Справедливость: решая, как поступить, ты определяешь свой путь

Север, юг, запад, восток: четыре добродетели – своеобразный компас. Они ведут нас. Они показывают нам, где мы и в чем истина.

Аристотель описывал добродетель как своеобразное ремесло – то, чем следует овладевать так же, как любой профессией или умением. «Ибо если нечто следует делать, пройдя обучение, то учимся мы, делая это; например, строя дома, становятся зодчими, а играя на кифаре – кифаристами. Именно так, совершая правые поступки, мы делаемся правосудными, поступая благоразумно – благоразумными, действуя мужественно – мужественными» [6] .

6

Аристотель «Никомахова этика», книга вторая. Перевод Н. Брагинской.

Добродетель – это то, что мы делаем.

То, что мы выбираем.

Да, Геракл оказался на распутье, но это не уникальное событие. Это ежедневный вызов, и мы сталкиваемся с ним регулярно, раз за разом. Будем ли мы эгоистичными или бескорыстными? Храбрыми или боязливыми? Будем взращивать хорошие привычки или дурные? Мужество или трусость? Блаженство невежества или вызов, который бросает новая идея?

Оставаться прежними… или расти?

Путь легкий или путь правильный?

Введение

Справедливость, в которой величайший блеск доблести и на основании которой честные мужи и получают свое название.

Цицерон [7]

Самое явное свидетельство того, что справедливость – важнейшая из всех добродетелей, – то, что происходит, когда ее нет. Наличие несправедливости мгновенно делает бесполезным (или того хуже) любой акт добродетелей – мужества, дисциплины, мудрости, – любое умение, любое достижение.

7

Цицерон «Об обязанностях», книга I. Перевод В. О. Горенштейна.

Мужество при стремлении к злу? Гениальный человек без морали? Самодисциплина, доведенная до идеального эгоизма? Если бы все всегда поступали по справедливости, нам не требовалось бы столь много мужества. Хотя осмотрительность умеряет храбрость, а удовольствие помогает нам с чрезмерным самоконтролем, древние отметили бы, что не существует добродетели, которая компенсировала бы справедливость.

Она просто есть.

В этом суть.

Каждой добродетели. Каждого поступка. Самой нашей жизни.

Ничто не правильно, если мы не делаем то, что правильно.

Наверное, о нашем сегодняшнем мире красноречиво говорит тот факт, что люди, услышав слово «справедливость», в первую очередь думают не о порядочности или обязанностях, а о правовой системе. Они думают о юристах. Они думают о политике. Нас гораздо больше заботит не то, что правильно, а то, что легитимно, мы гораздо активнее боремся за «свои права». Возможно, называть это обвинением современных ценностей уже перебор, но трудно относиться к этому как-то иначе.

«Законность означает гораздо больше, чем то, что происходит в судах, – напоминал слушателям Клайв Стейплз Льюис в своем знаменитом цикле лекций. – Это старое название всего того, что мы сейчас называем “справедливостью”; оно включает в себя честность, компромисс, правдивость, выполнение обещаний и все прочие стороны жизни» [8] .

Идеи очень простые, но вместе с тем весьма редкие.

Нам нужно понять, что справедливость – это не просто отношения между гражданином и государством. Забудьте о судопроизводстве; как ведете себя лично вы? Stare decisis? [9] Справедливость взирает нам в лицо. Поступаем ли мы в соответствии с ней? Не только в ответственные моменты, но и в мелочах: как мы обращаемся с незнакомым человеком, как ведем бизнес, насколько серьезно относимся к своим обязанностям, как выполняем свою работу, как влияем на окружающий мир.

8

К. С. Льюис «Просто христианство», книга III. Перевод Е. В. Поникарова.

9

Stare decisis (лат. «стоять на решенном») – правовой принцип, согласно которому суду следует придерживаться прецедентов, созданных предшествующими судебными решениями – высшего суда или его собственными.

