Спой для меня

Но вместо этого я осторожно тяну вниз трусики, Вика возбужденно всхлипывает и перехватывает мою руку, останавливая мой напор. Начинается!

— Доверьтесь мне, Виктория Юрьевна, — шепчу на ухо влажной красотке, от дыхания волосы у ее висков шевелятся, и прямо тут, от мочки уха по шее бегут мурашки.

— Я не могу, — пищит в ответ, еще сильнее сдавливая кисть моей руки своими пальцами.

— Вам понравится, поверьте мне. Сегодня мы просто познакомимся, я не сделаю ничего плохого, о чем вы будете жалеть, — как бы хорошо малышка не сжимала кисть моей руки, пальцы все равно находят клитор, пусть через ткань трусиков. Круговыми узорами выуживаю стон наслаждения, позорно сорванный с губ ангелочка. Вика опускает руку, разрешая мне зайти на ее территорию.

Стягиваю черные кружева и оставляю их так, что рука свободно скользит умелыми пальцами между складок, раздвигая их и затрагивая чувствительные точки. Возбужденный пульсирующий клитор подобен драгоценному камню, и я испытываю потребность его приласкать. Вика раскрывается, как нежный цветок кактуса, цветущий раз в год и способный обжечь ядовитыми иголками. Ее пульсация, ее запах, ее робкие стоны, которые она старается проглотить, пробуждают лютый голод и жажду. Толкая бедра навстречу моим ласкам, разрешает заставить ее кончать. Ей нравится. И мне впервые приятно от этого непотребства, просто от того, что я доставляю удовольствие.

Пальцы все жестче и быстрее пляшут на ее раскаленном теле, стоны смелее и напористее.

Еще вдох, еще движение.

Маленькие руки сжимаются в кулаки. Тело Вики бьется в предчувствии близкого оргазма.

— Герман, — срывается с ее губ, проникает в мой слух и остается в памяти на всю жизнь.

Я позволяю ей взорваться, вскрикнуть и закрыть свой рот обеими руками, чтобы не кричать. Девушка сводит дрожащие колени. Я чувствую, как ярко и бурно она кончает. Как задыхается от удовольствия. Тело ослабевает, и я подхватываю ангелочка на руки.

Вот так просто я приручил Малинову Викторию Юрьевну, как дикого зверька, заставил окунуться с головой в порочное блаженство. Ангелок обхватывает мою шею руками, голова лежит на моей груди, а женское тело все еще бьется после сокрушительной волны новых ощущений. Щеки пылают краской, сопит, будто пережила худший кошмар своей жизни и одновременно осуществила давнюю мечту.

Я отнес ее в постель, осторожно уложил и накрыл одеялом.

— Не уходите, Герман Александрович, — просит Малинова, широко распахнув глаза и сжав одеяло двумя руками возле подбородка. Кажется, что хочет спрятаться от мира, но я остро, будто физически, ощущаю ее потребность в моем присутствии. Недолго думая, снимаю с себя домашнюю футболку.

Вика не отводит глаз, рассматривает мое тело наглым взглядом. Даже не смущается.

Расстегиваю брюки, и они летят на пол, падают рядом с футболкой. Ангелок смотрит на меня, как на достопримечательность — скульптуру бога. Осторожно приподнимая одеяло, Малинова приглашает меня уснуть рядом с ней. Без особого желанию я опускаю тело на кровать, и девушка накрывает меня одеялом. Ее голова лежит на подушке рядом с моим плечом, и я чувствую ее дыхание кожей.

За свою жизнь я усвоил одно правило — не спать с женщинами в одной постели. Они привыкают к этому, закидывают конечности на тело, потно и жарко, до сумасшествия некомфортно. Но сегодня я готов пожертвовать своим удобством и возможностью подрочить, чтобы хоть немного снять напряжение. Член все еще колом стоит, болезненно трется о ткань трусов и пульсирует от неутоленного мучительного желания. Хер с ним, терпимо. Было бы невтерпеж, накинулся бы на невинную девушку и даже не пожалел, врываясь в девственное тело сильными толчками.

