Спящие красавицы

Она потянулась за наплечной рацией, нажала прием и попыталась вызвать Линни. Она не услышала ничего, кроме устойчивого шума статических помех и не очень этому удивилась. Не удивилась она и тогда, когда красная змея толщиной больше одного из накачанных бицепсов Ван Лэмпли и, по крайней мере, три ярда [143] длинной, выползла из вертикального раскола в сером стволе удивительного дерева. Раскол был такой же большой, как дверной проем.

Змея подняла свою лопатообразную голову в ее сторону. Черные глаза смотрели на нее с холодным интересом. Язык испытал воздух, затем скрылся. Змея быстро скользнула вверх по стволу дерева и свернулась вокруг ветки в ряд аккуратных петель. Её голова начала раскачиваться словно маятник. Немигающие глаза все также рассматривали Лилу, теперь с головы до ног.

143

— 2,8 м.

Из-за дерева раздался низкий рык, и из тени вышел белый тигр, его глаза были ярко-зелеными. Где-то в поле зрения расхаживался павлин, тряся своей головой, распуская свой яркий хвост, издавая шум, похожий на один смешной вопрос, повторяющийся снова и снова: Хау? Хау? Хау? Хау? Мотыльки кружились вокруг него. Семья Лилы владела иллюстрированным Новым Заветом, и кружащие насекомые всегда заставляли ее думать о короне над Иисусом, младенцем, лежащим в яслях.

Красная змея сползла с ветки, опустилась на последние десять футов и приземлилась между павлином и тигром. Втроем, они пошли к Лиле, стоящей на краю поляны: рычащий тигр, ползущая змея, скачущий и гогочущий павлин.

Лила почувствовала глубокое облегчение: Да. Да. Это был сон — это определенно был сон. Должен был быть. Не только этот момент, и не только Аврора, но и все остальное, все, начиная с весеннего заседания Комитета по учебной программе Трехокружья, в аудитории Кофлинской старшей школы.

Она закрыла глаза.

3

Вступление в Комитет по учебной программе было задумкой Клинта (что было иронично; в конце концов, он сам себе вырыл яму). Это было еще в 2007 году. В Вестнике Трехокружья вышла статья об отце ученицы начальной школы в Кофлине, который был решительно настроен, изъять из школьной библиотеки книгу Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. [144] Он ссылался на то, что это «проклятая атеистическая брошюрка». Лила не могла поверить. Она обожала роман Джуди Блум, будучи тринадцатилетней, и тесно привязывала его к описанию, каково это быть девочкой-подростком, когда взрослые маячат перед вами, словно вы стоите перед каким-то странным и страшным новым городом, и требуют, чтобы вы прошли через ворота, хотите вы этого или нет.

144

роман американской писательницы Джуди Блум, написанный в 1970 году и относящийся к жанру литературы для подростков. Главная героиня книги, одиннадцатилетняя девочка Маргарет, растет в мульти-религиозной семье (мама-христианка, папа-еврей) и пытается определиться с собственной верой и религией. По ходу сюжета Маргарет то и дело обращается к Богу с молитвами и вопросами, которые всегда начинаются со слов: «Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет». Получив школьное задание провести независимое исследование в течение года, она выбирает тему веры. В процессе она узнает многое о себе самой и, в конце концов, понимает, что выбранная тема слишком сложна. Постепенно Маргарет оказывается в центре семейного конфликта, во многом замешанного на разных верованиях бабушек и дедушек со стороны мамы и папы. Она сердится на Бога за это и прекращает свои разговоры с Ним. В финальной сцене книги Маргарет все-таки «прощает» Бога и обращается к Нему с доверием и благодарностью.

— Мне очень нравится эта книга! — Сказала Лила, передавая газету Клинту. Она вытащила его из привычной мечтательной дремы, с которой он сидел за столом и глядел сквозь стеклянные двери во двор, слегка потирая пальцами левой руки костяшки правой. Клинт взглянул на статью.

— Прости, милая, очень жаль, но книгу нужно сжечь. Приказ прямо от Генерала Иисуса.

Он передал газету обратно.

— Мне не до шуток, Клинт. Причина того, что парень хочет изъять книгу, состоит в том, что прочесть её должны именно девушки.

— Согласен. И я знаю, что это не шутки. Так почему бы тебе не сделать с этим что-нибудь?

Лила любила его за это, за то, что он бросал ей вызов.

— Хорошо. Я это сделаю.

В газете была упомянута наспех сформированная группа родителей и заинтересованных граждан из Комитета по учебной программе. Лила вошла в него. И чтобы укрепить свою правоту, она сделала то, что всегда делает хороший полицейский: она пошла к своей общине за помощью. Лила сплотила всех единомышленников, о которых смогла вспомнить, чтобы выйти и поддержать книгу. Она была необычайно решительно настроена, чтобы организовать такую группу. Годы урегулирования жалоб на шум, охлаждение имущественных споров, отпуска любителей быстрой езды с предупреждениями, и, в целом, проявления себя как добросовестного и разумного представителя закона, сыграли большую роль.

