темп, темп, старушка… Я, кажется, вхожу в форму…

Михалева. Плохо, что ты решил обидеть нашего бедного сыночка!

Вбегает Сережа. В продолжение сцены Михалева, стоя в стороне, молча следит за происходящим.

Сережа (бросаясь на Михалева). Вы… Вас… Вам…

Михалев (легко уворачиваясь, хохочет). Вас или вам? Армянское радио спрашивает: почему «к вам» пишется отдельно, а «квас» вместе?.. Ха-ха-ха.

Сережа (теряясь от бешенства). Я… Я… Я…

Михалев. Сынуля, ну что ты так странно бегаешь — вбок? Это напоминает игру в «казаки-разбойники».

Сережа. Я… вас! Я вас… задушу! (Бежит за ним)

Михалев. Чем? Ручонками слабыми? Вряд ли!..Темп! Темп! (Ускоряет бег) А может, лучше простыночкою?.. Простыночка, пожалуй, подойдет. Особенно, если мокрая! Ты ведь у нас мастер мочить простынки? Ты с этим в ладу?

Сережа падает на землю, закрыв лицо руками.

Михалева (бросаясь к нему). Мальчик мой! Сереженька!

Михалев. Раньше хоть в сторону, но бегали! Ат еперь пляж какой-то, а не трусца!

Михалева. Зря ты его так! Ты будешь жалеть, Михалев!

Михалев. Я уже жалею. Гляжу на него и думаю, какой у нас мог быть сынуля! С таким же визгливым голоском, истерик, поливальная машина лагерных простынок!

Михалева. Ах, как ты будешь жалеть!

Михалев. Разве могут у нас быть секреты от нашего сыночка, а у него от нас?.. Поэтому я и рассказал тебе, раскрасавица Инга, его тайну. И потому я обязан тотчас рассказать и ему — нашу тайну… Сережа, сынуля, я хочу открыть тебе наш семейный секрет.

Михалева (кричит). Михалев!

Михалев (продолжая). Наш погибший зародыш, Алексей, был бы тебе братцем не только по духу…

Михалева. Не смей!

Михалев. Жаль, что он погиб в лоне раскрасавицы Инги! Но и в вечности — он объединяет наши семьи… Нас много чего объединяет! Например, твой отец… Ох, какой он весельчак, твой папаша! Не в пример тебе: кутил, портил девочек, ездил с тринадцати лет на «Волге». Хорошая у нас семейка? Папа — плэйбой… потом — дедушка с бабушкой, раки-отшельники… их внучок, у которого ненависть к дому так и брызжет на простынки, как фонтан! И наконец, я. Вы спросите: при чем тут я? Но я тоже принадлежу к нашей общей большой семье, потому что нас всех объединяет… что? Лоно красавицы Инги!

Михалева. Здорово ты разделался с нами. Прости, я тебя перебила: может, ты еще придумал, как доконать нашего сыночка?

Михалев. При чем тут он? Разве он знает нашу с тобой жизнь — всю эту кучу фирменного тряпья: все эти батники, джинсы, комбинезоны, майки с надписями. И из этой кучи торчат твои длинные прекрасные ноги.

Михалева. Браво!

Михалев. И стоило мне зазеваться, как в эту кучу тотчас кто-то заползал… (Сереже) Ах, как я тогда безумно любил и ревновал нашу маму, сынок. Ты должен все-все знать! Тогда я охромел, стараясь соответствовать на катке нашей фигуристке маме… А потом ковылял на костылях, пытаясь, как мог, уследить за нашей реактивной мамулей… Твой отец очень смешно прозвал меня тогда: «Н.Х.О.» — «неопознанный хромающий объект»… Ха-ха-ха! Неужели это был я? И это я безумно любил? (Михалевой)

Я часто думаю об этом по утрам, когда смотрю на твою вялую кожу, — и ясно, совсем ясно вижу, какая ты будешь старуха!!!

Михалева. Просто нет слов!! Сегодня один из самых удачных твоих дней… Только…

Михалев. Что?

Михалева. Тс-с! Побежали… Оставим на время нашего безутешного сыночка. И побежали! Побежали! Мы засиделись — трусца!

Бросается бежать. Михалев, смеясь, за ней.

Все-таки ты…

Михалев. Да, я молодец!

Михалева. Еще тот парень!

Михалев. Ты тоже, мать, здорово все придумала…

Михалева. Да, мы были пара хоть куда!.. И жаль, что ты не посоветовался со своей бывшей женой… и столько денег, усилий ухлопал сегодня на ветер.

Михалев. Не понял? (Остановился .)

Михалева. Михалев, подлый, по-моему, ты забыл о трусце? А мы так здорово бежали… Какой по счету столбик мы миновали?