Утром проснулся слишком резко, вырванный из сна. И сегодня моя реальность оказалась куда приятнее. Малинова Виктория Юрьевна уже проснулась и щеголяет по комнате в прозрачном белье. С минуту наблюдаю за ней: сладко тянется, выгибая спину и наклоняется вперед, открывая вид на округлые ягодицы, так и просящиеся на грех. Испытываю желание подойти и хорошенько шлепнуть, надавить на нежную светлую кожу, чтобы осталась красная пятерня.

— Вы надо мной издеваетесь? — вскидываю бровь, а девочка вздрагивает и судорожно старается закрыть все тело руками.

— Простите! Простите, я… я… — мечется взглядом по углам в поисках чего-то, что поможет ей скрыть полуобнаженное тело.

— Не утруждайтесь, мне нравится, как вы выглядите.

Ее щеки вспыхивают огнем. Все еще стоит и старается закрыться, робко, невинно. Будто не она вчера отдалась моим жадным пальцам и стонала, раскрываясь для меня с новой, еще ей самой неизведанной, стороны.

Утренний стояк я ощущаю в тот момент, когда приподнимаю корпус на кровати. Перед пробежкой, принимая холодный душ, я обязательно удовлетворю себя, а пока мне ничего не остается, как одеться и молча уйти, оставив ангелочка наедине со своими мыслями. Уверен, ей есть, о чем подумать и что рассказать подружке из «Гвоздя».

Вика лишила меня возможности проснуться в ее объятиях, и за это я ей благодарен.

4.1

Первая песня: Вика

Птицу можно поймать. Но можно ли сделать так, чтобы клеткабыла ей приятнее вольного воздуха?

Готхольд Эфраим Лессинг

Я забралась под одеяло и закрылась с головой. Я в домике.

Теплом.

Уютном.

И никто не вытащит меня отсюда.

В памяти всплывают обрывки вчерашнего происшествия: напор идеального мужчины и мои томительные стоны. Герман показал мне мир наслаждения, порока, страсти, когда отключается сознание и проваливаешься в сон наяву.

Это даже не секс. И близко не стояло. Боюсь представить, что будет дальше с моим телом, когда опытные движения Амурского лишат меня девственности.

И если раньше я тряслась от одной мысли о близости с мужчиной, то теперь я безумно хотела испытать полный комплекс удовольствия. И самое удивительное, я хотела почувствовать все это именно с ним. Его губы. Его тело. Его член. Он, как мантра, как сокровенное и нерушимое.

Звонок телефона вырывает меня из взрослых мыслей и заставляет вновь выбраться из постели.

— Вика, хозяйка «Гвоздя» говорит, что если ты не явишься сегодня на смену, то тебя уволят, — сообщает мне Вера, даже не поздоровавшись.

— Ох, Вера, — я тяжело вздыхаю в трубку, заворачиваю тело в халат. Кажется, что ткань тоже помнит прикосновения Германа. — Я все еще у Амурского, но он…

— Хватит мне пиздить, Вика! Не знаю, что происходит в твоей голове, раз ты придумала такую сказку о миллиардере с обложки, но тебе явно стоит посетить психиатра. Ты больная! — Вера не искала слов помягче. Такая она во всем — резкая и импульсивная.

— Но я не вру, — шепчу в ответ неуверенно и слишком тихо, чтоб подруга это услышала.

— Если отец снова избил тебя, и ты стесняешься своих синяков и ссадин, то просто скажи об этом, ненужно изворачиваться и лгать.

Именно после этого болезненного словесного укола во мне вскипела гордость и дикое желание доказать ей, что я ничуть не солгала.

— Я приеду на смену, не переживай! — огрызаюсь на дерзкие насмешки подружки и сбрасываю звонок. Нужно найти Германа и добиться сегодняшнего моего отъезда в «Гвоздь». Я должна доказать Вере, что не вру, и даже не приукрашиваю.