Спящее золото. Книга 1: Сокровища Севера

В мире вообще очень много непонятного. Но Вигмар к двадцати пяти годам примирился со странностями земного, единственного известного ему мира и научился находить в нем немало прелестей. Разве это не замечательно: он изгнан с родины, лишен рода, любимая девушка возненавидела, он вынужден бродить в чужом племени, участвовать в чужих запутанных тяжбах, до которых ему столько же дела, сколько Тору до селедочного хвоста. Но вот – желтые листья сыплются прямо с голубого неба, стылый запах увядания бодрит, кровь бежит быстрее, и, несмотря на все, хочется жить – сам запах осени внушает веру в новую весну. Пока есть движение, есть и жизнь.

Поглядывая по сторонам, Вигмар старался привести свои мысли в согласие с окружающим покоем, но те, как своенравные кони, исподволь сворачивали туда, куда он не хотел их пускать. Вон желтый лист слетел с березы, красиво кружась, и упал на воду, как маленький кораблик… Теперь Бликэльвен понесет его вниз по течению, к далекому Золотому озеру. Между прочим, этот лист будет проплывать и мимо Оленьей Рощи. А Рагна-Гейда, быть может, будет сидеть на своем любимом пригорке и смотреть в воду – и увидит его… Но едва ли она при этом будет думать о Вигмаре с теми же чувствами, что он о ней: с той же мучительной нежностью и жгучей тоской, обличающей неумершую любовь, которая теперь тоже – вне закона… Только там, где она, и светит настоящее солнце. «В небе Суль напрасно скачет – свет лишь там, где Рандгрид гривен…» Еще не здорово, но уже легче. Томящее чувство любви можно зачаровать стихами так же, как и любое другое. Покачиваясь в седле и глядя на желтый ливень, Вигмар подбирал строчки, словно нанизывал свою тоску в связки и выбрасывал вон. А внутри оставалось только это: ясное голубое небо, золотистые переливы листвы, пронзительный, тонкий, томительный запах увядания. Это был покой, и Вигмар себя самого ощущал беспечальным листком, который река несет куда-то вдаль. От него ничего не зависело, и в этом обнаружилась новая, неожиданная для Вигмара отрада.

Глава 12

По дороге к Островному проливу Эрнольв много думал о своем последнем вечере в Аскефьорде. Утром, когда он во главе дружины выезжал из ворот усадьбы Пологий Холм, явилось чудное видение: сквозь рассветный туман, густой и белесый, мчалась через невидимую долину маленькая золотоволосая валькирия верхом на маленькой вороной лошадке. «Эрнольв, подожди! – кричала она. – Я догадалась! Я потом догадалась! Это он назвал то самое имя! Назвал того, кто тебе нужен! Это твой квиттинский побратим!» Эрнольв замахал рукой. Поняв, что услышана, валькирия придержала лошадь и тоже помахала ему на прощание.

– О ком это она? Кто кого назвал? – весь день приставала Ингирид, но Эрнольв только отмахивался. Уж кому он не собирался рассказывать о своей встрече с троллем из Дымной горы, так это своенравной девчонке. И чем больше он думал, тем яснее становилась правота Сольвейг. В самом деле – зачем бы бергбуру понадобилось называть совсем чужого человека, до которого обитателям Аскефьорда нет никакого дела? Старый хитрец знал, какой вопрос мучит Эрнольва: не имена будущих эйнхериев* хотел он услышать той жутковатой и таинственной ночью. Ему нужно было имя человека, о котором он постоянно думал. Конечно, когда не думал о Свангерде.

За этими размышлениями путь до Островного пролива показался Эрнольву совсем не долгим. Гораздо больше истомилась Ингирид: она твердила, что они едут уже целых полгода и приедут никак не раньше Середины Зимы; она осыпала упреками Эрнольва, который, по ее мнению, выбрал самую длинную дорогу, чуть ли не через дикие леса бьярров, а потом принялась проклинать ведьм и троллей, которые запутали и вовсе украли путь. В другое время ее жалобы и брань сильно досаждали бы миролюбивому Эрнольву, но сейчас ему было не до того. Да и мысль, что все это он слышит в последний раз, значительно поднимала ему настроение.

