Спящий пробуждается

Нашим «техническим советником» во всех этих хлопотах является Пьер, безработный автомеханик из Нейи, близ Парижа. Дельный парень. Но тогда почему он в Алжире?

— Честное слово, мне безразлично, где скитаться без работы, там или тут.

Если тут кому-нибудь что-то безразлично, он употребляет выражение «c’est kif-kif» из арабско-парижского жаргона. Пьеру все равно, будет ли он множить ряды безработных в Алжире или в Париже. Ему это «kif-kif».

На улицах появились фиолетовые и ядовито зеленые огни неоновых реклам ночных заведений «Болеро» и «Радуга». Это зрелище чисто европейское. И тут же, перед отелем «Алетти», на европейском бульваре вы встречаетесь с Востоком: над асфальтовым тротуаром возвышается пальма с широкой перистой кроной. Нет, это не декорация к фильму «Белые ночи Алжира». Это настоящая пальма, огороженная кованой мавританской решеткой. Под пальмой спит вечным сном какой-то мусульманский святой — марабу. Словно его совершенно не интересуют гудзоны, кадиллаки и шевроле, элегантно скользящие по асфальту бульвара.

В роскошных, сверкающих автомобилях развалились отнюдь не неудачники из предместий и порта. Это счастливцы, которых судьба вознесла на высшие ступени общественной лестницы. Те, у которых в сейфах лежат акции компаний Union des Mines Colomb B'echar, Cie Borgne, Mines d’Ouenza и т. п. Еще бы, ведь пора ехать ужинать, сыграть партию-другую в карты или кости с друзьями, либо отправиться в клуб на вечерний коктейль.

…Взгляните-ка только, — сплюнул автомеханик из Нейи, склонившийся над нашим радиатором. Он не слишком любит тех, кто ездит на вечерний коктейль, в то время как сам не уверен, будет ли сыт завтра. И через две-три секунды.

— Когда-нибудь мы с ними поговорим!

2. Среди песков

Алжир позади

На следующий день в 5.45 утра старенький рено промчался вдоль бульвара Бюго. По асфальту бульвара двумя рядами тянется цепочка автомобилей. При виде их охлаждающих вентилей у заднего колеса и шин сверхвысокого давления у нас от зависти перехватывает дыхание.

— Божек, а ведь отсюда весной 1947 года двинулись в путь к Ливии и Египту инженеры Ганзелка и Зикмунд.

— Послушай, дружище, мы двое, никому не известные, и вот без поддержки со стороны нашей национализированной промышленности идем по таким славным следам. Здорово, а? Теперь о маршруте. Направление на Таблат и Сиди Айса. До Бу Саады 250 километров. Будет хорошо, если мы доберемся туда к вечеру. Или, как здесь говорят, к вечерней молитве.

Пока нас еще освежают остатки утреннего холодка.

На счетчике нашего автомобиля А18114 скачет цифра за цифрой, как дрессированные обезьянки на манеже.

У Эль Арбы развилка дороги и табличка с надписью «Авиационная база 362 Буфарик». Нет, спасибо. Там нам делать нечего!

Алжирские склоны дышат плодородием. На них догорает жаркое алжирское лето. Мы направляемся снизу вверх, к вершинам. Снизу вверх ползет и ртуть нашего термометра.

Между Эль Арбой и Сакамоди ремонтируют дорогу. Крутой подъем: 200, 400, 740 метров. Колышущийся раскаленный воздух дрожит над радиатором. У нас в жилах словно расплавленный свинец — такими тяжелыми кажутся собственные руки. По виску медленно стекает капелька пота, за ней другая.

Кажется, что дорожные рабочие так жару не ощущают. Они загорелые и худые, как сушеная исландская треска. Непредвиденное препятствие: на одном участке укатывают проезжую часть. Сопение дизеля. Оно заглушается бренчанием буксирных цепей и ревом пневматического перфоратора. Камень и металл. И свою волю им навязывает человек.

