Спортсмены
Шрифт:
В дверь квартиры Пенязевой настойчиво и нетерпеливо звонили. На пороге в овчинном белом полушубке стояла Люба, неудержимо и победно улыбаясь.
– Ухожу, Антонина Григорьевна! Пришла проститься.
Сели. Антонина Григорьевна почему-то вспомнила первое появление Любы в тренерской на стадионе. Вот так же неожиданно, как ветер, ворвалась она в ее жизнь. «Прошло всего пять лет с тех пор, а как Люба выросла. Уже чемпионкой СССР уходит на фронт».
– Ну, прощай, Любаша! Будь умницей. А меня, видишь, не взяли. Наверное, возраст не тот. Пусть тебе сопутствует удача. Возвращайся
Обнялись, расцеловались.
– Спасибо вам за все, Антонина Григорьевна!
– Ну что ты, Любаша.
– Ждите с победой.
Воскресенье. 8 февраля 1942 года. Последнее увольнение. В распоряжении Любы только час.
Дома мама. Вся в слезах. «Родная моя, куда же ты в самое пекло! Мужиков, что ли, там не хватает?»
– Мамуля, не плачь! Такое время. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Не бойся за меня. Я же сильная.
Сели. Помолчали. Люба крепко-крепко обняла маму.
– Прогоним гадину. Все будет хорошо.
Хлопнула дверь. Люба услышала, как в голос заплакала мама. Жалость и незнакомая прежде тоска охватили Любу. Она прощалась со своей юностью, Гольяновкой. На улице караулит Вовка Щукарь.
– Люб, я провожу?
– полувопросительно уставился на нее.
– Только до остановки. Дальше нельзя.
– А почему меня не берут?
– Мал еще, Вовка-морковка. Учись получше, лады? Ну прощай! Не поминай лихом!
Любка была одна среди мужчин. Да ей это не в новинку. Детство ее прошло в окружении мальчишек, юность - с ребятами-спортсменами, и вот сейчас на войне - двадцать шесть мужчин и она одна.
Отряд формируется, он еще в Москве. Люба получает первое задание: вместе с Ипполитом Рогачевым, заслуженным мастером спорта по гребле (ныне он также и заслуженный тренер Советского Союза по гребле), ей поручено тщательно подготовить к долгому и сложному переходу тридцать пар лыж. Надо подогнать крепления под валенки разных размеров. Энтузиазма эта кропотливая, сложная, довольно-таки однообразная и нудная работа не вызывала, тем более что всех, кроме Любы и Рогачева, отпустили 8 февраля на двое суток домой.
Работы на несколько дней.
«Только успеть бы, не ударить лицом в грязь».
А руки делали привычное дело споро и хорошо. Позднее в долгом и тяжелом пути крепления выдержали испытание. Кулакова и Рогачев поработали на совесть, и через сутки все было готово. «Какая трудяга, - удивлялся он в душе.
– И ведь не пожалуется, молодчина!»
В отряде, кроме спортсменов-добровольцев, есть опытные чекисты, уже побывавшие в тылу врага, партизаны из отряда Медведева, радист, врач. Любу сразу же зачислили в разведку. Анисим Ильич Воропаев удовлетворил ее просьбу, учитывая то, что блестящие способности выдающейся лыжницы-гонщицы пригодятся в предстоящих вылазках в тыл врага.
Любка торжествовала в душе: «Я разведчица!» Внешне ничего не было заметно. Она стала строже, сдержаннее, но по-прежнему очень была похожа на парнишку - коротко стриженная, в ватных брюках, валенках, белом овчинном полушубке, перепоясанная ремнем. Пистолет, гранаты и карабин за плечами довершали это сходство.
Предстояло перейти на лыжах линию фронта и вести разведку прямо в
логове врага.Утро 10 февраля 1942 года. Отряд на двух автомашинах покидает Москву. Улица Горького, Ленинградское шоссе и дальше, дальше... Остались позади Калинин, Торжок.
Ехали ночами, днем отсиживались, чтобы не попасть под авиационные налеты.
У поселка Кресты - затор. Дорога занесена снегом, забита застрявшими машинами. Команда: «На лыжи!» Партизаны грузят сани-волокуши, надевают тяжелые рюкзаки, встают на лыжи и в путь-дорогу длинную. До линии фронта еще ох как далеко!
«Кулакова, Бородин! К командиру!» - раздается по цепи.
– Наверное, боевое задание, - говорит Любе высокий плечистый Володя Бородин.
Любка - сама готовность и собранность.
– Задача такая, - говорит Анисим Ильич, внимательно и испытывающе глядя на них, - добраться до первого населенного пункта и подготовить места для ночевки!
– Есть!
– Люба встает на лыжи. Володя Бородин едва успевает за нею.
Несколько дней добирались до линии фронта. Шли ночами, днем отсыпались в селениях. «Какая она, линия фронта?» - не раз думала Люба. Ей представлялись сплошные ряды пушек, если не пушек, то колючей проволоки или ежей: «Как же мы, двадцать семь человек, будем прорывать ее?»
Ранним утром пришли в деревню Маклоки7. В 5 утра стали готовить завтрак - в это время начался воздушный налет. Каким-то образом отряд был обнаружен противником, и самолеты сбросили на деревню бомбы. Завтрак сгорел вместе с домом. Отсиживались в лесу, впервые ощутив его как свою верную защиту.
В деревне Маклоки дали подводы, и на них 19 февраля партизаны прибыли в Каменку в штаб 350-й дивизии. Здесь получили указания о переходе линии фронта, и в отряд был зачислен проводник - Тимофей Иванович Большаков, местный житель, прекрасно знающий все лесные тропинки.
Зимой 1942 года на Калининском направлении линия фронта была не сплошной. И Тимофей Иванович повел партизан. Подводы тронулись, но что-то подозрительным показалось Большакову, повернули назад - и не напрасно. Здесь оказались новые подразделения фашистов.
В деревне Сенино стали готовиться ко второй попытке. Ясно, что на подводах трудно маневрировать. Пошли на лыжах. Зимовать придется в лесу, поэтому утеплены основательно: ватные брюки, телогрейки, полушубок, валенки. Взяли с собой только оружие, взрывчатку и минимум продуктов. Но каждый нагружен так, что, казалось, если упадет, то не встанет: автоматы, карабины, пистолеты, гранаты, запас патронов, тол, мины.
Зима 1942 года на редкость была снежной. И снег, которого всегда с нетерпением ждала Любка, вдруг оказался таким недобрым и коварным. В лесу снежный покров достигал метровой толщины. Протаптывали лыжню поочередно. Первые все время менялись: впереди шли то Рогачев, то Люба, то Володя Бородин, то Анатолий Кирш. Из-за тяжелой поклажи лыжи проваливались в снег на полметра. Последний лыжник тащил за собой елку: по заметенной лыжне труднее определить количество прошедших людей.
На соседнем участке в это время разгорелась перестрелка, и отряд незаметно скользнул в гущу леса.