Спящие красавицы

— Так будто их кто-то перемещает.

Дженис пожала плечами.

— Возможно. Наверное. Что бы это ни было, Клара боится, что еще одна из ее девочек в любой момент может исчезнуть. А может быть, все трое. Я бы тоже переживала. — Она начала листать Книгу достойной жизни Эндрю Джонса. Каждая из страниц была заполнена раскрытием десяти вышеуказанных правил.

— Хочешь поговорить о Дереве? — Спросила Лила.

Дженис подумала, потом покачала головой.

— Может быть, завтра. Сегодня я просто хочу спать.

Лила, которая не была уверена, что сможет уснуть, взяла руку Дженис и сжала ее.

8

Нана спросила мать, может ли она переночевать с Молли в доме миссис Рэнсом, и Элейн дала разрешение, убедившись, что старушка не против.

— Конечно, — сказала миссис Рэнсом. — Молли и я любим Нану.

Это было хорошо для бывшей Элейн Джиари, которая была рада, что ее маленькая девочка сегодня не будет ночевать дома. Нана была ее дорогушей, ее драгоценностью — редкий пункт, по которому она на сто процентов была согласна с ее живущим отдельно мужем, и тот, который так долго удерживал их брак — но сегодня вечером Элейн должна была обтяпать одно важное дельце. Это было скорее для Наны, чем для нее. Для всех женщин Дулинга, если так можно сказать. Некоторые из них (например, Лила Норкросс), возможно, сейчас этого не понимают, но позже поймут.

Как бы там ни было, она решила через это пройти.

Гольф-кары на которых они ездили в лес, к тому странному дереву, были аккуратно припаркованы на участке позади того, что осталось от здания муниципалитета. Одна из хороших привычек, которые можно было наблюдать в женщинах, подумала она — одна из многих — состояла в том, что они, как правило, убирали вещи на свои места, после того, как пользовались ими. Мужчины были другими. Они оставляли свое имущество разбросанным, словно в авгиевых конюшнях. Сколько раз она говорила Фрэнку положить свою грязную одежду в корзину для белья — не достаточно ли было того, что она стирала её, гладила и раскладывала по местам, а? И сколько раз она снова и снова находила её в ванной, рядом с душем, или валяющуюся по полу в спальне? Он был озабочен споласкиванием стакана или мытьем посуды после позднего ночного перекуса? Как бы ни так! Как будто тарелки и бокалы становились невидимыми после того, как их использовали по предназначению. (Тот факт, что ее муж держал свой кабинет в порядке, так же, как и клетки для животных, делали такое бездумное поведение еще более раздражающим.)

Мелочи, можете вы сказать, да кто с этим спорит? Так и есть! Но на протяжении всех этих лет, эти мелочи становились домашней версией старой китайской казни, о которой она читала в книге от Времени жизни, [325] выуженной из коробки для пожертвований в Гудвилле. Называлась она Смерть от тысячи порезов. [326] А скверный характер Фрэнка делал все еще хуже, наносил еще более глубокие порезы. Ой, иногда были и подарки в виде легкого поцелуя в заднюю часть шеи, или ужина (при свечах!), но эти вещи были просто глазурью на несвежем и трудно пережёвываемом торте. Брачном Торте! Она не была готова сказать, что все мужчины были такими, но большинство были, потому что инстинкты шли в наборе. С пенисом. Дом мужчины был его замком, отсюда и поговорка, и в XY хромосому было глубоко втравлено верование, что каждый мужчина — король, а каждая женщина всего лишь его прислуга.

325

Time Life — дочерняя компания Direct Holdings Global LLC, которая известна продажей книг, музыки, видео / DVD и мультимедийных продуктов.

326

Линчи (буквально смерть от тысячи порезов) — особо мучительный спо-соб смертной казни путём отрезания от тела жертвы небольших фрагментов в те-чение длительного периода времени.

Ключи все еще находились в карах. Конечно, в Нашем месте иногда случались мелкие кражи, но настоящих ограблений не было. Это была одна из хороших вещей. Было много хороших вещей, но не у всех хватало ума ими довольствоваться. Взять хотя бы это нытье, которое тут и там раздавалось во время Собраний. Нана была на некоторых из них. Она не догадывалась, что Элейн знает, но Элейн знала. Хорошая мать всегда следит за своим ребенком, и знает, когда тот рискует заразиться дурными идеями от плохих товарищей.