^{Маршрут путешествия по Алжиру Милоша Главсы}

Раздражает запах гравийной пыли и дегтя. Явление такое же распространенное, как где-нибудь у нас в Чехословакии, к примеру на шоссе Прага — Бенешов, перед Сазавой…

Останавливаемся только «на одну сигарету», хотя мы и убежденные противники курения. Предлог для разговора. Рабочие меряют нас метром недоверия. Только услышав, что мы из Чехословакии, становятся приветливее.

— Tch'ecoslovaquie… Oui, Zatopek… [3]

Название нашей страны — это не такое слово, которое им ничего бы не говорило. Здесь работают по большей части алжирцы, но среди них немало французов и итальянцев.

— Сколько зарабатываете в неделю? — спрашиваем мы пожилого француза с птичьим лицом.

3

Чехословакия… Да, Затопек…

— Землекоп — 7500 алжирских франков в неделю. В месяц получается 30 000 алжирских франков, разумеется при полной занятости. Из этого платим за еду 13 500 франков. Работаем шесть часов. А там вон наша лавка.

Да, в пятнадцати метрах от дороги возвышается барак. Крыша из гофрированной жести. В другом бараке, стоящем метрах в тридцати от лавки, живут и спят сорок человек. При лавке процветает также важное «культурно-просветительное» учреждение, которое называют здесь «салоном радости». В этом публичном доме «работает» неопрятная мадам со своими девушками. Можете вы представить себе культурную жизнь в такой вот барачной колонии? Карты, дешевое вино, берберка и ее дочки. Хозяин, видно, «заботится» о полном удовлетворении потребностей своих рабочих. Недельная плата за питание 3375 франков и за посещение общественного салона 500 франков вычитаются авансом из заработка. Если же что-либо окажется в лавке разбитым «при обмене мнениями», попросту во время драки, вычет делается после.

«К счастью», здесь не существуют такие вычеты из заработной платы, как, например, на социальное или больничное страхование.

— Но у нас есть взаимопомощь, — объясняет нам человек с птичьим личиком. — Каждый, кто хочет иметь пособие на случай болезни или увечья, вносит деньги в страховой фонд. Три казначея выбираются всеми рабочими и контролируются профсоюзной организацией. Хозяин не имеет к этому никакого отношения.

— Извините, — не отстаем мы, — еще один вопрос. У вас интеллигентный вид и, по всей вероятности, вы образованный человек. Почему же вы ремонтируете шоссе в этой раскаленной печи? Разве это ваша первоначальная профессия?

— Ну где там, — неестественно хихикнул он. — Видите ли, одни находятся наверху, другие — внизу. Перед войной я имел в Тунисе, в Матеуре, недалеко от Бизерты, собственное торговое дело. Циновки, галва и так далее. Война все уничтожила. Потом я работал в фирме Brignaud et Brignaud — оптовая торговля сеном. Очень солидная, известная фирма. Там я был доверенным, у меня есть опыт в этой области. Но в один прекрасный день старику захотелось взять на работу новоиспеченного зятя. Меня выбросили на мостовую как мальчишку, а я слишком стар для того, чтобы начать сначала. Если бы иметь компаньона с деньгами… Но где там! C’est la vie, такова жизнь. Это должно было случиться, потому что так хотел шеф.

Обладатель птичьего личика по всем правилам представляется нам: мсье Лефевр. Мы прощаемся с человеком, который сменил кресло доверенного фирмы на мотыгу. Ведь так хотел шеф!

* * *

За окном автомобиля, будто в калейдоскопе, мелькает ленточка горной речушки Зеруа. Дома-кубики, словно выбелены солнцем. Бир Рабалю, Омаль, Сиди Аисса и Айн-ель-Хаджель. Последнее селение имеет особенно своеобразный арабский облик. Европейские домики французов-переселенцев остались где-то за Омалем. Здесь преобладают вылепленные из глины мазанки с плоскими крышами. Воинские части французских резервистов в форме цвета хаки поднимают густую пыль тяжелыми, окованными железом ботинками.