Конечно, мы любим обсуждать справедливость. Что это такое? Перед кем мы обязаны ее соблюдать? С самого детства ничто так не воодушевляет людей, как спор о ней, о том, обманут кто-то или нет, о том, есть ли у нас право делать то или иное. Мы любим без конца разбирать гипотезы, готовы бесконечно спорить о хитрых исключениях из правил, о моральных последствиях, которые доказывают, что никто не совершенен.

Современная философия закручивает узлы из сложных дилемм, например так называемой проблемы вагонетки или вопроса о существовании свободы воли. Историки в спорах о правильности и неправильности политических, военных и бизнес-решений, которые сформировали наш мир, то упиваются двусмысленностями, то выдают радикальные черно-белые суждения о бесконечно сером.

Как будто эти моральные выборы ясны и просты – или как будто они встречаются один раз, а не присутствуют в жизни постоянно. Как будто вопросы задаем мы, а не жизнь.

Тем временем всего за утро каждый человек принимает десятки этических и моральных решений немалой важности, многим из которых мы не удосуживаемся уделить и десятой доли внимания. Мы размышляем о том, как поступить в какой-нибудь невероятной ситуации с высокими ставками, но в любой момент существует бесконечное количество возможностей столкнуться с этими идеями по-настоящему, в реальной жизни. Естественно, мы предпочитаем абстрактную справедливость, чтобы отвлечься от необходимости действовать по справедливости, пусть даже несовершенно.

Пока мы не прекратим спор, мы не можем перейти к действиям. Мы продолжаем спорить, чтобы не начинать действовать.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ КАК СПОСОБ ЖИЗНИ

Ранее в серии «Стоические добродетели» мы определили мужество как риск своей жизнью, а самодисциплину – как умение держать свою жизнь в узде. Продолжая этот ряд, мы можем определить справедливость как удержание строя [10] жизни или составление собственных правил, если пользоваться фразой великого генерала Джеймса Мэттиса [11] . То есть как границу между добром и злом, правильным и неправильным, этичным и неэтичным, честным и нечестным. Эти принципы подскажут все остальное:

10

Автор обыгрывает идиомы со словом line: put one’s ass on the line (рисковать, брать на себя удар), get in line (занимать очередь), hold the line (держать строй).

11

Генерал Джеймс Мэттис как-то сказал: «Установите собственные правила и придерживайтесь их. Они не должны стать ни для кого сюрпризом».

что вы сделаете,

что вы не сделаете,

что вы должны сделать,

как вы это сделаете,

для кого вы это делаете,

что вы готовы отдать за них.

Есть ли во всем этом определенная доля относительности? Приходится ли иногда идти на компромиссы? Да, разумеется, но все же на практике, в разные эпохи и в разных культурах, мы находим обнадеживающую вневременность и универсальность – удивительное единомыслие в вопросе, что такое правильно. Вы заметите, что герои этой книги – мужчины и женщины, военные и гражданские, обладающие властью и нет, президенты и обездоленные, общественные деятели и борцы с рабством, дипломаты и врачи, – несмотря на все различия, удивительно единодушны в вопросах совести и чести. Действительно, вкусы людей постоянно менялись на протяжении веков, однако кое-что неизменно: мы восхищаемся теми, кто держит свое слово. Ненавидим лжецов и обманщиков. Прославляем тех, кто жертвует собой ради общего блага, и не выносим тех, кто богатеет или становится знаменит за счет других.

Никто не восхищается эгоизмом. В конце концов, мы презираем зло, жадность и безразличие.

У психологов есть основания полагать, что даже младенцы способны улавливать и понимать эти идеи, – вот еще одно доказательство того, что «алкание и жажда правды» [12] заложены в нас с первых дней жизни.

«Правильные вещи» сложны… но в то же время довольно ясны.

Все философские и религиозные традиции – от Конфуция до христианства, от Платона до Гоббса и Канта – вращаются вокруг той или иной версии золотого правила нравственности. В I веке до нашей эры один нееврей попросил законоучителя Гиллеля научить его Торе быстро – пока он сумеет устоять на одной ноге. Гиллель сделал это, уложившись в полтора десятка слов: «Не делай другому то, что ненавистно тебе; в этом вся Тора, остальное – комментарии».

12

Отсылка к строке Библии «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Мф., 5:6.