Спящий во тьме

Мисс Нина улыбнулась и изящно помахала в ответ.

– Чудесная стоит погодка, мисс Джекс, – радостно сообщил мистер Керл голосом, скрипящим, точно несмазанные дверные петли.

Мисс Нина, отлично видевшая, что хмурое серое небо проясняться и не думает, тем не менее сделала вид, будто целиком и полностью согласна с его оценкой.

– Замечательный денек, мистер Керл, – мило заметила она.

– Лицемерка! – прошептала сестра ей на ухо, прежде чем скрыться в доме.

– Право же, Мона… – возмутилась мисс Нина, но, поскольку к тому времени сестра уже исчезла из виду, на ее бессвязный протест внимания никто не обратил.

В доме царили шум и суматоха: домочадцы с распростертыми объятиями встречали сестер, вернувшихся из дальнего путешествия. Бросалось в глаза отсутствие хозяина дома, джентльмена старого закала; он все еще пребывал в Фишмуте, радея о делах избирательного округа, хотя домой ожидался не позже следующей недели. Поскольку отец отсутствовал, мисс Нина прямиком поднялась наверх и направилась в спальню. Мона поспешила ей вслед: ей было и любопытно, и забавно послушать, каким окажется следующий ход сестры в отношении мистера Банистера. Войдя в комнату, девушки обнаружили, что горничная Сюзанна уже взяла дело в свои руки и хлопотливо раскладывает дорожную одежду сестер по местам.

Мисс Нина уселась за туалетный столик и принялась совершенствовать свое отражение в зеркале. В процессе она доверительно сообщила двум своим спутницам, что получила от мистера Банистера самые что ни на есть обнадеживающие свидетельства его заинтересованности; она, дескать, готова поручиться, что мистер Банистер заметил ее к нему расположение и что с его стороны ответное чувство более чем вероятно, а то и, пожалуй, стопроцентно гарантировано.

– Итак, теперь ты строишь глазки ему, – проговорила мисс Мона, скрестив руки на груди. – Надеюсь, тебя не постигнет жестокое разочарование.

– Запомни хорошенько, Мона: в любви все средства хороши. Тут в ходу принцип «лови-хватай», сестреночка! Все это – азартная игра, не более того, и даме полагается в ней участвовать, если только она намерена преуспеть. Что до мистера Банистера, держу пари, не одна девушка закидывает удочку в его сторону. Так что, сама понимаешь, если я не поймаю его в сети, так поймает кто-нибудь еще. Ну, разве можно такое допустить? Надо ведь и о будущем подумать, верно, Мона? Хозяйка «Итон-Вейферз»!.. Ты же видела его бродширскую усадьбу: блеск, одно слово! Он баснословно богат, так что и отец возражать не будет. Если уж пробиваться в жизни… А ты видела, как мистер Банистер посмотрел на меня, прежде чем уехать?.. Кстати, глаза у него на редкость красивые…

– Да я уж видела, мой цыпленочек, – воскликнула Сюзанна, улыбаясь и кивая. – О-о-о! Бог ты мой! Многообещающе, что и говорить!

– Спасибо, плутовка. Вот так-то, Мона. Понимаешь?

– По-твоему, любовь – это игра, словно речь идет о партии в триктрак или пикет, – парировала сестра. – И тебя это устраивает? Это – твой идеал? Поведение мистера Банистера по отношению к тебе, как мне кажется, диктуется его врожденной учтивостью и хорошими манерами; точно так же он держался и с миссис Гриншилдз, да, кстати, и с профессором Гриншилдзом тоже, если на то пошло, – добавила она холодно.

– Возможно, именно так выглядит происходящее в твоих глазах, но не в моих. Вот, например, разве ты не заметила, что сегодня у профессора Гриншилдза он весь вечер просидел со мною рядом?

– Только потому, что ты поспешила занять кресло рядом с ним – даже меня оттеснила!

– Опять ты навоображала себе невесть что. Это один из недостатков твоего характера, Мона. Воображение, знаешь ли, иногда так мешает жить! А ведь хорошо известно, что неуемная фантазия – плод чрезмерного чтения! Мне продолжать? Ты всегда была слишком привержена к книгам, с самого детства!

– А мне порою кажется, что ты из детского возраста так и не вышла!