— Кто все эти чертовы бабы? — Воскликнул отец, который все это затеял, в начале следующего собрания Комитета по учебной программе, потому что, все как один, они были женщинами, и их было гораздо больше, чем его сторонников. Маргарет была спасена. Джуди Блум прислала благодарственную записку.

Лила осталась в Комитете по учебной программе, но больше никогда не возникало споров по типу Маргарет. Члены Комитета читали новые книги, которые были добавлены в учебные планы библиотек вузов и средних школ по всему Трехокружью, и слушали лекции местных преподавателей английской словесности и библиотекарей. Это было больше похоже на книжный клуб, чем на политическую ассамблею. Лиле это нравилось. И, как и в большинстве книжных клубов, хотя там иногда и появлялись один или два мужчины, это оставалось главным образом делом людей с XX-хромосомами.

Как раз в прошлый понедельник и состоялась такая встреча. После неё, по дороге к своей машине, стоящей на автостоянке старшей школы, Лила остановилась переговорить с пожилой женщиной по имени Дороти Харпер, членом чего-то под названием Первый Четверговый Книжный Клуб, и одной из горожанок, которых Лила привлекла в первую очередь, чтобы помочь защитить Маргарет.

— Вы, должно быть, гордитесь своей племянницей Шейлой! — Заметила Дороти, опираясь на тросточку, на её плече громоздилась сумочка, достаточно большая, чтобы вместить ребенка. — Люди говорят, что она может попасть в первый школьный Дивизион на баскетбольную стипендию. Разве это не замечательно для нее? — После чего Дороти добавила, — конечно, я полагаю, что вы не слишком этому рады — я знаю, что она всего лишь девятиклассница. Но уж очень мало девушек попадают на первые полосы газет в пятнадцать лет.

С кончика языка Лилы едва не сорвалась фраза, что Дотти ошибается: у Клинта не было братьев и сестер, а у Лилы племянниц. Но Дороти Харпер была в том возрасте, когда имена часто путались. Она пожелала старушке хорошего дня и поехала домой.

Лила была полицейским, и ей платили за то, чтобы она была любопытной. Следующим утром, когда выдалась свободная минутка, и она сидела без дела за своим столом в офисе шерифа, она вспомнила о рассказе Дороти, и набрала Шейла Норкросс в Файрфокс. Спортивная статья с заголовком, КОФЛИНСКИЙ ФЕНОМЕН ВЫВОДИТ ТИГРОВ В ФИНАЛ ТУРНИРА, был лучшим результатом, пятнадцатилетняя Шейла Норкросс, как указывалось там, и была этим феноменом. В конце концов, Дороти Харпер была права насчет имени. Были ли другие Норкроссы в Трехокружье — кто знает? Она знала, что не было. В нижней части статьи было упоминание о гордящейся дочерью матери Шейлы, которая носила другую фамилию, Паркс. Шеннон Паркс.

В памяти Лилы скрипнула доска. Пару лет назад, когда Джаред впервые вышел на беговую дорожку, Клинт вскользь упомянул это имя — сказал, что друг по имени Шеннон Паркс был тем человеком, который убедил его выйти на беговую дорожку в том же возрасте. Учитывая контекст, Лила предполагала, что Шеннон Паркс был мужчиной, обремененным довольно стильным именем. Она это вспомнила, потому что ее муж редко когда что-то рассказывал о своем детстве и подростковых годах, кроме тех случаев, когда он впервые подъезжал к Лиле.

Он вырос в приемных семьях. Лила не знала многих деталей… но эй, кто с этим шутит? Она не знала никаких деталей. Она знала только, что это было тяжело. Когда возникал предмет для такого разговора, можно было почувствовать, как градус темперамента Клинта резко опускается. Если Лила когда-либо рассказывала, что возбудила дело, связанное с отстранением ребенка от родительской опеки и попечительством, Клинт затихал. Он утверждал, что это не доставляет ему неудобств. «Он просто задумался». Лила, остро осознававшая необходимость не быть полицейским в своем браке, прекращала рассказ.

Не то, чтобы это было легко, или что она никогда не чувствовал соблазна. Со всеми ее ресурсами в качестве полицейского, она могла бы получить доступ ко всем судебным документам. Но она сопротивлялась этому. Если вы любите человека, вы должны позволять им иметь свои тайные места? Комнаты, которые они не хотели посещать? Кроме того, она верила, что Клинт однажды расскажет ей, обо всем.

Но.

Шейла Норкросс.

Комнатой, которой он не хотел посещать, и куда, как Лила беспечно предполагала, он когда-нибудь ее пригласит, была женщина — не мужчина, а женщина — по имени Шеннон, и фотография девочки-подростка, чья хитрая улыбка подняла правый угол рта, напомнила ей не одного человека, которого Лила хорошо знала, а сразу двоих — мужа и сына.