Вопреки предсказаниям Ингирид и к большому ее удивлению, они добрались до Островного пролива без каких-либо неприятностей в пути и поспели еще до начала тинга. Но в конунгову усадьбу уже набилось столько народу, что Эрнольв едва сумел протолкаться к высокому почетному сиденью Бьяртмара Миролюбивого, чтобы предъявить тому повзрослевшую дочь.

– Торбранд сын Тородда, конунг Фьялленланда и мой родич, а также мой отец Хравн сын Халльварда передают тебе пожелания здоровья, достатка и благополучия! – приветствовал он Бьяртмара конунга. – Торбранд конунг и мой отец рассудили, что твоя дочь йомфру Ингирид уже достаточно взрослая и больше не нуждается в заботах воспитателя.

Сама Ингирид с обычной своей самоуверенностью оглядывалась, обшаривала настырным взглядом все, что попадалось: от резных столбов у почетных сидений до лиц своих ближайших родичей, которых почти не знала. На отца бросила короткий взгляд и сразу отвернулась: Бьяртмар конунг не из тех людей, которыми хочется любоваться. Его вид мог бы разочаровать дочь, но он ведь был конунгом, и Эрнольв знал, что ради ожидаемых почестей Ингирид смирится и с худшим. А в гриднице, увешанной ткаными коврами и дорогим оружием, заполненной нарядными гостями, нашлось на что посмотреть и помимо хозяина. Ни следа смущения или робости не нашлось на свеженьком личике Ингирид, и она откровенно радовалась, что столько глаз приковано к ней: такой юной, длинноногой, нарядной.

– Вот уж это они рассудили неверно, хотя люди все на редкость умные! – захихикал Бьяртмар конунг, осматривая Ингирид с отстраненным любопытством, как будто и не считая за собственное порождение. – Как раз теперь ей и нужен строгий присмотр!

– Ты мудр, Бьяртмар конунг! – Эрнольв поклонился со счастливым чувством избавления. – Но за девушкой, годящейся в жены, должен присматривать ее отец, не так ли?

– Пожалуй, да. – Бьяртмар задумчиво кивнул, потер тонкими пальцами вялый подбородок, покрытый седым пухом, снова оживился. – А ведь если бы ты не назвал себя, Эрнольв сын Хравна, я едва ли узнал бы тебя! Ты так переменился…

Бьяртмар с лукавым сочувствием повел рукой, точно не находил слов. Краем глаза он посматривал, насколько сильно его слова заденут гостя. Но Эрнольв уже привык к подобным намекам.

– Теперь ты понимаешь, конунг, как сильно мне хотелось вернуться домой! – заявила Ингирид. – Там в Аскефьорде все такие!

Бьяртмар конунг захохотал, передергивая костлявыми плечами. Кое-кто вокруг засмеялся тоже. Эрнольву бросились в глаза лица двух давних знакомых: Ульвхедина ярла и Ульврун, старших детей Бьяртмара конунга. Лица эти выражали немного сочувствия ему и очень много беспокойства. «О светлая Фрейя! – легко читалось в глазах йомфру Ульврун. – Неужели эта маленькая троллиха теперь поселится у нас?» И тогда Эрнольв сам им посочувствовал.

Дружина Бальдвига Окольничего подъезжала к Островному проливу под вечер. Последняя часть пути пролегала по берегу моря, и часто глазам открывалось серо-голубоватое пространство владений великана Эгира. Дорога шла мимо вершин фьордов, вода то скрывалась за прибрежными горками, то снова показывалась, но море не давало забыть о себе ни на миг: до слуха долетал глуховатый далекий гул, ветер нес острый запах морской солоноватой свежести, особенно заметный для Вигмара, привыкшего жить в глубине полуострова и бывавшего у моря не чаще одного раза в год.

На берегах фьордов то и дело попадались земельные и промысловые знаки: высокие камни с выбитой руной Одаль – «наследство». Пониже нее виднелись несколько рун, обозначавших имя местного хельда. Вигмар оглядывался вокруг, посвистывая от удивления.

– Никогда в жизни не видел столько «наследств»! – делился он с Атли (зятем Старкада). – У вас что, нет ни одного свободного фьорда?

– Здесь, пожалуй, нет. Тут хорошая земля, богатые рыбой фьорды и тюленей много. И к конунгу, опять же, близко, – рассудительно отвечал Атли.