Два дня назад она пригласила Молли в их дом, и две девочки замечательно провели время, сначала играя на улице (в классики и скакалки), затем внутри (украшение большого кукольного домика, который Элейн чувствовала себя вправе забрать из Дулингской товарной биржи), потом снова внутри, пока не зашло солнце. Они съели сытный ужин, после чего Молли прошагала два квартала к своему дому, в сумерках. Сама. А почему и нет? В этом мире не было хищников. И уж тем более, никаких педофилов.

Счастливый день. И вот почему Элейн была так удивлена (и немного напугана, почему бы это не признать), когда она остановилась у двери своей дочери по пути в спальню и услышала плач Наны.

Элейн выбрала гольф-кар, повернула ключ и нажала маленькую круглую педаль акселератора. Кар бесшумно покатился с участка и дальше, по Мэйн-стрит, мимо мертвых уличных фонарей и темных витрин. Через две мили от городской черты она добралась до аккуратного белого здания с двумя бесполезными газовыми фонарями спереди. Вывеска на его крыше гласила: Дулингский Пригородный Магазин. Владелец, Кабир Патель, конечно же, нас покинул, как и его трое хорошо воспитанных (на публике, по крайней мере) сыновей. Его жена гостила у родных в Индии, когда началась Аврора, и предположительно находилась в коконе где-то в Мумбаи, Лакнау или одном из похожих мест.

Мистер Патель продавал всего по чуть-чуть — это был единственный способ конкурировать с супермаркетом — но большей части его бакалеи сейчас уже не было. Сначала, конечно же, пропал ликер; женщины любили выпить, и кто же научил их этим наслаждаться? Другие женщины? Ну, уж вряд ли.

Не останавливаясь, чтобы рассмотреть витрину стоящего в полной темноте магазина, Элейн завела свой гольф-кар на задний двор. Здесь находилась длинная металлическая пристройка с вывеской на передней части: Пригородный Магазин Автозапчастей Приедь сюда первым и сэкономь! Мистер Патель держал все в полном порядке, стоит отдать ему должное. Отец Элейн занимался мелким ремонтом механической техники, чтобы немного увеличить свой основной доход, получаемый от работы сантехником — это было в Кларксбурге, — и сдвоенный гараж, в котором он этим занимался, был усеян отслужившими свое запчастями, лысыми покрышками, и некоторым количеством разобранных косилок и культиваторов. Мать Элейн постоянно жаловалась. Она просиживала все пятницы в салоне красоты, отвечая, таким образом, королю замка, но бардак от этого никуда не девался.

Элейн понадобилось приложить весь свой вес к одной из дверей, прежде чем она начала двигаться по своей забитой землей направляющей, но, в конце концов, у неё получилось отодвинуть дверь на четыре или пять футов, и этого было достаточно.

— В чем дело, дорогуша? — Спросила она плачущую дочь, в тот момент еще не зная, что существует проклятое дерево, и думая, что слезы ее ребенка — единственная проблема, с которой она может столкнуться, и искренне надеясь, что они закончатся так же быстро, как весенний дождик. — Болит животик после ужина?

— Нет, — сказала Нана, — и тебе не нужно называть живот животиком, мамочка. Мне уже не пять лет.

Этот раздраженный тон был чем-то новым, и он заставил Элейн внутренне сжаться, но, несмотря на это, она продолжала гладить волосы Наны.

— Тогда в чем же дело?

Губы Наны сжались, задрожали, а потом её прорвало.

— Я скучаю по папе! Я скучаю по Билли, он иногда держал меня за руку, когда мы шли в школу, и это было прекрасно, он был хорошим, но в основном я скучаю по папе! Я хочу, чтобы этот отпуск закончился! Я хочу вернуться домой!

Вместо того чтобы остановиться, как это делал весенний дождик, ее плач превратился в бурю. Когда Элейн попыталась погладить её щеку, Нана отбила руку и села на кровати, ее всклокоченные волосы статично разметались вокруг ее лица. В тот момент Элейн увидела в ней Фрэнка. Она видела его так ясно, что это было страшно.

— Разве ты не помнишь, как он на нас кричал? — Спросила Элейн. — И то, как он пробил стену! Это было ужасно, не так ли?

— Он кричал на тебя! — Прокричала Нана. — На тебя, потому что ты всегда хотела, чтобы он сделал что-то… то одно… то другое… неважно что, но он никогда не кричал на меня!