На это мисс Нина слегка обиделась, а Сюзанна – так и не слегка. Горничная тихонько буркнула: «Бог ты мой!» – и неодобрительно воззрилась на младшую сестру. Какое-то мгновение мисс Нина вроде бы размышляла над словами Моны, наматывая и навивая на палец каштановый локон; но миг сомнения тотчас же миновал, и красавица небрежно отмахнулась.

– Удивляюсь, Мона, как ты можешь так говорить; ты меня бесконечно огорчаешь. Впрочем, не хватит ли нам на сегодня препираться? Я очень, очень устала. До чего утомительно: носиться туда-сюда из города в провинцию и обратно, да еще через горы. Пойду прилягу; пусть глаза отдохнут.

Целиком и полностью согласившись с этим предложением, мисс Мона собиралась уйти к себе. Уже в дверях она столкнулась с прибавлением к их маленькой группке в лице угрюмого слуги с резко очерченными, припорошенными сединой щеками, чопорно поджатыми губами и сонными веками под несимметричными, густо разросшимися бровями.

– Что такое, Эпсом? – осведомилась мисс Нина, глядя в зеркало на отражение своего челядинца. – Что-то случилось?

– Да, что такое? – подхватила Мона, мгновенно насторожившись. Нежданное появление слуги вызвало в ней безотчетную тревогу, бог весть почему. Она вглядывалась в лицо слуги, пытаясь рассмотреть в суровых чертах хоть что-нибудь – тень, мимолетный проблеск, – способное рассеять ее страхи.

Слуга же не преминул донести информацию о том, что внизу дожидается некий индивидуум, мадам, человек, изъявивший самое горячее желание увидеться с мисс Ниной. Визитер дал понять, что у него послание для мисс Нины, мадам, каковое надлежит доставить лично в руки.

– А что это за человек, Эпсом, как бы вы его описали? Хорошо ли он одет? Красив ли? С таким можно показаться в свете? Он, часом, не дал вам визитки?

– Он… не то чтобы красавец, мадам. И хорошо одетым его со всей определенностью не назовешь… нет, никоим образом; настолько, что платье его, мадам, я бы, напротив, охарактеризовал как неопрятное. Визитер скорее сродни попрошайке, мадам, или неотесанной деревенщине, или, может даже бродяге, хотя и не вполне. Он кажется человеком образованным, хотя бы поверхностно, при том, что он не произнес ни слова и всем своим видом смахивает на душевнобольного. Нет, визитки он не дал, мадам, зато при нем была краткая записка, начертанная его собственной рукой, в которой и излагается цель посещения. Желает ли мадам лично переговорить с индивидуумом, или мне отослать его прочь?

– Мадам не желает! – воскликнула Мона с внезапным жаром. И порывисто добавила, обращаясь к сестре: – Нина, здесь что-то не так, я чувствую. Тебе не следует видеться с этим человеком. Не делай этого, умоляю.

– Я буду рядом с вами, мадам, – заверил героический Эпсом, чуть дернув бровью, – на случай, если джентльмен неуравновешен.

Мисс Нина задумалась, прикидывая, как ей лучше поступить, внимательно изучила себя в зеркале, состроила гримаску, а затем встала и направилась к двери, не обращая внимания на протесты сестры.

– Нет-нет, Мона, я должна с ним повидаться. А вдруг это знакомый мистера Банистера. Там, в провинции, народ, знаешь ли, довольно неотесанный. Да-да, возможно, это и впрямь кто-нибудь из бродширских друзей мистера Банистера пытается отыскать его в городе. Что за удача для меня! Мне ведь еще предстоит привыкать к провинциалам и их повадкам!

Не веря своим ушам, Мона уставилась на сестру с открытым ртом. Мисс Нина устремилась мимо нее в коридор, самоуверенно улыбаясь, сошла по лестнице и вступила в вестибюль, выложенный черно-белым ромбоидальным кафелем. Там, заложив руки за спину и вцепившись в шляпу, улыбался и таращил глаза молодой человек в старом коричневом пальто, темном жилете, штанах до колен и гетрах. Но более всего в госте изумляла его необыкновенно густая шевелюра: жесткие волосы торчали во все стороны, точно лучи солнца, пробившиеся сквозь пелену туч. Из-за правого уха выглядывало что-то вроде пера. Это был – впрочем, я мог бы и не уточнять – не кто иной, как мистер Ричард Скрибблер; выглядел он чуть более ошарашенно чем обычно, ибо еще не вполне пришел в себя от кошмарного сна, пригрезившегося несколькими часами раньше.