Спящий с Джейн Остин

Меж тем я согласен с Дики насчет костномозгового метода объяснения. Пусть даже я опускаю многое из того, что касается… скажем так: менее аппетитных аспектов моего так называемого преступления («Ухология Адамсона», благодаря которой мне обеспечено местечко в анналах законодательной и психиатрической терминологии), но мне кажется, вы не зря заплатили такую цену… Боже мой! Я имею в виду цену этой книги!

На самом-то деле Лола сказала кое-что еще в дополнение к своим словам обо мне как о самом чудесном из ее любовников (я лишь слегка переврал цитату, дабы внести ясность). Вытрясая сперму из своего ушка, она вдобавок к своему комплименту восхитилась моей почти дарвинской способностью адаптировать физическое тело к условиям окружающей среды. Простите, мистер Д., если ее слова покажутся упрощенческой инкапсуляцией вашей чудесной теории, но это говорила необразованная шотландская проститутка, а не профессор Оксфорда, так что будьте снисходительны.

Вот что сказала Лола: «Ничё так. Славно, что твой хер меньше мозгов».

Должен признаться, я покраснел как маков цвет, сперва… Извините, я хотел написать: «сперва я покраснел как маков цвет». Даже сейчас воспоминание об этом вызывает у меня легкое головокружение. Надеюсь, вам удалось в полной мере представить картину. Теперь, оборачиваясь назад, со спокойной и выгодной позиции взгляда в прошлое я могу простить моей милой маленькой шлюшке почти все. В конце концов, сказанное ею было просто профессиональным наблюдением; теперь-то я это понял, и даже не знаю, почему в тот раз моя кровь забурлила, словно кипящая сера. Хотя Лола Монтес и была, как я уже говорил, профессиональной танцовщицей, но интересовалась всеми аспектами избранной ею карьеры.

«Аспектами любви», как мог бы выразиться Э.-Л. Вебер, если б ему требовалось ослабить напряжение. Лола никоим образом не намеревалась унизить внешний вид моего физического органа, и если б она это сделала, то в конечном итоге дорого бы заплатила. Неоспоримая суть дела состояла в том, что Лола сделала мне комплимент — хотя это и выглядело совершенно иначе. Нет, Лола восхищалась моим истинным мужским достоинством, тем рабочим инструментом, который помещался у меня в голове (ха-ха!), а еще благодарила меня за дополнение к ее познаниям и опыту.

В конце концов, клиент — это мистер Всегда Прав, особенно если речь идет о мисс Шлюхе. В ином случае мне бы чертовски хотелось знать, почему она так сказала!!! (Черт, на миг мне показалось, что я почти преодолел воздействие этих проклятых успокоительных средств! Надеюсь, что сохраню ясность мысли, но лучше вести себя потише, пока шум не разбудил тюремщиков.) Так что давайте воспринимать слова Лолы в моей трактовке, договорились? Договорились, я полагаю. Иначе можете проваливать. А вы ведь не хотите сейчас покинуть свой уютный самолет, верно? На высоте в тридцать тысяч футов лично я бы не стал этого делать.

Я так до сих пор и не знаю, был ли бордель на Д-стрит типичным заведением своего рода, но клиенты проходили через него, так сказать, по прямой линии. Иными словами, люди входили в парадную дверь, освобождались от своей спермы и денег и покидали заведение через задний выход. Я думаю, это делалось для того, чтобы входящие довольные жизнью клиенты не сталкивались нос к носу с уходящими истощенными бедолагами, которыми вскорости сделаются сами. Ничто так не ухудшает настроение, как лицезрение истощенного человека, а мужчине, предвкушающему любовные утехи, никоим образом не рекомендуется напоминать, что через четверть часа он познает ту же муку — боль от мгновенной потери пятнадцати фунтов, — которая отражается на лице уходящего. Пятнадцать фунтов. Таковы были расценки.

Не буду утверждать, что заплатил за свое развлечение пятнадцать фунтов. К счастью, нет. Когда Лола спросила об оплате (эти услуги не всегда оплачивались вперед; вы живете в меркантильные времена, а в те дни еще можно было убедить проститутку поверить вам на слово), я спокойно, но твердо ответил, что пришел без бумажника. Затем я развил свою мысль и сказал, что мне понравились ее услужливость и уши, а потому я готов на ответную любезность. «Заплачу вдвойне», — пообещал я, но и это было еще не все. Я предложил Лоле порадовать меня снова, в менее убогой обстановке. Скажем, в отеле «Шератон». И тогда я снова внесу двойную оплату. После того как я разъяснил Лоле значение фразы «вносить оплату», она согласилась.

Беспутная Лола. Жадная Лола. Общедоступная Лола. Зря ты доверяешь чужакам, однажды это может закончиться твоей гибелью.

Скоро.

Глава тринадцатая, несчастливая кое для кого

В сборнике рассказов, который ныне, возможно, уже не найти на книжных полках, — «Закат английской преступности» — Джордж Оруэлл провозглашает, что доверять можно лишь тем автобиографиям, каковые содержат в себе те или иные нелицеприятные факты. В противном случае, говорит он, автор, скорее всего, лжет.

Я могу сказать, не кривя душой, что солгал вам лишь однажды, и это была мелкая, ерундовая деталь относительно моего рождения на театральных подмостках. И даже в тот раз у меня были самые что ни на есть благие намерения. Я пытался сделать в литературном смысле то, что медицинские сестры делают в буквальном, т. е. создать непринужденную атмосферу. Внушить доверие к себе. Дать вам почувствовать твердую руку.

Говоря серьезно (если мне будет дозволено стать серьезным хоть на одну минутку), я полагал крайне важным обрести возможность, скажем так, манипулировать вами. Исключительно для вашего собственного блага и ради сохранения бесценного времени, каковое есть очень нужный предмет — примите это как данность. Никто из нас не молодеет, особенно я.

Разумеется, теперь, когда вы уже уяснили для себя (я надеюсь и верю, что так оно и есть) масштабы моего интеллекта и степень порядочности (доходящей практически до стадии полной и абсолютной невинности), больше нет нужды для уверток и ухищрений. Мы можем отринуть притворство. Можем ослабить свои метафорические подпорки. Можем, наконец, скинуть маски.

Итак: ни до, ни после рождения я ни разу не бывал на театральных подмостках в старом «Пэлисе». И вообще нигде не был — в том числе и в Блэкпуле. Поняли? Отлично. С этим разобрались.

Автобиографии стоит доверять лишь тогда, когда она вскрывает что-то нелицеприятное… Из писанины Оруэлла следует, что столь серьезное преступление, как убийство, — «невыразимо порочное прерывание жизни», как он это поименовал, — является следствием сильных душевных потрясений. Боюсь, в моем случае это не так. Я планировал кончину каждой из моих девочек (по крайней мере, начиная со второй, поскольку первое убийство, как вы уже знаете, произошло в значительной степени под влиянием момента) с холодной расчетливостью и бессердечной скрупулезностью.

Впрочем, если вдуматься, «скрупулезность», возможно, не самое le mot juste [70] , и я расскажу вам почему — сразу после того, как заскочу в угол камеры, где расположен закуток для мальчиков. Лучше наружу, чем внутрь, — как мы, старые зэки, любим говорить.

Я всегда полагал, что любое заранее планируемое мероприятие (за исключением разве что Дня высадки [71] — да и то было довольно шатким) обречено на провал. Операции терпят неудачу, планы рушатся, система сбоит и разваливается. Если янки организуют вертолетные миссии для спасения заложников, кто-нибудь обязательно забывает прихватить патроны. Когда вы бомбардируете дворец Кадафи, он ночует в палатке. Средняя продолжительность жизни электрического чайника сжимается до годового срока. Вы не можете даже вытащить долбаный ломтик хлеба из тостера в тот же день, когда положили его туда, потому что он застревает там намертво! Так осталась ли у человечества хоть призрачная надежда?

70

Le mot juste — Точное слово (фр.).

71

День высадки — 6 июня 1944 года — открытие второго фронта во Второй мировой войне, когда войска союзников под командованием Д. Эйзенхауэра высадились на побережье Нормандии.